— Да, именно так это действует на людей, — улыбнулась Грета.
— Это прекрасно.
— Ты хотел сказать «прекрасно» или «ужасно»?
Я вдруг понял, что не знаю, какой из ответов выбрать.
— Это настолько огромно… — пробормотал я через какое-то время.
— Само собой, все это ненастоящее, — пояснила Грета. Она приблизилась, и теперь ее голос звучал тише. — Купол сделан из «умного» стекла. Оно повышает яркость звезд, чтобы человеческий глаз смог увидеть разницу между ними. Сами же цвета реальны. Все остальное, что ты видишь, тоже показано весьма точно, если не считать того, что определенные участки спектра смещены в видимый диапазон, а масштаб некоторых структур изменен. — Она стала показывать знакомые объекты. — Это край большого темного облака в созвездии Тельца, из-за него выглядывают Плеяды. Это волокнистая структура Локального Пузыря. Видишь открытое скопление?
Она подождала, пока я отвечу.
— Да.
— Это Гиады. Вон там Бетельгейзе и Беллатрикс.
— Я впечатлен.
— На то и рассчитано. Такое зрелище стоит кучу денег. — Она немного отодвинулась, и на ее лицо вновь упали тени. — Ты себя хорошо чувствуешь, Том? Похоже, что-то не дает тебе покоя.
Я вздохнул:
— Просто услышал очередной прогноз от твоего приятеля Кол-динга. Этого вполне достаточно.
— Жаль!
— Есть и еще кое-что. Это гложет меня с той минуты, когда я выбрался из капсулы.
Подошел манекен. Я предоставил Грете заказать что-нибудь для меня.
— Можешь со мной поделиться, — сказала она, когда манекен удалился.
— Это нелегко.
— Значит, что-то личное? Катерина? — Она помолчала. — Извини. Мне не следовало вмешиваться.
— Нет, не Катерина. Во всяком случае, не совсем. — Но уже договаривая эти слова я знал, что в каком-то смысле речь пойдет о Катерине и о том, сколько пройдет времени, пока мы увидимся вновь.
— Продолжай, Том.
— Прозвучит это глупо, но… Но я до сих пор гадаю, все ли здесь со мной откровенны. И не только Колдинг. Ты тоже. Когда я выбрался из капсулы, то чувствовал себя точно так же, как и в тот раз, когда слетал к Разлому. Пожалуй, даже хуже. И не мог отделаться от ощущения, что пролежал в капсуле долго. Очень долго.
— Иногда такое случается.
— Я знаю разницу, Грета. Можешь мне поверить.
— Так что ты этим хочешь сказать?
Проблема состояла в том, что я не был уверен в своих выводах. Одно дело — испытывать смутное подозрение по поводу того, сколько я пробыл в капсуле. И совсем другое — обвинить мою хозяйку во лжи. Особенно когда она настолько гостеприимна.
— У тебя есть хоть какая-то причина лгать мне?
— Прекрати, Том. Ты сам-то понимаешь, о чем спросил?
Едва я поделился своим подозрением, как и мне оно показалось абсурдным и оскорбительным. Очень захотелось повернуть время вспять и начать разговор сначала, избежав этой оплошности.
— Прости. Глупость ляпнул. Просто свали это на сбитые биоритмы или найди еще какую причину.
Она подалась вперед и взяла меня за руку, как уже делала утром. Только сейчас она ее не выпускала.
— Ты правда чувствуешь себя не в своей тарелке?
— Увертки Колдинга мне не помогают, уж это точно. — Официант принес вино и поставил его на столик. Бутылка звякнула от прикосновения его изящных стеклянных пальцев. Он наполнил два бокала, я глотнул из своего. — Может, если бы рядом был кто-нибудь из моей команды, и мы смогли бы вместе все обсудить, мне стало бы легче. Да, ты сказала, что не стоит будить Сюзи и Рэя, но это было до того, как однодневная задержка превратилась в неделю.
Грета пожала плечами:
— Если хочешь их разбудить, никто тебе мешать не станет. Но не думай сейчас о делах. Давай не будем портить замечательный вечер.
Я взглянул на небо. Оно стало ярче, обретя безумную мерцающую насыщенность, достойную кисти Ван Гога.
Даже взгляд на звездный купол опьянял и наполнял восторгом.
— Да что может его испортить? — спросил я.
* * *
Кончилось все тем, что я перебрал лишнего и переспал с Гретой. По поводу Греты судить не берусь. Что тут сыграло главную роль — вино или охлаждение ее отношений с Марселем? Во всяком случае, обольстительницей стала она, ведь именно ее замужество не удалось. Я всего лишь беспомощная жертва. Да, я поддался соблазну, но в этом нет моей вины. Я был один, вдали от дома, эмоционально уязвим, а она этим воспользовалась. Размягчила меня романтическим ужином, а сама уже взвела капкан.
Хотя, если честно, все это лишь жалкое самооправдание. Если мой брак действительно настолько крепкий, то почему я не упомянул Грету в сообщении домой? Пощадил чувства жены? Да нет, теперь-то я отчетливо понимал, что умолчал о Грете по совершенно иной причине. Уже тогда я знал, что мы наверняка окажемся в одной постели.
Проблема заключалась лишь в том, что у Греты на уме было совсем иное.
* * *
— Том, — сказала Грета, пробуждая меня легким толчком. Она лежала рядом обнаженная, опираясь на локоть. Бедра были прикрыты мятыми простынями. Свет в комнате превратил ее тело в абстрактную фигуру из молочно-голубых изгибов и темно-фиолетовых теней. Проведя черным ногтем по моей груди, она сказала: — Тебе надо кое-что знать.
— Что?
— Я солгала. Колдинг солгал. Мы все солгали.
Я был еще слишком сонный, и ее слова меня лишь слегка встревожили. Я смог лишь повторить:
— Что?
— Ты не на станции Саумлаки. И не в секторе Шедар. Тут я начал просыпаться окончательно.
— Повтори.
— Маршрутная ошибка оказалась гораздо более серьезной, чем мы тебе сказали. Она перенесла вас далеко за пределы Локального Пузыря.
Я стал искать в душе гнев, хотя бы негодование, но испытал лишь головокружительное ощущение падения в бездну.
— Насколько далеко?
— Гораздо дальше, чем ты считаешь возможным. Следующий вопрос был очевиден:
— За пределы Разлома?
— Да, — подтвердила она. — За пределы Разлома Орла. И очень далеко.
— Мне нужно знать все, Грета. Она встала, потянулась к халату:
— Тогда одевайся. Я покажу.
* * *
Все еще ошеломленный, я побрел следом за Гретой.
Она снова привела меня в купол. Тут было темно, как и накануне вечером, лишь маячками светились лампы на столах. Я предположил, что освещение на станции Саумлаки (или как ее там?) подчиняется лишь прихоти своих обитателей и вовсе не обязано соответствовать какому угодно циклу «день-ночь». Но все же не очень-то приятно обнаружить, что им управляют настолько произвольно. И если Грете позволено выключать освещение, когда ей вздумается, неужели никто не станет возражать?
Но возражать здесь было попросту некому. Компанию нам составлял лишь стеклянный манекен, стоявший наготове с салфеткой, переброшенной через согнутую руку.
Мы сели за столик.
— Хочешь выпить, Том?
— Спасибо, нет. Я сейчас не в настроении. И на то есть кое-какие причины.
Она коснулась моего запястья:
— Моя ложь — во спасение. Я не могла открыть тебе правду, всю и сразу.
Я отдернул руку:
— Разве не мне об этом судить?.. Так в чем заключается твоя правда?
— Она тебе не понравится, Том.
— Ты говори, а я уж сам как-нибудь разберусь.
Я не заметил ее движения, но внезапно купол снова наполнился звездами, совсем как накануне вечером.
Картина дрогнула и устремилась наружу. Белым снегопадом хлынул поток звезд. Разноцветными клочьями проносились мимо призрачные туманности. Ощущение движения оказалось настолько реальным, что я ухватился за стол, борясь с головокружением.
— Спокойно, Том, — прошептала Грета.
Звездный поток отклонился, сжался. Надвинулась и скрылась позади сплошная стена межзвездного газа. Теперь у меня возникло ощущение, что мы оказались за пределами чего-то, пронзив границу замкнутой сферы, обозначенную лишь расплывчатыми арками и сгустками газа в тех местах, где его плотность резко возрастала.
Конечно. Это же очевидно. Мы пересекли границу Локального Пузыря.
И продолжали удаляться. Я смотрел, как уменьшается сам Пузырь, становясь лишь одной из ячеек «вспененного» галактического рукава. Вместо отдельных звезд я теперь видел лишь светящиеся пятна и точки — скопления сотен тысяч звезд. Это напоминало взлет над лесом: поляны еще видны, но отдельные деревья сливаются в аморфную массу.
А мы все удалялись. Затем расширение замедлилось и вскоре прекратилось. Я еще различал Локальный Пузырь, но только потому, что все это время не отрывал от него взгляда. Если бы не это, то я никак не смог бы выделить его среди десятков соседних пустот.
— Неужели мы настолько далеко? — спросил я. Грета покачала головой:
— Позволь мне кое-что показать.
Я опять не заметил, что она сделала, но Пузырь внезапно наполнился путаницей красных линий, словно нарисованных рукой ребенка.