Читать интересную книгу Римский период, или Охота на вампира - Эдуард Тополь

– Элен, не волнуйся. Это не так сложно, как ты думаешь…

Час назад они сидели в гостиничном буфете на шестом этаже и ждали, когда толстуха буфетчица поджарит Винсенту омлет с сосисками, сыром и помидором. Никогда в жизни никому из проживающих в гостинице, даже кинозвездам вроде Баниониса, тут ничего не жарят. Кефир (с сахаром или без), яйца, варенные вкрутую, до синевы, сухие бутерброды с сервелатом и сыром, чай и сухие, как песок, миндальные пирожные – вот практически и весь ассортимент этажного буфета. Сколько раз, работая тут с другими иностранцами, Елена пыталась заказать для них что-нибудь иное – яичницу, горячие сосиски или хотя бы теплое яйцо всмятку. Никогда! Зато обсчитывать иностранцев вдвое и втрое – это тут было нормой, это как пить дать. Однако стоило Винсенту посмотреть этой буфетчице в ее наглые глаза и весело, пылко, с напором и улыбкой сказать на ломаном русском: «Красависа! Белла миа! Пер фаворе! Яйтса на сковоротка, сыр на сковоротка, салсисчэ тоше на сковоротка. Омэлэт, пер фаворе!», как эта 130-килограммовая корова вдруг кокетливо вильнула своей могучей задницей, извлекла из-под прилавка и электроплитку, и сковородку и уже по своей инициативе украсила омлет замечательным помидором из своего «НЗ».

«Так, может, он и меня гипнотизирует? – думала Елена, глядя на Винсента. – Впрочем, так пусть гипнотизирует, – мысленно усмехнулась она, – так я согласна». Но там, в буфете – как она могла так быстро согласиться?

– А что я должна делать с этим маньяком?

– Ничего особенного. Он будет рассказывать тебе свою жизнь, а я буду сидеть за стеной и слушать, я уже почти все понимаю по-русски. А у тебя будут наушники, ты будешь слушать меня и переводить ему мои команды.

– А почему ты сам не можешь давать свои команды?

– Потому что команды нужно отдавать совершенно правильными фразами.

– Но я не могу остаться с ним тет-а-тет! Это маньяк! Убийца!

– Ничего страшного. Я буду за стеной, охранники будут за стеной… – Винсент принюхался к запахам из-за буфетной стойки, повернулся к буфетчице и энергично взмахнул пальцами, взятыми в щепоть. – Белла донна! Брависсимо! Одоре бенне!

Буфетчица покраснела от удовольствия и спросила, нужно ли посыпать омлет перцем и сделать ли Винсенту хлебные тостики.

– Си, синьора! Аморе миа!

Так вот в чем его секрет, мысленно усмехнулась Елена. Никогда в жизни никакой Банионис не сыграет, конечно, такую пылкую любовь к буфетчице за омлет из двух яиц.

– Но почему? – спросила Елена, когда Винсент снова повернулся к ней. – Почему во время работы с этим маньяком ты не можешь сидеть рядом со мной? Ты его сам боишься!

Винсент усмехнулся и снова обратился к буфетчице, которая принесла к их столику омлет, тостики и чай:

– Спасипо, анжело! Милле грацие! E tanto bеno! Это очень бьене! Я тепя лублю! Sei piu bella d’un angelo! Ты моя анжело! – И повернулся к Елене, сказал по-итальянски: – Потому, что в кабинете должно быть только два человека: объект и психиатр. И потому, что этот монстр должен привыкнуть только к одному человеку – к тебе.

23

– Господь наслал на них, Египтян, девять казней, одну за другой, но они все не отступали и не отпускали нас из Египта. И тогда опять пришел Моисей к фараону и сказал: так сказал Господь: около полуночи пройду Я посреди Египта. И умрет всякий первенец в земле Египетской, от первенца фараона, который сидеть должен на престоле его, до первенца рабыни, которая за жерновами, и все первородное от скота. И будет вопль великий во всей земле Египетской…

Карен ворвался в мой номер, словно пушечное ядро:

– Все! Они уже в Гамбурге!

– Кто в Гамбурге?

– Ну, московский оркестр! С моей виолончелью! Ты забыл?

– Откуда ты знаешь, что они в Гамбурге?

– Я звонил в Москву! Жена Кости сказала, что сегодня у них последний концерт, и дала мне телефон его отеля. Быстрей! Сколько у тебя денег?

– Триста шиллингов.

– Всего? Блин, куда ты тратишь деньги?!

– На женщин…

– Хорошо, одолжи мне триста! До завтра!

– Я не могу, я должен звонить сестре в Израиль.

– Ну до завтра же! Клянусь! Прошу тебя!

Я нехотя отдал ему деньги:

– Зачем тебе?

– На билет! – сказал он лихорадочно. – Значит, так: я сейчас уезжаю в Зальцбург, повезу Францу свою «кастрюлю». А ты будешь вечером сидеть внизу, в холле, и ждать звонка Кости из Гамбурга. С девяти вечера – ты понял?

– Карен, у меня свидание…

– Какое еще свидание? Ты с ума сошел? Моя виолончель стоит сорок тысяч рублей! Это семьдесят тысяч долларов! Ты понимаешь это?

(9 августа 2001 г.

Телефонный звонок прерывает мою работу, я беру трубку и слышу голос сестры:

– Алло, это ты?

– Я. Здравствуй. Что случилось?

– Ничего не случилось. Полтора месяца назад я морем послала посылку, подарок твоему сыну на день рождения. Вы получили?

– Нет еще… Морем – это всегда долго. Ты бываешь в Иерусалиме?

– Конечно, бываю. Я хочу снять там квартиру.

– Но ты видела, что там произошло вчера?

– А то ж! Конечно, видела!

– И все равно хочешь туда переселиться?

– А где у нас не взрывают? Так я живу тут двадцать два года! Разве я не видела такие взрывы своими глазами? Разве я не бежала в Тель-Авиве с рынка, когда там был взрыв? И разве я не бежала как сумасшедшая за автобусом, который горел? Дочка пошла в школу, а через минуту взорвался автобус, которым она всегда ездила в школу, и я бежала как сумасшедшая, и этот автобус горел на моих глазах, и я думала, что она там. А потом оказалось, что на этот автобус она опоздала, она ехала следующим…

Минуту спустя я кладу трубку. Вчера палестинский камикадзе взорвал в Иерусалиме многолюдную пиццерию, там погибли и были ранены почти две сотни человек, и моя сестра запросто могла быть среди них. Я откладываю свой лэптоп и принимаюсь ходить по комнате. Блин, какая тут может быть работа?!

А самое главное – узнав об этом «удачном» взрыве, вся Палестина высыпала на улицы, они стали танцевать и петь от радости. Нет, этим палестинцам просто повезло, что я не Шарон! Потому что, будь я Шароном, я бы в тот же момент приказал долбануть ракетами по всем этим танцующим и поющим!..

Н-да, я положительно не смогу сегодня работать, ну ее на фиг, эту главу про Карена и его виолончель…)

24

– Начинаем расслабление с большого пальца на левой ноге. Палец расслабляется… расслабляется… все больше и больше расслабляется палец… Следующий палец расслабляется…

Как ни странно, она довольно легко освоилась с новой ролью. Может быть, потому, что ее бархатный низкий голос радиодивы действовал на пациента буквально магически.

– Все тело расслабляется и наполняется теплом и покоем… Расслабляются глаза… лоб… язык… Все расслабляется, и вы засыпаете… Вы засыпаете покойным приятным сном, и ничто вас не беспокоит…

И он действительно засыпал – она видела это по его глубокому ровному дыханию.

В кабинете, отведенном им для работы в административном корпусе, было, по требованию Винсента, тепло и уютно. Зарешеченное и заиндевелое снаружи окно было задрапировано, а второе, в соседнюю комнату, окно, за которым дежурили Винсент, профессор Данилов и два охранника, было закрыто зеркалом, прозрачным с той стороны, и вообще в комнате ничто не напоминало больничную обстановку. Здесь, в центре, стояло большое кожаное кресло на манер кресел в первом классе авиасалона – с далеко откидывающейся спинкой, с подушечкой-подголовником и выдвигающейся опорой для ног. На этом кресле лежал Федор Богул, 28-летний ВМС – смертник, убийца, каннибал и вампир, привезенный из Белозерска. Елена медленно, в такт негромкой сублимирующей музыке ходила вокруг него, ее голос был мягок, тих, он обволакивал и внушал:

– Несмотря на то что вы спите, вы можете говорить и отвечать на вопросы. Рядом с вами близкий вам человек, с которым вы можете быть предельно откровенным. Итак, вы спите, вы спите глубоко, спокойно и приятно. Но вы меня слышите… Слышите, верно?

– Да, я вас слышу… – ответил Богул, не открывая глаз.

– Очень хорошо. Ваш сон углубляется, все клетки головного мозга погружаются в сон, ничто не возбуждает гипоталамус… – Теперь Елена уже синхронно переводила слова и команды Винсента, которые звучали в маленьком наушнике, вставленном в ее правое ухо. – Сейчас мы совершим небольшое путешествие в ваше прошлое… Итак, прошлое находится слева от вас, а будущее справа. И мы медленно уходим влево, мы погружаемся в это прошлое все дальше и дальше… Мы уплываем в прошлое… Мы уходим в него все глубже, и вместе с этим погружением отключаются все критические точки мышления, все формы активного сознания… А вот и начало, да, вот оно – год 1950-й, февраль, вы только что родились – 9 февраля… Что вы чувствуете? Расскажите, что вы чувствовали, когда родились?