Читать интересную книгу Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

на уме.

Они улыбнулись друг другу. Он был благодарен ей за то, что она не заставила себя рассмеяться.

— Знаешь, я буду тебя искать, — сказала она. — Когда смогу. Если смогу.

— Не обещай мне этого, Таша.

Она кивнула, вытерла глаза и быстро поцеловала его еще раз. Затем она отвернулась от него и, не оглядываясь, протянула ему Благословение-Ленту.

— Доверие — это хорошо, — сказала она.

— Нет ничего лучше, — согласился он и произнес слово, которое ослепляет, чтобы дать новое зрение.

На этот раз не было ни сотрясения, ни искажения реальности, ни затемнения солнца. Легкая пульсация пробежала по вискам, вызывая головокружение, но это прошло в мгновение ока, и он почувствовал себя прежним. Таша склонила голову набок, словно ей пришла в голову любопытная мысль. Она стояла к нему спиной, но он мог бы дотронуться до нее. Мгновение назад это было так просто. Он даже не высох после их занятий любовью.

Он смотрел, как она уходит по открытому песку.

Пройдя шагов двадцать, она подняла глаза на Рой. Затем вдаль. Она медленно подняла руки и обхватила ими голову. Пазел ждал, едва дыша. Таша опустила руки, посмотрела на свою левую ладонь и выругалась:

— Ну ни хрена себе, она это сделала! Несчастная девчонка сделала, как ей было сказано!

Голос Таши, но слова сказала не Таша. Она на пробу пошевелила руками, ощупала контуры своего тела. Тело его возлюбленной. Затем она резко обернулась и оскорбленно посмотрела на него.

— Что за чертовщина? — воскликнула она. — Это Гуришал? Стою ли я у пролива Наконечник Стрелы?

Он сказал, что да, именно там она и была. Затем он рассказал ей остальное из того, что ей нужно было знать.

— Я действительно узнаю это судно, — резко сказала она. — В конце концов, оно мое. И я прекрасно знаю, что Нилстоун находится на борту. Я бы почувствовала его даже с еще бо́льшего расстояния. Неважно. Почему ты прячешься у меня за спиной? Чего ты хочешь?

Пазел уставился на нее.

— Говори громче, мальчик! — крикнула она. — Мы встречались?

— Боги, — сказал он, — я никогда не думал, что оно сработает на тебе.

Он произнес Мастер-Слово, чтобы заставить Ташу забыть о его существовании, заставить ее забыть, что она когда-либо знала кого-то по имени Пазел Паткендл. Но Мастер-Слова могут быть жестокими или, по крайней мере, жестоко неточными. Это пронеслось прямо в сознании Таши, а также стерло память Эритусмы о нем.

Теперь в ее взгляде появился намек на угрозу.

— Сработает на мне? — спросила она.

Он сделал все, что мог, чтобы объяснить:

— Твой ученик Рамачни передал мне эти слова. Это было последнее из них. И да, мы уже встречались раньше.

— Где и когда, скажи на милость?

— Несколько месяцев назад, в...

Его голос замер. Магия Уларамита все еще запечатывала его язык.

Она раздраженно махнула ему рукой:

— Я думаю, у тебя не все в порядке с головой. Если это не так или не слишком плохо, начинай спасаться бегством. Возможно, в ближайшие несколько минут мне придется совершить несколько ужасных поступков.

— О, ты совершишь, — сказал он. — Посмотри в кармане своей рубашки.

Она подскочила и посмотрела на него с еще большей досадой. Потом сунула руку в карман и достала оттуда сложенный листок пергамента.

— Чей это почерк? — требовательно спросила она.

— Твой. Я имею в виду ее, Таши. Идея тоже принадлежала ей.

— Она придумала этот план? Та девочка?

— Почему ты находишь это таким странным?

— Я верю, что могу это сделать, — сказала Эритусма, пораженная собственными словами. — Силы должно хватить. Это может быть единственная сила, которой будет достаточно. — Она снова взглянула на него. — Разве я не говорила, что тебе следует бежать?

— Я собираюсь, — сказал Пазел. — Но Эритусма: помни о своем обещании. Когда Нилстоун исчезнет, ты вернешь ей это тело, ты поклялась...

— Никогда за тысячу двести лет я не нарушала клятвы! — взвизгнула она. — Давай, ты, надоедливое отродье! Это последний поступок в моей жизни, а ты делаешь его невыносимым!

— Это потому, что я ее люблю, — сказал он.

Она безразлично рассмеялась. Затем моргнула, повернулась и посмотрела на него с более глубоким пониманием:

— А она — тебя.

Он кивнул.

— Отчаянно, — сказала она. — Вот в чем дело, вот что заставляло ее продолжать бороться со мной. Это была сила, которая продолжала восстанавливать стену. Она могла бы захотеть уступить мне дорогу, позволить мне вернуться и разобраться с Нилстоуном. Но она никогда по-настоящему не хотела потерять тебя. Она соединилась с тобой, и рок навис над вами обоими, как покров на гробе.

— Это то, чего ты не можешь понять.

Волшебница задумалась:

— Совершенно верно. Я не могу. Но я узнаю силу, когда ее чувствую. И я верну Таше ее тело, когда эта работа будет выполнена — и только тогда. А теперь, в последний раз, беги.

Он побежал. Дюны боролись с ним, поглощая его ноги. Он вернулся назад, чтобы схватить одеяло, но не смог его найти, а потом, в чаще деревьев, он не смог найти лестницу. Когда, наконец, ему это удалось, он начал подниматься, шагая через две ступеньки, охваченный страхом, что ждал слишком долго.

Если он утонет сегодня, она будет искать мертвеца.

Наверху четвертой лестницы он увидел, как она взбирается по раскладной лестнице. К тому времени, когда он поднялся на седьмую, орудийные порты стали закрываться один за другим. Он уже запыхался. Осталось тринадцать.

Далеко наверху последние скалолазы рассредоточивались по вершине хребта, в сотнях футов над седловиной, где начинался каньон. Там были Джорл и Сьюзит; там был круглый живот Марилы и Нипс, прижимавший ее к себе.

Двенадцать лестниц позади. Теперь он мог оглянуться назад, через пролив, вплоть до Наконечника Стрелы, камня, который должен был упасть. Тринадцать лестниц. «Чатранд» внезапно выровнялся, соскользнул в более глубокую воду и повернулся носом к стене.

Четырнадцать лестниц. Дрожь сотрясла землю.

Питфайр. Питфайр. Я опаздываю.

Он едва чувствовал свои ноги, но они все еще служили ему, он все еще карабкался. Недостаточно высоко. Ты не можешь остановиться. Продолжай. У него кружилась голова, он падал и снова вскакивал на ноги, обдирая руки. Была ли это пятнадцатая лестница? Шестнадцатая? Он больше не был уверен.

Стена все еще