Читать интересную книгу Сказка о любви, XXII век - Юрий Тупицын

Когда Иван предложил Лене погостить на елшанском биваке, девушка, расспросив, что представляет собой этот бивак, просто испугалась.

- Это невозможно!

- Почему?

- Неловко, - пояснила она уже мягче. - Там все свои. И вдруг я! Неловко будет - и всем вам, и мне самой.

- Вы наша крестница, Лена, - напомнил Лобов.

- Понимаю. Но к этому надо привыкнуть.

- Вот и привыкнете.

- Пока привыкну, испорчу вам каникулы. - Она прямо взглянула на Ивана. - Я же их совсем не знаю - ни Алексея, ни Клима!

- Они мои друзья, - напомнил Лобов. - А стало быть, и ваши друзья.

Лена затрясла головой и, поправляя рассыпавшиеся волосы, призналась:

- Не знаю. Неловко все это!

- В конце концов глайдер всегда стоит на биваке. Не понравится, - по первому же слову отвезу вас куда угодно: хоть в профилакторий, хоть даже на Луну!

Лена невольно улыбнулась. Соображение, высказанное Иваном, и решило вопрос о посещении бивака на Елшанке.

8

К середине двадцать третьего века человек взял под контроль и приспособил для своих нужд большую часть планетарной суши. Неконтролируемые территории, сохранявшие первозданно естественное состояние, располагались лишь в северном и южном полярных регионах, в труднодоступных высокогорьях и в некоторых пустынях, вторичное освоение которых до поры до времени откладывалось. Контролируемая человеком суша, где на удалениях в сотни и тысячи километров друг от друга были разбросаны громады мегаполисов и массивы энергетических, сырьевых и транспортных баз, в общем и целом представляла собой гигантский лесопарк. Лесопарковый массив конечно же вторгался и внутрь мегаполисов, перекраивая на свой лад пространство между высотными зданиями-гигантами. Но это вторжение носило скорее декоративный, нежели утилитарный характер, внутригородские парки были слишком малы по сравнению с населением мегаполисов. Для отдыха и садово-огородных любительских занятий предназначались садово-парковые зоны, окаймлявшие мегаполисы и по площади своей во много раз превосходившие собственно городскую территорию. Садово-парковые зоны мегаполисов постепенно переходили в лесопарковый массив с гнездами садово-огородных и полевых участков, с очагами заповедников, резерватов и планетарных парков. Резерваты по составу своей фауны и флоры были конечно же богаче лесопарка, но уступали заповедникам, занимая в этом плане срединное положение. Особенно живописные участки резерватов, в том числе и бывшие национальные парки, были превращены в парки планетарные - любимые места для праздничного отдыха и развлечений. Часть планетарных резерватов, отличавшихся разнообразием ландшафтных условий, была передана дальнему космофлоту. Отчасти для полноценных контактов с Землею-матушкой во время каникулярного отдыха, отчасти для подготовки экспедиций по исследованию и освоению других планет земного типа. В одном из таких больших космологических резерватов, Оренбуржском, тянувшемся с востока на запад, по среднему течению Урала, у торнадовцев была своя постоянная база - елшанский бивак.

Оренбуржский биологический резерват называли еще Евразийским, потому что правобережная его часть лежала в Европе, а левобережная относительно Урала - в Азии. Персональный бивак экипажа "Торнадо" располагался в азиатской зоне резервата, в излучине Елшанки - небольшой, но изобилующей глубокими заводями с холодной ключевой водой реки. Елшанка текла по степи, местами переходившей в песчаную полупустыню. Весной эта степь зеленела и буйно цвела маками и тюльпанами - белыми и всех других теплых расцветок вплоть до красного, а летнее солнце выжигало ее до серо-коричневого цвета, до островков серебристой полыни и желтых песочных проплешин. В Елшанке водились пескари, караси, лещи, судачки и щуки и на удивление крупные раки, водились не так уж обильно, но вполне достаточно, чтобы обеспечить натуральный рыбный стол. А степь, несмотря на свое летнее однообразие и неприглядность, была богата летающей и бегающей живностью, среди которой наибольшей кулинарной популярностью у торнадовцев пользовались перепела и стрепеты. Еще дальше на юг, в получасе полета на глайдере, лежали пресные и соленые озера с массой водоплавающих птиц. Клим, страстный охотник и главный поставщик степной продукции на бивачный стол, приносил порою вместе с птицами зайцев и сурков, но ни сайгаков, ни джейранов не трогал - жалел. Рыбалкой заведовал Алексей, который не то чтобы уж очень увлекался этим занятием - страсти вообще не были в его натуре, но рыбаком был искусным и добычливым. Иногда он летал на Урал и привозил оттуда стерлядей - специально для ухи, налимов, а то и страшноватых своею величиной сомов. Вдоль Урала и его правобережного притока Сакмары тянулись пойменные леса, а еще дальше по южным отрогам уральских гор росли уже леса настоящие.

Елшанский бивак, открытый и облюбованный Климом еще в студенческие годы, пришедшийся по душе Ивану, а потом и Алексею, привлекал торнадовцев тем, что степь и полупустыня соседствовали здесь со смешанным лесом и лугом среднерусского типа. Речка делала большую, узкогорлую петлю, окаймляя собой несколько сот гектаров. Внутри этой петли и размещался локальный лесной массив - большая роща, приречный колок полурукотворного происхождения; об этом торнадовцы узнали, раскопав экологическую историю Елшанки. Лес рос в этой речной петле всегда, но, будучи густым по берегам, он был сильно изрежен в своем центре - не хватало влаги. И потом лес изначально был беден древесными породами - ивы, тополя, ольха, вот, пожалуй, и все. В двадцать втором веке, по ходу преобразования лика Земли, люди подумали и о Елшанке: речная петля была дополнительно обводнена за счет обильных здесь подземных вод и засажена самыми разными деревьями, из которых лучше всего прижились дубы, липы и туи, похуже - березы, черемуха, рябина и сосны, и уж совсем редко попадались елочки. В этом полурукотворном лесу было множество птиц и среди них огромный филин - с десятилетнего ребенка ростом. Этот филин, прозванный торнадовцами лешим, ночью был невидим и неуловим, только саркастический хохот его иногда доносился до бивака, а днем время от времени попадался на глаза, совсем не боялся людей и вел себя очень достойно, не проявляя никакой агрессивности. Скорее всего, филинов в этом лесу было несколько, по крайней мере, два - самец и самка, но лешие, как известно, не живут парами, поэтому официально считалось, что на Елшанке всего лишь один лесной хозяин, а уж если он в двух лицах, так это его личное дело.

У горла речной петли, где русло Елшанки сближалось само с собой метров до двухсот, рос не очень старый, но величественный дуб, разросшийся, как и многие другие его сородичи, не столько ввысь, сколько вширь. Перед дубом расстилался заливной луг с настоящей, вовсе не степной травой, с ромашками, колокольчиками, гвоздичками и другими луговыми цветами. Конечно, этот луг был далеко не так богат цветами и травами, как его собратья на Оке, местами в него внедрялись пятна типчака и полыни, но все-таки это был самый настоящий луг, на нем росли очень ароматные и вкусные в жарке луговые опята. Возле дуба и размещался бивак торнадовцев. Этот дуб, филин-леший со щегольскими ушами и по-человечески мудрыми глазами, река, изогнувшая свое текучее тело подобно тетиве туго-туго натянутого лука, чисто русское разнолесье и разнотравье, и все это буквально в нескольких шагах от иссушенной полупустыни, начинавшейся на другом берегу реки, навевали сказочные, пушкинского настроя мысли. С легкой руки Клима елшанский бивак стали называть еще и лукоречьем. Чтобы довершить сходство этого лукоречья с пушкинским лукоморьем, тот же Клим где-то раздобыл и приделал к дубу массивную золотую цепь с пустым, увы, ошейником для отсутствующего ученого кота и выгравированной на нем надписью "Собственность экипажа "Торнадо". Цепь, целой и невредимой, висела на дубе несколько лет, наглядно демонстрируя своей сохранностью изменение отношения людей к ценностям окружающего мира. Клим утверждал, что кот возле дуба появится сам собой и сам же нацепит на себя ошейник, прежде чем заводить песни и говорить сказки. Появилась же русалка! Правда, не на ветвях дуба, а в реке - громадная щука, которая, по словам Алексея, высунув из воды голову, долго разглядывала бивак своими огромными, как чайные чашки, глазами. Инженеру не поверили и потому, что он вообще любил пошутить, и потому, что рыбаки склонны к сочинительству. Но потом эту щуку, время от времени, видели и другие торнадовцы. Наверное, она заплывала сюда из Урала по каким-то сугубо своим, щучьим делам. Конечно, глаза у нее были куда как меньше чайных чашек, но все-таки страшновато-большими - щука была в рост человека. Настоящая русалка!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});