Читать интересную книгу Любовь Муры - Николай Байтов

Вчера отправила тебе письмо «с сумасшедшинкой», понимаешь это выражение? Была в состоянии, кот. давно уж не посещали меня. Знаешь, об этом лекторе думаю ещё до сих пор и чувствую себя совсем несчастной. Понравился человек! Какая же досада, что такая степень вдруг появившейся симпатии не обрушилась на кого-ниб., с кем я встречаюсь. Вот хотя бы на этого Стефана, о кот. я тебе упоминала в Киеве. Обо всём этом сообщаю с такой обстоятельностью, потому что много занята всем этим. Очевидно, сказывается голод по мужчине-другу. Опять повторяю, если б можно было диктовать своим влечениям, где им проявляться. Странный я человек, меня тянет к тому, что почти недостижимо, и в этом моё несчастье…

Да, родная, меня многие отговаривают от изучения именно фр. языка, указывая на его малую возможность использования. Если ты имеешь иные доводы, то подкрепи меня ещё раз ими. Правда, не знаю, как урвать время для изучения его, но я уж не могу сидеть без дела «для себя».

Выгляжу я прегадко, ненавижу себя такой, хотя недавно этот же самый Стефан сказал, что я похудевшей ещё больше ему нравлюсь, но ведь он не совсем нормальный человек…

Моя радость, когда теперь я увижу тебя?.. Несмотря на все неприятности, о твоём пребывании в Киеве думаю всегда с удовольствием, и как быстро мчались тогда дни! Нам со всех сторон мешали, но всё же взаимное понимание и излучавшаяся обоюдная нежность так скрашивали время!..

Уже второй час ночи, а Идуся ещё не заснула, только что садилась на горшок и снова безрезультатно. Мне кажется, что она подпухла. Анализ мочи никаких скверных показаний не даёт.

14/XII.

Бог мой, как люблю я тебя, моя киса. Вот перечитываю твои 2 последних письма, вдумываюсь в эти дорогие мне кусочки твоих мыслей и до боли страстно хочу быть с тобой.

Ах, моя родная, ты не можешь и представить, как огорчило меня известие о поступлении на службу в учреждение. Ты же как-то писала, что нет в управлении штатной единицы?! И я немного успокоилась. Я знаю, что ты не выдержишь этой работы, ты ослабела от н/лихорадки, в твоей слабости сказываются трудно прожитые годы. Твой же уход с этой работы изменит в худшую сторону и твою материальную основу. Эта мысль для меня невыносима, я не могу примириться с тем, что ты можешь нуждаться.

15/XII. Счастлива читать строки, сообщающие о продолжении работы дома… Моя родная, почему Олёнушка редко бывает дома? Будь с ней хороша. Наверное, её неприятно раздражает твоё внимание и заботливость обо мне. Голубка, вам надо разъединиться, нужно предпринимать практические меры к отдельной жизни. Ты подумай, родная, как это ужасно — жить постоянно, вечно бок о бок с человеком только потому, что он тебе родной по крови! Как часто хочется быть одному, одиночество (на время) необходимая вещь. Все проявления, действия, поступки приходится соразмерять по другому человеку, пусть даже и любимому, и родному. Это неправильно. Олёнушка не принадлежит к категории (есть такие!) дочерей, что «дышат» на родителей и поэтому им приятна совместная жизнь. Я (увы!) по себе знаю, как может быть тягостна ей жизнь, и мне обидно и за неё, и за тебя. Но что же делать? Если б я разрешила «проблему» перевода под Москву, мы бы вместе поселились (если тебе приемлем этот проэкт) там где-нибудь. Я не представляю себе этой подмосковной жизни, и надо съездить и познакомиться с ней, что весной я и сделаю.

Идусеньке лучше, завтра даже думаю пустить её в школу. 20-го или 21-го читаю свой «обширный» доклад при наркоме. Волнуюсь. О моём настроении «не спрашивай», но всё же я уж могу и писать тебе, и разговаривать с людьми. Я сознаю, что это пароксизмы болезни и нужно лечение, пожалуй, здесь применим гипноз. Не хочу много вспоминать об этих днях. Мне трудно их переживать и страшно за себя.

Хочу думать, что на конференции будут меня премировать, тогда я поправлю свои материал, недочёты. Это поможет мне выехать к тебе, дальше к весне.

Кисонька, любимая, ты постарайся извинить мне моё довольно продолжительное молчание. Не могу я писать только ерунду, а другого в нек. дни ничего не дам. Сейчас абсолютно ничего не читаю, некогда. Поздно укладываюсь и ещё позже засыпаю, снова бессонница. Поражаюсь выносливости своих физ. сил. Я так долго пользуюсь ими, как из неисчерпаемого источника, ничем не компенсируя их. Изменить что-либо никак нельзя…

Петру так и не ответила, и он молчит также.

[Без даты.]

Пришла домой утром после «бала-вечера», в 8 час. Так хотелось застать твоё письмо. Почему, родная, не пишешь, — не хочешь или что-то случилось.

Эти дни конференции — были днями триумфа. Мой доклад, да и меня, раздули больше, чем следовало, и я приобрела «всеукраинск.» известность. Чувствовала дико неудобно. Присутствовавший всё время на конференции зам. Наркома написал мне записку: «Тов. Пш., слухав В/ с величезним задоволенням, Ви зробили блискучу доповiдь». Переводить не надо, думаю, что поймёшь. Но тут же на конференции получила «глубокую рану», — меня премировали… велосипедом! Я рассчитывала на денежную премию, и я теперь потеряла надежду выкарабкаться из проклятых денежных пут. Хотели сделать лучшее, но «угробили» окончательно…

Идуся снова лежит — простуда, t° 39 была позавчера, но сегодня 37,2. Этими днями я её не видела совершенно, и она стосковалась по мне. Сидят около меня (Софа, Лиза) и мешают писать, да и бессонная ночь сказывается. Вечером же снова заседание… Даже вчера спрашивали меня, почему я не радостна, а на меня опять надвигается ужас тоски. Я боюсь сумасшествия. Необходимо менять обстановку, я больше не могу выдерживать…

Детка, любимая, — надо писать, не забывай меня.

P. S. Но что я сделаю со своим велосипедом?

24/XII.

Как я хочу вот сейчас пробыть с тобой ну хотя бы 1 ч. — из этого времени первые 10 мин. пошло бы на любование тобой, в течение вторых 10 мин. я пролила бы около тебя немного слёз (без слов!), а остальные сорок постаралась бы потратить на беседу. Если б проще было бы с устройством межгородск. телефонного сообщения (при наличии у тебя и у меня домашних телефонов), мы могли бы периодически разговаривать. Кисанька, я остановилась на 10 странице твоей книги (Цвейга) и дальше не иду, если она тебе очень нужна — я пришлю её, т. к. до 2/I читать не смогу. Образ Фуше мне органически отвратителен, с омерзением читаю о нём. Что примиряет меня с этой книгой — так это последовательное описание (своеобразное!) этапов фр. революции. Я нахожусь в длительном периоде отрицательного отношения к людям, и подкрепление его выведенной фигурой сгущает краски. Поэтому, если долго задерживать книгу нельзя, я тебе её вышлю.

У Идуси простуда тянется, сейчас t° 37,7. Что за проклятье повисло над моей девчуркой. Я же 2-ю ночь не сплю, сейчас всё подёрнуто туманом, безусловно, засну… До 2/I эта ни с чем не сравнимая интенсивность работы не падёт. К врачу (психоневрологу) не могу идти, т. к. заранее знаю, что заявит о необходимости передохнуть.

[Письмо Иды.]

24/XII.

Милая Ксенюшенька! Я по вас очень скучаю. Мне эту зиму невизёт всё болею, и сечас заболела простудилась. Ксенюша почему вы непишете. Мама приходя с работы всегда спрашивает есть письмо от Ксенюшеньки, я говорю нет. Ксенюшенька сегодня мама пошла мне выписывать газету Пионерскую правду но уже было поздно подписку уже не приняли, и я осталась на этот месяц без газеты. Ксенюшенька я вас очень прошу покупать мне за месяц газету пионерскою правда в месяц 15 газет а то мне дома очень скучно нету книги газеты, газету Ксенюша можно сразу 2 и 3. Я очень вас прошу если вам нетрудно покупайте и присилайте мне газету.

Хочу видеть.

Целую крепко крепко. Ида.

25/XII. 12 ч. ночи.

Кисанька, милая, родная! Я не имею ни малейшего права затрачивать время на письмо к тебе… Пользуясь случаем, что приходится ожидать, пока нагреется вода для «постирушек», я присела к столу. Мама лежит с t° 39,5 — очевидно, простудилась. Идуся также недомогает, тянется гнилая t° 37,5 — 37,3 и т. д. Меня рвут в клочья — 1-го кончается последняя из серий конференций, и может быть дальше стану свободней, но моё «может быть» даже для меня самой звучит неубедительно. Нет выхода из этого круга непосильного труда. Мне сейчас все заявляют, что кому больше дано, с того больше и требуют. Это, конечно, правильно, с этим я вполне согласна. Я только не могу уделить время своей семье и своему леченью.

Но есть у меня и маленькое утешение — меня премировали (заменили велосипед, деньгами) — 600 р. Знаешь, родная, какой у меня уж был долг — он округлился немалой суммой в 850 р. На сегодня я должна только 300 р. Это уже легче оплатится.

Бедная моя старушка так стонет, и я всеми проявлениями стараюсь облегчить ей страдание. Я нежна с ней и вижу, чувствую ея благодарность. Она, безусловно, меня ревнует к тебе, так же, как и Софа, кот. на днях с горечью мне сказала, что я ей никогда не выказывала столько нежности, как к тебе. Я ей заявила, что ты меня знаешь давно и поэтому не удивительно, что я к тебе привязана. Софа этими днями едет в М., задерживает её отъезд отсутствие места для остановки. У Симы она не может остановиться…