– Сначала мне тут по этому шлемофону сапогом настучат. Тоже от зависти.
– Тебя же больше не трогают.
– Ну вот и я их… Не дразню.
Памятуя о том, что придется на свежем воздухе работать с бумагой, а то и печатать, я забежал в магазин и купил тонкие зимние перчатки.
В кунге на базе «Урала» был откидной диванчик, пара жестких сидений, шкаф и огромный стол. В шкаф мы запихали коробки с сухим пайком, на стол я свалил матрасы и прочее. Косяк недобро глянул на отопитель и напомнил, чтобы я не включал его. Этих адских машин в войсках боялись куда сильнее, чем вероятного противника. Пока агрессивный блок НАТО вынашивал свои коварные замыслы, простые советские отопители не теряли времени даром и угробили, по слухам, кучу народа. За ними требовался глаз да глаз.
Из новенькой канистры, выданной нам под питьевую воду, пахло дизельным топливом. Мы долго по очереди нюхали горловину. Потом я долго полоскал канистру, и мы снова ее нюхали. Запах, казалось, только усилился.
– Хрен с ним, – решил Косяк. – Лучше вода с соляркой, чем никакой воды.
Стартовали после обеда. Афанасьев придирчиво меня оглядел, заметил, что я в перчатках, и сказал:
– Молодец, сообразил.
С офицерами прибыло несколько объемистых бумажных пакетов: там оказались картошка и лук. Афанасьев вручил мне на хранение две пачки масла. Я уложил провизию в шкаф.
Офицеры залезли в кабину, «Урал» тронулся.
* * *
Это было волшебно. Я сидел в кунге и глядел через окно на дорогу. Обычную гражданскую дорогу, по которой ездят гражданские люди на машинах с гражданскими номерами. Свободные люди. Я не завидовал им – я любовался ими, их машинами, их свободой. Меня распирало от удовольствия. Я был готов ехать по дороге вечно. Ну, то есть, еще год, вплоть до увольнения. В последний раз меня так захлестнуло, когда нас везли поездом из учебки на Украину. Но тогда вокруг была толпа молодых сержантов, а сейчас я сидел один в герметичной железной коробке – наконец-то один! – и был счастлив.
На окраине Киева машина остановилась. Офицеры ушли за водкой и надолго пропали. Водку в те времена приходилось не покупать, а «доставать».
– Ты как? – спросил Косяк.
Я показал большой палец.
– Спать хочется, – пожаловался Косяк. – Они-то дрыхнут, и меня тоже в сон клонит. Ты не спи, ладно? Я буду знать, что ты не спишь, и мне будет легче. Ой, да хрен с ним, не боись, доедем.
Уже стемнело, когда мы подъехали к Черниговской учебке. Афанасьев полчаса с кем-то о чем-то договаривался, нас впустили, машина покатилась в парк. В свете фонарей я разглядывал чистые коробки казарм, вылизанную до блеска территорию, и удивлялся, насколько все тут не похоже на реальные войска. Полгода в ББМ, прожитые после учебки, напрочь отрезали от меня эту кукольную армию, поначалу казавшуюся суровой, теперь – игрушечной. Мимо промаршировала, отчаянно печатая шаг и размахивая руками, учебная батарея. Бедные ребята, подумал я. «Товарищи курсанты» спят и видят, как бы поскорее вырваться из учебки, с ее отупляющей муштрой и шагистикой. «Товарищи курсанты» знают, что в войсках их будут бить, но не очень верят в это, не до конца осознают. А бить начнут, где-то через пару-тройку дней, а может, и в первую же ночь – руками, ногами, ремнями, тапочками, сапогами, а то и табуретками, швабрами, дужками от спинок кроватей… Чем захотят, тем и будут. И ты не имеешь права защищаться, ты должен стоять, принимать удары грудью и держать строй. Кто выпадет из строя, за того всем достанется. Добро пожаловать в Вооруженные Силы, молодые люди.
Зато в войсках вам, быть может, доведется по-настоящему узнать свое удивительное оружие, большие пушки. Поработать на них. Полюбить их.
А может, и не доведется. Может, вы будете видеть пушки только издали, охраняя их, строя заборы вокруг них, возводя боксы для них. Кто знает, как все получится…
Косяк загнал машину в парк, опечатал ее и сдал под охрану.
– Переночуете в батарее управления, – сказал Афанасьев. – Не безобразничайте там, помните, что по вашему поведению будут судить об обстановке в войсках. Ясно?
– Ага, – только и сказал я.
– А ужинать? – спросил Косяк.
– Опоздали. Да и нужна вам здешняя баланда?
Косяк оглянулся на кунг, где лежал сухпай.
– Завтра позавтракаете, – пообещал Афанасьев. – Не вскрывать же теперь машину. И сухой паек лучше поберечь.
– Да хрен с ним, – мудро рассудил Косяк. Армейский ужин в учебке одно название, что ужин, прав Афанасьев: баланда. Остаться без кружки чая с куском хлеба не трагедия, а сухпай и правда лучше заначить.
Перед дверью казармы Афанасьев напомнил нам, что мы – сержанты из Бригады Большой Мощности, временно находящиеся в учебке с дружеским визитом. Я пожал плечами. А Косяк сказал:
– Здесь учился наш Швили. И братья Хашиги. И еще Шура Андрецов…
И огляделся, будто высматривая следы жертв и разрушений.
Дежурным по батарее управления оказался сержант-дед, тщательно заглаженный и до блеска начищенный. На нас с Косяком он посмотрел уважительно – мы из войск приехали. И куртки наши произвели сильное впечатление. Я бросил взгляд на шинельные шкафы. Там висели тщательно выровнянные шинели. Комбинезоны могли лежать в каптерке, но скорее всего, местным их вообще не давали. А рабочий бушлат хоть и теплей шинели, только какой ты самоходчик, в бушлате-то. Фигня ты на палочке, если тебе комбинезон не дают.
Афанасьев сказал, что после завтрака встречаемся у машины в парке, и с преувеличенной строгостью пожелал нам спокойной ночи. Кто его знает, может, он думал, что мы с Косяком всех тут заставим петь нам колыбельную и чесать пятки. Несмотря на явный численный перевес местных и требование майора вести себя прилично. В конце концов, Афанасьев сам был из ББМ. Он понимал, что наш личный состав делится на две категории: неуправляемых идиотов, и тех, кого жизнь в бригаде научила убедительно изображать неуправляемых идиотов. И не поймешь, кто хуже. В общем, Афанасьев давно привык относиться с подозрением даже к самым надежным с виду бойцам.
– Откуда, ребята? – спросил дежурный.
– Бригада Большой Мощности, Белая Церковь.
– Понятненько. Эх… А родом?..
– Отсюда, – сказал Косяк. – Неподалеку.
– Москва, – сказал я.
– О, у тебя тут есть земляк.
Мы шли по казарме, ловя на себе заинтересованные взгляды. Нас уже ждали тщательно застеленные кровати.
– А пожрать, ребята, нету, – сказал дежурный. – То есть совсем. Можем дать по куску чернухи, но вы же такое не едите.
– Не едим, – честно признал Косяк. – Да хрен с ним.
Он снял куртку, сел на кровать, сбросил хабэшку, богато украшенную значками. Под хабэшкой обнаружилась синяя «олимпийка». Казарма дружно сглотнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});