Вестгейт недоверчиво глянул на Игоря, но ничего не сказал и уселся рядом.
— Отдохнул? — спросил Игорь.
— Жить можно, — ответил Вестгейт.
— А работать?
— В смысле?
— В смысле гипноза.
— Слушай… А ведь мы с тобой всего лишь сутки как познакомились. Ты уверен, что в достаточной степени мне доверяешь? Мало ли, о чем я тебя начну выспрашивать…
— Это твое личное дело, — сказал Игорь жестко, глядя Вестгейту прямо в глаза. — Мне важен результат. И выбирать не приходится. Кроме того… — Он секунду помедлил, не отводя глаз. Взгляд был пронизывающий, и Вестгейт выдержал его с трудом.
— Кроме того, — повторил Игорь, — у меня такое ощущение, что я на самом деле тебе доверяю.
Вестгейт тяжело вздохнул и отвернулся.
— Я родился в девяносто восьмом, — сказал он глухо. — К этому времени мать и отец уже точно знали, что никогда не смогут жить вместе. Они расстались где-то примерно в девяносто пятом. Но как минимум раз в году все равно встречались ненадолго. Предавались, как я понимаю, любви и воспоминаниям. Любили друг друга и оскорбляли. И наоборот. Думаю, каждому было что вспомнить и в чем другого обвинить. Их роман тянулся не меньше пяти лет чистого времени, с перерывами на мамино первое замужество и еще какие-то периоды, когда отец находил силы послать ее к черту и уйти. Но он каждый раз возвращался. Это была какая-то безумная и трагическая любовь. Когда люди понимают, что они не пара, но оторваться один от другого не могут.
Игорь молча закурил сразу две сигареты и одну сунул Вестгейту. Тот, не оборачиваясь, благодарно кивнул и сделал несколько жадных затяжек.
— И в девяносто пятом они таки расстались навсегда, — продолжал он, глядя на колышащиеся вдалеке камыши. — Мама опять вышла замуж, и снова ненадолго. Наверное, она так пыталась стереть из памяти образ Игоря Волкова, но все, что подворачивалось ей под руку, ни в какое сравнение с ним не шло. Она потом сказала, что в ее жизни был только один мужчина — он. А остальные не в счет. И, короче говоря, в один прекрасный день она решила, что ей пора заводить ребенка. Пришла к отцу и сказала — давай. Ребенка хочу только от тебя и ни от кого другого. А отец, как я понял, был тогда в какой-то жуткой депрессии. Вплоть до мыслей о суициде. И сам факт того, что хоть что-то от него на земле останется, видимо, пришелся ему по душе. При том что он маму к тому времени успел окончательно возненавидеть. Знаешь, я его понимаю. Насколько я знаю свою матушку, крови она ему успела попортить более чем достаточно…
— Какая она? — спросил Игорь.
— Она жутко красивая. До сих пор. А еще она удивительно жесткая и расчетливая во всем, что касается ее интересов. И моих. Из нее вышла хорошая мать. Думаю, отец успел все это просчитать, когда принимал решение.
— А о нем она что говорила?
— Мало она говорила. — Вестгейт тяжело вздохнул. — Ей до сих пор нелегко дается вспоминать отца. Само решение сообщить мне о том, чей я сын, ей было тяжело принять. Нужно сказать, она долго и грамотно меня готовила к этому знанию. Вот… А про Волкова говорила, что он чертовски умный, но совершенно не от мира сего. Она пыталась его немножко, как это… Приземлить, да. Но он упорно сопротивлялся. У него был в молодые годы этакий комплекс Иисуса Христа. Он полагал, что однажды ему придется сделать что-то выдающееся. Вернуть какой-то долг, который он за собой ощущал. Некий долг перед Мирозданием в целом, и никак не меньше.
— Возможно, он уже тогда чувствовал в себе дар сенса, — предположил Игорь.
— Теперь мне кажется, что это именно так, — кивнул Вестгейт. — Я очень много думал об этом ночью, пока вел машину… Согласись, ощутить себя человеком с паранормальными способностями в мире, где эти способности абсолютно не востребованы, более того, где их не хотят, не терпят даже…
— Большая ответственность. Страх раскрыться. Боязнь втянуть в эту проблему близкого человека.
— А может быть, он что-то ей и рассказал… — заметил Вестгейт еле слышно. — Знаешь, ведь очень даже может быть…
— Но тем не менее она пришла к нему.
— Да, брат. И они о чем-то договорились. Тут я не знаю, верить ей или не верить. Понимаешь, она была чертовски обозлена на Волкова поначалу. По ее словам, когда я родился, она хотела, чтобы отец хоть изредка приходил. Но он категорически не желал видеть своего ребенка.
— Не верю, — тут же сказал Игорь.
— И я не верю. — Вестгейт повернулся к брату и посмотрел на него в упор. — И раньше не верил, а теперь совсем не верю.
— Ставлю ящик бренди, что отец изначально не хотел иметь с тобой ничего общего и об этом был уговор. А твоя мать все надеялась, что Волков этот уговор нарушит. Извини, конечно…
— Ничего, все нормально. И я думаю, отец знал, что рано или поздно я его найду, — сказал Вестгейт. — И у него есть для меня какое-то достаточно убедительное объяснение всему, что случилось.
— Вообще, тебе грех жаловаться, — заметил Игорь.
— А кто сказал, что я жалуюсь? — усмехнулся Вестгейт. — Я просто хочу его увидеть. И все наши распри вчерашние, за которые я еще раз прошу у тебя прощения…
— Ерунда, — отмахнулся Игорь. — Это ты меня извини.
— Ладно, забудем. В общем, я вообразил, что ты стоишь между ним и мной.
— Я просто растерялся.
— Ну и слава богу, что мы теперь вместе. А мы вместе, правда?
Игорь протянул Вестгейту руку, и тот ее торжественно пожал.
— Вот, собственно, и все, если вкратце, — сказал Вестгейт. — Мама говорила, что у отца есть семья, есть сын немного моложе меня. Что отец нашел приличную работу, но как был чудаком, так им и остался. И что это самый лучший человек на свете. Ну, я все рассказал. И теперь я могу с тобой работать как психотерапевт. Имею право, ты понимаешь?
— А как тебя занесло на Службу? — спросил Игорь.
— Читай устав, — посоветовал Вестгейт ощутимо напрягшимся голосом.
— У меня этот устав вот где, — Игорь провел ребром ладони по горлу. — Я только и делаю, что его нарушаю.
— А другие? — спросил Вестгейт.
— Что другие?
— Те, от кого ты ждешь, что они в ответ тоже его нарушат.
— Ах, вот ты о чем… — протянул Игорь. — Какой ты, однако… Просто не брат, а целый брат по разуму. Слушай, Алекс, а ты ведь редкостный хитрец! Ты настолько не глупее меня…
— Кто говорил, что я глупее тебя?
— Я, — ответил Игорь очень уверенно. Вестгейт подавил усмешку. До него уже дошло, что Игорь сам для себя — непререкаемый авторитет.
— И как ее зовут? — поинтересовался Вестгейт.
— Читай Устав! — рассмеялся Игорь.
— Хорошо, — кивнул Вестгейт. — Оставим. Так в чем твоя проблема, брат?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});