Вдалеке по улице идет парад, слышатся звуки бас-барабана: унц-унц… Ульв сидит в гордом одиночестве в углу песочницы и качает кудрявой головой взад-вперед в ритме музыки. Можно подумать, что он просто…
…чилит.
Среда, день, лес возле дома Йеспера. В этот раз Хан идет впереди, а остальные стараются не отставать. Хан под сильным кофеиновым допингом, он не спал всю ночь. До утра он щелкал подсветкой «Харнанкура», делал кофе и междугородные звонки и слушал грустные песни, пока мама не попросила быть потише. Хан размахивает руками, когда говорит, его оранжевая ветровка расстегнута, а за спиной развевается бирюзово-оранжево-фиолетовый, в цветах флага Ильмараа, полосатый шарф. Мама связала его Хану на Зимнее солнцестояние, а шапку с помпоном — на прошлый день рождения. Она тоже в цветах Ильмараа. Это комплект.
Лесная дорога вьется среди холмов, по обе стороны от нее высятся сосны. Трое в ряд — Йеспер в правой колее, Тереш в левой и Хан посередине на травянистом гребне между ними — друзья спускаются по дороге с припорошенного снегом песчаного пригорка. Сероватый узор сухой травы хрустит под ботинками. В воздухе кружат редкие снежинки, увядшая осенняя природа сверкает инеем.
Хан вдыхает свежий воздух. Пахнет прелыми лишайниками. Он хлопает в ладоши; на руках у него варежки на резинке, продетой сквозь рукава.
— Я никогда не верил в криминальное решение, и вы это знаете. Каждый шаг вперед — это шаг вперед, и в этом смысле, конечно, гоняться за продавцами линолеума тоже полезно, но… Тереш, иногда мне кажется, что ты собираешь этих парней, как я собираю памятные вещи, понимаешь? Не то чтобы я хотел сказать, что это плохо…
Тереш выдувает большие кольца дыма и пускает сквозь них маленькие астровые колечки, которые тут же рассеивает ветерок.
— Не спорю: ты прав. Ты собираешь эти вещи, потому что думаешь, что это поможет тебе выяснить что-нибудь о девочках. Я собираю свой зоопарк по той же причине.
— А ты что собираешь, Йеспер? — спрашивает Хан.
— Я ничего не собираю, ненормальные. Но всё равно хорошо, когда у мужчины есть хобби. Что будем делать теперь?
— По идее, надо провести обыск у Трентмёллера дома, опросить родственников… — загибает Тереш пальцы в кожаной перчатке.
— А как это понять — что ты видел, что он этого не делал? — Лесная дорога изгибается, светло-коричневые, похожие на волосы, пряди сухой травы стелются по колее и шелестят под ногами у Йеспера. — Или ты в этом не уверен?
— В психоделическом балаганчике доктора Перепия Попкорнасского вообще ни в чём нельзя быть уверенным, — перебивает гиперактивный Хан и оборачивается. Вернувшись на несколько шагов назад, он объясняет за Тереша: — Поэтому информация, полученная с помощью ZA/UM, не учитывается в суде: это галлюцинация, понимаешь? Она бесполезна сама по себе, реальность должна соответствовать. Должны быть какие-то свидетели, улики. А иначе в этом никакого смысла!
— Ну, с тем, что в этом не было никакого смысла, я не согласен, — Тереш выбрасывает окурок под деревья, от сигареты отскакивает оранжевая искра, — но насчет Перепия Попкорнасского ты прав: тут смешаны реальность и фантазии субъекта. Мне показалось, что это было связано с каким-то… аспектом его личности. Который потом перестал существовать или… Надо будет обратиться в местную полицию, чтобы они это расследовали — когда у нас будет время.
— Но сейчас, как у вас говорят, basta? — спрашивает Хан.
— Пока — да, basta.
— Очень хорошо, потому что — давайте будем честными! Кто из вас хотел бы найти их где-нибудь в канаве? Ну правда. Это ведь не самоцель, это не так важно!
Хан делает паузу, с лукавой улыбкой дожидаясь ответов, и Тереш поднимает руку:
— Я. Я хотел бы. И это самоцель. Ты ведь знаешь, что такое «завершенность»? Слышал о таком понятии?
Йеспер всё еще с презрением думает о Перепии Попкорнасском и его синтезаторном пиликанье — самоудовлетворении переоцененного футуриста.
— У тебя есть что-то получше? Tempus rev? И в этот раз всё сделаем как надо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хорошо бы. Сказать по правде, я бы не отказался.
— Ну же, Хан, будь благоразумен. — Тереш поджигает новую сигарету, в холодном воздухе пахнет спичечной серой. — Время уходит, с Ревашолем больше нет связи, с Окциде́нтом тоже. Полмира встало на дыбы. Если начнется война, все расследования будут приостановлены, документы, улики, люди могут пропасть. Надо действовать быстро, довести всё до конца, пока не поздно.
Три маленькие фигурки пересекают заросшие бурьяном поля, балансируют на мостках из бревен, и лед дрейфует под их ногами вниз по течению ручья, перепрыгивают через поваленные стволы в сумерках лесного тоннеля, движутся гуськом по белеющим лугам. Хан пролезает под колючей проволокой, а Йеспер и Тереш ее перепрыгивают. Изгороди остаются позади, лес редеет, песчаная борозда дороги, будто неглубокий канал, вьется в берегах из древесных корней. В вершинах деревьев уже шумит морской бриз, в воздухе чувствуется близость водного простора.
— Мы столько времени делали по-вашему, и ничего не вышло. Теперь давайте попробуем по-моему, — возражает Хан; он говорит больше руками, чем ртом.
— Ладно, насчет того, что мы зашли в тупик, ты прав, — признает Тереш. — Но давай ты сперва расскажешь, что там у тебя за план, и мы подумаем. Если решим, что из этого что-то выйдет — хорошо, попробуем по-твоему. Если нет, придется сделать перерыв.
— Ты не понимаешь, — пожимает плечами Хан, — если вы откажетесь, то мы никогда ничего не узнаем. Других зацепок не осталось. Я не хочу допустить даже возможности, что вы откажетесь. Как насчет небольшой поездки? На консультацию к специалисту? Я связался с ним заранее, так что теперь всё должно пройти быстро.
— Что значит «зацепок не осталось»? — не понимает Йеспер. — А письма Молин? Кто-то должен был их послать: почерк совпал, а он в этом возрасте еще формируется. Если пишущему пятнадцать лет, почерк может не совпадать на 100% с тем, что был у него в тринадцать. 95% — это очень многообещающе, я читал об этом. Верно, Тереш?
— Да-да, всё это верно, — вмешивается Хан. — Но знаешь что? У меня есть идея, как со всем этим разобраться. Только не надо откладывать на потом. Надо действовать, немедленно!
— В каком смысле?
— Я дал объявление в газеты.
Тереш в своем пальто в елочку в стиле пятидесятых замедляет шаг, задумчиво приоткрыв рот; вид у него совершенно гойковский.
— А вот это, пожалуй, неплохая идея — когда ты подал объявление?
— Подал позавчера, сегодня должно было выйти. Йеспер, я и твой номер оставил — на случай, если меня не будет дома.
— И что ты там написал?
— «Если у кого-то есть какая-то информация, пожалуйста, поделитесь, вам ничего не угрожает, вы еще можете их спасти!», что еще?!
— Такие методы бывают действеннее, чем можно предположить, — разъясняет Тереш Йесперу. — Особенно с такими давними событиями. Но всё равно придется месяцами закидывать удочки в разных местах — если не годами. Хан, куда ты его отправил?
— В «Да́генс» и в «Капиталист». Это всё, на что у меня хватило денег. Кстати, вы оба должны мне по пятерке. Еще понадобятся деньги на консультанта, которого я предлагаю. И на дорогу к нему. Надо взять с собой хотя бы тысячу: его услуги дорого стоят, он очень востребованный специалист. Я так долго готовился, читал о нем…
Йеспера это начинает раздражать. Во-первых, он совершенно не хочет куда-то ехать, во-вторых, он догадывается, чьи деньги имеются в виду. Хан живет на страховые выплаты по смерти отца, погибшего на мазутной буровой платформе, а Терешу, если он не откроет официальное расследование, никаких расходов не оплатят.
— Эй, выкладывай, что еще за консультант?
Три силуэта приближаются к обрыву. Перед ними, за высохшим лугом, открывается морской простор. На жухлой траве лежат белые пятна снега, одинокая извилистая сосна зябнет на ветру. Когда они добираются до берега, уже начинает смеркаться. Шум воды всё громче. Йеспер рукой стягивает вместе края воротника. Он часто проходит эти шесть километров до берега в одиночку. Отсюда видно то, что все они жаждут увидеть: вдали, на другой стороне залива, за снежным туманом синеет береговая линия Шарлоттешеля.