Читать интересную книгу Пока ты веришь - Ирина Шевченко

Когда страшно – мороз по коже. Зубы стучат. Руки трясутся.

Одна радость: покрывало на плечах, а сверху – ладони теплые…

– Самое сильное проклятье – то, что на крови и через смерть сделано. Это мне Дориан потом объяснил. Он по делам тогда в столицу приехал, доктора знакомого встретил, а тот ему и рассказал. Случай, мол, любопытный… Дориан тоже любопытный. Он первый проклятье и увидел. Оно въелось уже, прижилось. Может быть, если бы раньше… Но Дориан упрямый, если в голову что вобьет… Поначалу в лечебницу приходил. Потом договорился как-то, что меня с ним в Салджворт отпустили. Наверное, думали, что на опыты отдают. Он ту комнату приготовил. Решетки на окна поставил, запор на дверь… Я сбегать пытался, не спрашивай, не знаю – куда, зачем… Или головой о стены бился и вены грыз. Это ведь все равно что сбежать, да? Только навсегда уже… Не отпустил. Машину какую-то собрал. Он же без машин не может… Тут уже помню немного: провода, иголки. Молния… Больно, но после – точно туман развеивается. Стал понемногу в себя приходить. Чувства вернулись… какие-то… Память… Сначала ненадолго: час-два, и снова все забывал. Дориан мне даже картинки в уборной сделал, чтобы я знал, что зачем… Не все ж за мной, как за младенцем, ходить? Потом без картинок как-то… Ложку вспомнил. Вилок он мне долго не давал. И ножей тоже. Но после – ничего. Видишь, без поводка гуляю. Без намордника. Не кусаюсь…

А сам зубами за ухо ухватил легонько – смеется уже.

Только Эби не весело. Совсем.

– Не нужно было говорить, да? Просто не хотел, чтобы ты себе всякие ужасы придумывала.

Или выговориться хотел. Бывает, давит что-то на сердце, и молчать силы нет. Но и сказать не всегда духу хватит…

– Все равно это – дело прошлое. У меня и бумажка есть про то, что я в своем уме, все столичные доктора подписались.

Снова смеется.

– А проклятье? – Эби выкрутилась все-таки, подняла на него мокрые глаза.

– Проклятье? – Улыбка застыла на его губах как приклеенная. – А что с ним станется? Тоже при мне. И на это бумажка есть, от тех же докторов. По-научному – три листа записей. Мозговая опухоль… тра-та-та… извлечению не подлежит… тра-та-та… профилактика, режим, воздержание… Чушь собачья, неинтересно. Да и поздно уже… Во всех смыслах поздно. Пойдем-ка, я тебя в комнату отведу. Бояться не будешь после моих рассказов?

Поднялся со ступенек, ее поднял.

Ручку какую-то вниз потянул, и темно стало.

И в коридоре темень.

И в комнате у нее…

– Хочешь, лампу тебе зажгу? Со светом не так страшно.

– Не нужно.

Потому что неправда – со светом страшнее.

А так…

Так хорошо.

Руки теплые. Дыхание жаркое. Губы растрескавшиеся…

– Эби, ты… знаешь же, так не считается…

Не считается. Потому что сама.

Значит, второй поцелуй все равно должна будет.

Потом.

Все долги потом.

И ему. И Творцу в храме свечку – золоченую, по полрейла штука… Чтобы сразу за все…

За поцелуи, которые не в счет.

За покрывало, на пол соскользнувшее.

За шепот горячий… свой ли? Его?

За страх, лишь на миг вернувшийся и сгинувший в темноте…

Все потом.

А сейчас только губы жадные… Ее? Его?

Пальцы, в волосах запутавшиеся…

Щетина колючая – по шее, по груди…

А простыни холодные отчего-то. Упала голой спиной – как в сугроб. Вздрогнула… Но не успела замерзнуть: накрыло сверху теплом. И огонь внутри на это тепло отозвался…

И забылось все вдруг… На мгновение? На вечность?

И светло стало… Тьма вокруг, глаза зажмурены, а ей светло… И так… так… так…

Вцепилась в мокрые его плечи, выгнулась, застонала… И вскрикнула тихо. Не от боли – от обиды, наверное. Словно было что-то, должно было быть… Но мимо прошло, лишь едва коснувшись…

Нет, не заплакала. Просто слезы сами собой из глаз покатились. А губы, родные, нежные, со щек эти слезы снимали. И щетина кололась. И уши горели от незнакомых ласковых слов…

Конец ознакомительного фрагмента.