школы, настежь распахнутые. Оттуда группками выбегает ребятня.
— Сами выйдут, — хмыкаю я.
— И как ты их различаешь? Они же все одинаковые.
От парковки до крыльца далековато. Многие детки выходят на улицу нараспашку, без шапок, показывая Золотову идентичную школьную форму.
— А зачем различать? Возьму первых попавшихся, а завтра поменяю.
— Серьезно? — вскидывается.
— Макс, ты совсем? Неужели я собственных детей не узнаю?! — взмахнув от возмущения руками, отворачиваюсь от Золотова к школе. — Видишь ту парочку в желтых шапках? Мои.
— Ты специально купила яркое, чтобы замечать мальчиков издали?
— Конечно!
Сыновья выходят за ворота и озираются по сторонам, ища Сильвестра. Они успели привыкнуть к хмурому охраннику.
Запаздываю встречать. Ваня, Дима близко, хорошо можно разглядеть.
— Ничего не ёкает, Максим?
— Нет… сыновья вылитые ты…
— Потому что глаза мои и нос! А посмотри внимательнее на овал лица, губы, подбородок. Тогда и поймешь, я не лгунья. Меня допек муж. И, быть может, ты перестанешь считать меня врагом, а вместе с тобой и городская элита станет чуточку добрее.
— На днях заеду Нин. Смотаемся в лабораторию, выбранную мной, и сделаем второй тест, — меняет неудобную ему тему.
И все же смотреть он стал по-другому. Раньше было достаточно мимолетного взгляда, теперь же Золотов секунд тридцать без устали смотрит на детей.
Выпрыгиваю из машины. Вдруг сыновья решат, что их никто не встречает, и отправятся на городские приключения?
— Ребятки! — зазываю.
— Вау! Мама! Ура!
Восторженно визжат и бегут. Широко раскинув руки, иду навстречу. Какое счастье быть мамой! Присаживаюсь, обнимаю сразу двоих.
— Классно что ты приехала.
— Я не одна, киваю на машину Золотова.
— А…с дядей Максимом? Фе…
Меня огорчает обоюдный холод между детьми и отцом. Понимаю, что время упущено, но я должна рассказать сыновьям правду, подобрать нужные слова.
В автомобиль к Золотову мальчики садятся без скорченных рожиц.
— Здравствуйте.
И здороваются. Мы тоже бываем интеллигентными.
— Привет детвора! — с неестественным энтузиазмом восклицает, вгоняя в ощущение неловкости даже меня. Но после запал идет на спад, — эм… мальчуганы…эти… — бубнит он.
Спешно проворачивает ключ в замке и отправляется в дорогу. От неудачного приветствия Золотов совсем мрачнеет, уставившись в лобовое стекло. Неужто занервничал?
Рядом с квартирой нас дожидается Сильвестр. Пожитков не так много. Сбор чемоданов затягивается часа на два. Стоит отдать должное Золотову, он помогает с переездом и лично проверяет договор на аренду, заодно дает понять хозяину, что с нами шутки плохи.
К вечеру уходит. А я, наконец, получаю свободу, которую всегда хотела.
Следующие два дня Максим залегает на дно безутешных расстройств. Отцовство по принуждению все-таки. Он находит силы позвонить мне лишь в четверг и объявить о поездке для сдачи анализов в понедельник.
Сорок восемь часов для бурной фантазии Золотова не пролетели бесследно. Адвокат настаивает, чтобы я в обязательном порядке повторила тест, а не только Максим и сыновья. Золотов должен убедиться, что я родная мама.
А то вдруг украла детей в младенчестве у какой-нибудь бывшей любовницы Золотова. Которую он помнит! И выдаю «за своих» ради наживы алиментов и маниакальной тяги охмурить завидного холостяка.
Верхний абзац, впрочем, мои ехидные мысли.
С каждым днем все сложнее спокойно реагировать на Максима.
В глубине души понимаю — Золотов привык ставить под сомнение любую информацию и перепроверять ее.
Поток негодований был велик, но спасал синдром хозяюшки — рьяное желание отдраить всё после прошлых жильцов.
Квартира на втором этаже, в приличной многоэтажке. Мебель недорогая, зато современная.
Однако раздражают желтые доисторические капельки жира, присохшие у плиты и над вытяжкой. И пыльные плинтусы.
Причем я никогда не ходила по дому с белой перчаткой, досконально ища каждую соринку, и своя грязь казалась приемлемой. А чужую не потерплю.
Так прошли мои дни после разлуки с Максимом.
Утро пятницы трачу на поиск новой работы и приготовление супа. Детям нужно питаться горячей едой, а не чипсами с шоколадками!
Позже выхожу из дома встречать сынишек после уроков, вздыхая о калечных вакансиях, предложенных на сайте. Сворачиваю со двора на оживленную улицу.
Настроение и так было не фонтан, а теперь вовсе ухает в самый низ, когда на противоположной стороне дороги, пересекающих пешеходный переход, я замечаю сыновей в желтых шапках. А переводит мальчиков по зебре…свекровка.
Тяжелой походкой она переваливается из стороны в сторону, но двигается бодро. Держит своими пухлыми руками детей!
Эти молодцы бабушку повстречать не прочь. Она за ними почти с пеленок ухаживала.
Дима что-то рассказывает Зинаиде Васильевне, тычет пальцем в сторону многоэтажки. Там же и меня замечает. Приветливо машет.
Про себя ругаюсь. Внешне улыбаюсь сыну и маячу в ответ. Они подходят ближе.
Иван сжимает в руке целлофановый мешочек. В нем грамм триста отсыпано конфет, сорта который был популярный во времена молодости свекрови.
— Мама, смотри, — говорит Дима, — бабушка приехала!
— Вижу…не сотрешь, — бубню под нос. Вряд ли кто-то смог нормально расслышать.
Зинаида почти как лань перебежала дорогу, но поняв, что я рядом тут же начала страдать от отдышки.
— Ох, ты чего же Нинка пропала? Ни привета, ни весточки от тебя. Жизнь свою личную устраиваешь, а у меня сердце за детей болит. Не выдержала, поздороваться приехала. Столько часов в автобусе тряслась, ох…плохо…
— Я не просила вас тащиться, — кривлюсь.
Бесцеремонно беру Ваню за ручку ранца, висящего за спиной, и выдергиваю из лап свекрови. То же проделываю с Димой.
Наверное, выражение моего лица получилось смешным, Ваня хихикает, чем вызывает лютое раздражение бабушки. Она патологически не выносит, если кто-то позволяет себе веселье.
— Вот смеешься ты, Ванечка, играешь, а папка твой в деревне страдает каждый день без вас, плачет. Кушает редко, не спит. Разве вам его не жалко?
Ко всему свекровь в курсе, что дети неродные. Я четко сказала о невозврате к Алексею, но Зинаида пытается тут навязать вину детям. И у нее почти получилось — мальчишки осунулись, принимая ее слова на веру.
— Жалко должно быть к горячо любимым внукам с полупустым кульком приезжать! — забираю мешочек Вани, заглядывая внутрь. — Чистые хоть? Без земли? А то пади на кладбище насобирала.
— Ну и язва ты, Нинка. Плохо тебя Алёша воспитывал. Слишком добрый он у меня, не в отца пошел. Драть надо было тебя как Сидорову козу… — хватается за сердце, снова охает. — Я нищая пенсионерка, лекарства покупать не стала, лишь бы деток порадовать.
— Да у вас под матрасом полугодовой бюджет Ватикана закуркулен, — шиплю и медленно разворачиваюсь. — Это какую нужно иметь силу духа, чтобы не бояться инфляции?
— Ох и врунья!
Грудина гореть начинает и руки трястись от разговора со свекровью.