что перед Америкой стоят огромные задачи и важные решения; что нам следует ожидать серьезных дебатов и иногда яростных разногласий, потому что именно так должна работать наша демократия, и я был уверен, что у нас есть силы, чтобы вместе построить лучшее будущее.
"Но, — сказал я, — мы не сможем этого сделать, если будем отвлекаться. Мы не сможем этого сделать, если будем тратить время на очернение друг друга. Мы не сможем этого сделать, если будем просто выдумывать и притворяться, что факты — это не факты. Мы не сможем решить наши проблемы, если будем отвлекаться на сторонние шоу и карнавальные ряженые". Я окинул взглядом собравшихся репортеров. "Я знаю, что найдется часть людей, для которых, что бы мы ни выложили, этот вопрос не будет решен. Но я обращаюсь к подавляющему большинству американского народа, а также к прессе. У нас нет времени на подобные глупости. У нас есть дела поважнее. У меня есть дела поважнее. У нас есть большие проблемы, которые нужно решать. И я уверен, что мы сможем их решить, но нам придется сосредоточиться на них, а не на этом".
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Я вышел через раздвижные двери, которые вели обратно в офисы отдела коммуникаций, где столкнулся с группой младших сотрудников нашего пресс-центра, которые наблюдали за моими высказываниями на телевизионном мониторе. На вид им всем было около двадцати лет. Некоторые из них работали в моей предвыборной кампании, другие только недавно пришли в администрацию, побуждаемые идеей служения своей стране. Я остановился и посмотрел в глаза каждому из них.
"Мы лучше, чем это", — сказал я. "Помни об этом".
На следующий день, вернувшись в ситуационную комнату, я и моя команда провели последний обзор вариантов возможной операции в Абботтабаде, которая должна была состояться в эти выходные. В начале недели я дал Макрейвену разрешение на отправку в Афганистан группы "морских котиков" и вертолетного десанта, и сейчас группа находилась в Джелалабаде, ожидая дальнейших распоряжений. Чтобы убедиться, что ЦРУ провело надлежащую проверку своей работы, Леон и Майк Морелл попросили начальника Национального контртеррористического центра Майка Лейтера поручить новой группе аналитиков изучить имеющиеся разведданные о комплексе и его обитателях, чтобы проверить, насколько выводы агентства совпадают с выводами Лэнгли. Лейтер сообщил, что его команда выразила от 40 до 60 процентов уверенности в том, что это бин Ладен, по сравнению с 60–80 процентами ЦРУ. Возникла дискуссия о том, чем объясняется такая разница. Через несколько минут я прервал дискуссию.
"Я знаю, что мы пытаемся оценить эти факторы как можно лучше", — сказал я. "Но, в конечном счете, это выбор пятьдесят на пятьдесят. Давайте двигаться дальше".
Макрейвен сообщил нам, что подготовка к рейду завершена, он и его люди готовы. Картрайт также подтвердил, что вариант с беспилотными ракетами был испытан и может быть активирован в любой момент. Имея перед глазами варианты, я обошел стол, чтобы получить рекомендации каждого. Леон, Джон Бреннан и Майк Маллен высказались в пользу рейда. Хиллари сказала, что для нее это было решение 51–49, тщательно перечислив все риски рейда — особенно опасность того, что мы можем испортить отношения с Пакистаном или даже оказаться в конфронтации с пакистанскими военными. Однако она добавила, что, учитывая, что это была наша лучшая наводка на бин Ладена за последние десять лет, она в конечном итоге решила послать "морских котиков".
Гейтс рекомендовал отказаться от рейда, хотя он был готов рассмотреть возможность нанесения удара. Он привел прецедент попытки спасения пятидесяти трех американских заложников, удерживаемых в Иране в апреле 1980 года, известной как "Первая пустыня", которая обернулась катастрофой после того, как американский военный вертолет разбился в пустыне, в результате чего погибли восемь военнослужащих. По его словам, это было напоминанием о том, что независимо от того, насколько тщательно было проведено планирование, подобные операции могут пойти не по плану. Помимо риска для команды, он опасался, что провал операции может негативно сказаться на войне в Афганистане. Ранее в тот же день я объявил о планируемой отставке Боба после четырех лет работы на посту министра обороны и о моем намерении выдвинуть Леона в качестве его преемника. Выслушав трезвую, хорошо аргументированную оценку Боба, я вспомнил, насколько ценным человеком он был для меня.
Джо также высказался против рейда, утверждая, что, учитывая огромные последствия неудачи, мне следует отложить принятие любого решения до тех пор, пока разведывательное сообщество не будет более уверено в том, что бин Ладен находится в комплексе. Как и в случае с каждым важным решением, которое я принимал на посту президента, я ценил готовность Джо идти против преобладающих настроений и задавать жесткие вопросы, часто в интересах предоставления мне пространства, необходимого для моих собственных внутренних обсуждений. Я также знал, что Джо, как и Гейтс, был в Вашингтоне во время "Первой пустыни". Я представлял, что у него остались сильные воспоминания о том времени: убитые горем семьи, удар по американскому престижу, упреки и представление Джимми Картера как безрассудного и слабоумного человека, санкционировавшего эту миссию. Картер так и не оправился политически. Негласно предполагалось, что и я, возможно, не оправлюсь.
Я сказал группе, что они получат мое решение к утру — если рейд состоится, я хотел убедиться, что у Макрейвена есть максимально широкое окно для выбора времени начала операции. Том Донилон вернулся в Овальный кабинет вместе со мной, со своим обычным набором папок и блокнотов под мышкой, и мы быстро просмотрели его контрольный список потенциальных действий на предстоящие выходные. Казалось, они с Бреннаном подготовили план действий на все случаи жизни, и я видел напряжение и нервозность на его лице. За семь месяцев пребывания в должности моего советника по национальной безопасности он старался больше заниматься спортом и отказаться от кофеина, но, очевидно, проигрывал эту битву. Я восхищался способностью Тома к напряженной работе, бесчисленными деталями, которые он отслеживал, объемом меморандумов, телеграмм и данных, которые ему приходилось поглощать, количеством исправленных им ошибок и межведомственных перепалок, которые он разрешал, и все это для того, чтобы у меня была информация и ментальное пространство, необходимые мне для выполнения моей работы. Однажды я спросил Тома, откуда взялись его стремление и усердие, и он объяснил это своим происхождением. Он вырос в ирландской семье из рабочего класса, закончил юридический факультет и участвовал в различных политических кампаниях, чтобы в итоге стать крупным экспертом по внешней политике; но, несмотря на свои успехи, по его словам, он все равно постоянно