Читать интересную книгу Орден Ультрамаринов: Хроники Уриэля Вентриса - Грэм Макнилл

Уриэль был согласен с Пазаниусом: они здорово сдали. Четыре минуты, чтобы зачистить здание такого размера, можно было считать неплохим результатом, но он знал, что это можно сделать гораздо быстрее, а сама идея не особенно напрягаться уязвляла гордость и беспокоила его.

С тех пор как ему исполнилось шесть лет и его поселили в Казармах Аджизелуса, он чувствовал потребность быть лучшим во всем. Наставники не выделяли его и во всем уравнивали с остальными, но само осознание, что он не сделал всего, что мог, подстегивало. Пазаниус был прав — без постоянной муштры и тренировок, к которым они привыкли, будучи Ультрамаринами, их умения и навыки не то чтобы утрачивались, но словно притуплялись.

— Все равно, — продолжал Пазаниус, — нам теперь больше не надо быть лучшими. Может быть, мы вовсе и не принадлежим больше к Ордену?

Уриэль, ошеломленный самой этой мыслью и простотой, с которой Пазаниус озвучил ее, резко спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты еще считаешь себя Космодесантником Императора? — спросил Пазаниус.

— Конечно, считаю. А ты нет?

— Ну, нас вышвырнули, опозорили, мы больше не Ультрамарины, — проговорил Пазаниус подрагивающим голосом, безучастно глядя в пространство. — Принадлежим ли мы до сих пор к Космодесантникам? И нужно ли нам тренироваться? А если мы не Космодесантники, то кто же мы тогда?

Боевые товарищи встретились взглядами, и Уриэль был поражен глубиной боли и остротой тоски в глазах Пазаниуса. Душа его бывшего сержанта была опустошена, и Уриэль понял, какие ужасные терзания испытывал Пазаниус после изгнания из Ордена. Он протянул руку и положил ее Пазаниусу на наплечник, лишенный всех знаков отличия.

Уриэль почувствовал себя виноватым за то, что Пазаниус разделил с ним бесчестие, которое он должен был пережить один.

— Мы навсегда останемся Космодесантниками, мой друг, — торжественно заявил Уриэль. — И я не могу назвать ни одной причины, которая может помешать нам выполнять боевые задания нашего Ордена. Где бы мы ни были и чем бы мы ни занимались, мы всегда будем воинами Императора.

Пазаниус кивнул:

— Я знаю, но сомнения грызут меня, и нет никого на борту, кому я мог бы исповедаться. Капеллана Клозеля здесь нет, и я не могу прикоснуться к святости примарха и помолиться.

— Ты можешь поговорить со мной, Пазаниус, всегда, когда тебе только захочется. Разве мы не боевые братья, разве мы не прошли через многие схватки, разве мы не друзья, наконец?

— Да, Уриэль, и мы всегда ими будем, но ты такой же проклятый и осужденный, как и я. А я страстно желаю духовной поддержки того, кто чист и не запятнан позором. Прости.

Уриэль отвернулся от друга, надеясь найти правильные слова, которые были так нужны сейчас. Но он не был капелланом и не знал, что принесло бы Пазаниусу утешение, которого тот, несомненно, заслуживал.

Он мучительно искал слова, которые могли восстановить доверие между ними, внутренний голос спросил его: «А что если Пазаниус прав?»

Ультрамарины возвращались обратно через полигон, полосу препятствий которого только что преодолели, и кромсали останки тридцати семи «врагов». Их радиоуправляемые тела из пластика и биомассы догорали, распространяя вонь. Выходя из здания, Уриэль и Пазаниус прошли через хорошо укомплектованный гимназиум, направляясь к одной из многих часовен на корабле. Космодесантники завершили боевые обряды и церемонии, которые должны были своей суровой, красотой поддержать их морально и продемонстрировать уважение примарху и Императору.

Свет в тренировочном зале начал мерцать и гаснуть, предупреждая людей, что корабль переходит в ночной режим, хотя само понятие дня и ночи было весьма условным на борту корабля. Несмотря на это, капитан Ласкарис ввел в практику строгое расписание, по которому выключался свет и звучал сигнал к подъему. Это делалось для того, чтобы пассажиры «Гордости Калта» могли быстрее приспособиться к жизни на корабле. Такая маскировка под нормальную жизнь позволяла сводить к минимуму нежелательные проявления человеческой натуры. Усиливавшаяся клаустрофобия вкупе с еще дюжиной лишений, которые неизбежны на борту, нередко приводили к крайне неприятным последствиям, таким как жестокость, насилие и неподчинение.

Конечно, Ультрамарины привыкли к гораздо более жесткой дисциплине и лишениям, чем те, что приходилось терпеть на корабле.

Гимназиум был обширным помещением в тысячу стадий длиной, потолок подпирали колонны, а пол был посыпан песком. Целый полк или даже больше воинов могли проводить тренировки по стрельбе, кулачному бою, бою в джунглях или опасной драке на темных городских улицах. На полигоне было несколько площадок, имитирующих различные условия, настолько близкие к реальным, что тысячи воинов могли пройти здесь необходимое обучение, перед тем как добраться до театра настоящих боевых действий. С балок потолка свисали боевые знамена подразделении, а вдоль стен стояли огромные антраценовые статуи великих героев Ультрамара. Подсвеченные витражи рассказывали о жизни Робаута Жиллимана. Молебны на высоком готике неслись из труб гипсовых ангелов, водруженных на каждую колонну.

— Это лучшие люди своих миров, — кивнул Уриэль на группу воинов, отрабатывающих штыковые удары на манекенах.

От него не ускользнуло несколько смущенных взглядов, брошенных на разжалованных Ультрамаринов. Уриэль прекрасно знал, что их присутствие на корабле послужит причиной разных домыслов и сплетен.

— Да, — согласился Пазаниус, — Макрэйдж восемьсот восьмой. Большинство из них из Аджизелуса.

— Ну, тогда они будут хорошо сражаться, — сказал Уриэль. — Какой позор, что мы не можем тренироваться с ними. Они бы очень многому могли у нас научиться, а для нас было бы честью передать им свой опыт.

— Может быть, — сказал Пазаниус, — хотя не думаю, что их офицеры согласились бы с тобой. Мне кажется, что мы для них — одно большое разочарование. Разжалованный Космодесантник не герой, он ничего не стоит, пустое место.

Уриэль повернулся к Пазаниусу, удивленный злобой и горечью в его голосе.

— Пазаниус? — окликнул он его.

Пазаниус помотал головой, как будто отбрасывая прочь тяжелые мысли, и улыбнулся, но Уриэля невозможно было обмануть этим.

— Извини, Уриэль, меня просто замучили сны. Я не привык к этому. Я все еще жду, когда же капеллан Клозель гаркнет мне на ухо: «Подъем!»

— Да, — согласился Уриэль, заставляя себя улыбнуться. — Чуть больше трех часов сна — и ночь казалась роскошной. Будь осторожен и не привыкни к этому, мой друг.

— Это вряд ли, — сказал Пазаниус хмуро.

Уриэль встал на колени перед статуей Императора, высеченной из темного мрамора. Мерцающий свет сотен свечей заполнял часовню, отражаясь тысячекратно на отполированных поверхностях. Воздух был тяжелым и маслянистым от благовоний. Священники молились нараспев, перебирая четки, они бродили по часовне. Херувимы с белоснежной кожей, голубыми как небо волосами и сияющими золотыми крыльями парили под сводами. С поясов священников свисали свитки со священными текстами.

Уриэль ни на кого не обращал ни малейшего внимания. Он крепко сжимал обеими руками золотой эфес меча, острием упертого в пол. Уриэль устало прижался лбом к головке эфеса и начал молиться.

Этот меч был последним даром капитана Айдэуса, его бывшего наставника, и хотя оружие было повреждено на Павонисе (казалось, что уже целая вечность прошла с тех пор), Уриэль отладил клинок перед отъездом на Тарсис Ультра. Ему хотелось знать, как поступил бы Айдэус в той ситуации, и благодарил богов, что его наставника здесь нет, и он не видит, что стало с его учеником.

Пазаниус преклонил колени рядом, закрыл глаза, и его губы зашевелились в беззвучной молитве.

Уриэлю было сложно проявлять сочувствие к насупленному, полному тяжких раздумий Пазаниусу. Тот стал таким с тех пор, как они оставили позади водопады Геры. Да, это правда, что их изгнали из Ордена, с родной планеты и разлучили с боевыми братьями, но у них все еще был долг, который нужно выполнить, и клятва, которой надо следовать. А настоящий Космодесантник никогда не откажется от таких серьезных обязательств, особенно если он Ультрамарин.

Уриэль знал, что Пазаниус был смелым и благородным воином, и надеялся, что у него хватит внутренней силы, чтобы самостоятельно выйти из этого болезненного состояния. Вспомнилось, как он сам терзал себя сомнениями в одном из госпиталей на Тарсис Ультра. Уриэль также вспомнил прекрасное лицо сестры Ордена Госпитальеров и ее слова, простые и мудрые, усмирившие его душевную боль.

Уриэль хотел еще раз увидеть эту женщину, но оказалось — не судьба. После битвы с тиранидами, в которой он был тяжело ранен, он долгое время видел только апотекария Селенуса, занятого изгнанием тиранидского яда из организма Ультрамарина.