не будет нужды сыпать метафорами. Потом, наверное, еще лет сто Лига будет устраивать торжественные заседания Совета, пока не объявится какой-нибудь наполеончик, не лишенный чувства юмора, и не положит конец этому фарсу.
Почти не сознавая, что делает, Сандра коснулась правой рукой его левой ладони, сжимавшей перила.
— Откуда вам знать, Ник? — вполголоса спросила она. — Да, верно, «Семерка» получила большие повреждения и вполне может пойти ко дну. Но «Домашние Компании» сильны, как никогда, и ваши независимые торговцы тоже, не правда ли?
Ван Рийн долго искоса смотрел на Сандру, потом спросил:
— А откуда они черпают силы? «Домашние Компании» сосут из Содружества, а его вынудили взяться за осуществление большой военной программы, и оно этого не забудет. Ну а независимые торговцы — ваши союзники. И в том, и в другом случае это — правительство. Как раз то, чего добивалась «Семерка». Разве вы не понимаете? Когда-то Лига была объединением вольных торговцев, которые предлагали свои товары и услуги, но никому их не навязывали. Частные предприятия не развязывают войн и не учреждают концлагерей, это делают правительства, ибо правительства считают себя вправе убивать всех, кто не исполняет их указаний. Корпорации, профсоюзы, политические партии, церковники, Бог знает кто еще может прибрать к рукам правительственную машину. Кто бы это ни был, они будут эксплуатировать ее бесконечно. Похоже, мы, смертные, недостаточно мудры, и нам не стоит доверять правление. А Лига… раскол в ней существовал еще до того, как начались открытые столкновения. Теперь она пережила гражданскую войну. Первую на своем веку. Стрэнг склонил к этому «Семерку», но у него ничего бы не получилось, не будь она сама давно к этому готова. Мы можем какое-то время лукавить, сохраняя призрак, но телесная оболочка уже истлела. А душа отлетела и того раньше, когда свободные люди возжелали управлять другими людьми.
Ван Рийн устремил взор в темноту.
— Никто больше не будет принимать важных решений сам, — сказал он. — Все возьмут в руки власть. Лозунги займут место разума. Сначала в дело вступят высоколобые, а там за ними последует и простой рабочий люд. Политиканы отвели себе роль волшебников, которые, принимая законы, повышая налоги, извлекая деньги из воздуха, обеспечат всем и каждому вольготную жизнь. Их любимчики, предприятия и учреждения, поделят между собой территории и задушат всякого, кто способен предложить какие-нибудь нововведения. Сколько бы дров ни наломало правительство, рецепт один: усиление власти правительства. Держава растет до тех пор, пока не становится слишком прожорливой, и одной планеты уже не хватает, чтобы прокормить ее. Домашние беспорядки можно экспортировать на остриях штыков. Но почему-то против подлинных варваров начинают воевать, когда уже слишком поздно… Война, война, война. Я бы посоветовал вознести молитву святым, вот только, быть может, святые уже покинули нас.
Он разом опрокинул в себя полкружки пива.
— Уф-ф-ф! Что-то я разговорился! Будто тот ручей, что впадает в море, а оно знай себе остается соленым, — ван Рийн расхохотался. — Не будем попусту тратить время, дарованное нам Господом для возлияний. Смотрите, одна из лун на подъеме.
Сандра потянула его за рукав и развернула к себе лицом.
— Вы и впрямь верите в то, что говорите, Ник?
— Ну, ближайшие два-три поколения гермесцев вряд ли будут так уж страдать, если вам удастся удерживать свой новый режим на коротком поводке.
— Нет, я говорю вообще… Видите ли, — выдавила она, — у меня появились довольно похожие мысли, и… Что вы намерены предпринять?
— Я уже сказал: наложить заплатки, если получится.
— А потом? Если, конечно, для нас еще будет какое-нибудь «потом».
Внезапно ван Рийна охватила странная робость, и он отвернулся.
— Не знаю. Понимаете, я рассчитываю, что залатывать дыры будет весело. Иначе, наверное, и пытаться бы не стал. Я ведь усталый старик. Что будет потом — занятный вопрос. Возможно, потом мы с Пнем… Я буду летать на «Через пень-колоду» и, должно быть, вволю наиграюсь в покер на борту. Так вот, возможно, мы совершим маленькую вылазку за пределы исследованного космоса. Поглядим, может, что и найдем.
— Завидую вам, — вырвалось у Сандры.
Ван Рийн резко повернулся к ней.
— Проклятье, милая, почему бы и вам не отправиться с нами? — воскликнул он.
Сандра вскинула руки, будто хотела оттолкнуть его.
— Нет, это невозможно.
— Ба! — ван Рийн рубанул рукой воздух. — Представьте себе, как вы могли бы нарушить закон сохранения энергии, если бы поехали. Или, возможно, закон сохранения количества движения. А что, если вам сложить полномочия через пять или десять лет? Пусть Эрик берет все в свои руки, пока время не подточило его мыслительные способности. А вы отправляйтесь со мной в долгий путь! — Он осушил кружку, со стуком поставил ее и, шлепнув Сандру пониже спины, обвел правой рукой небосвод. — Вот она, Вселенная, все пути которой ведут в никуда. Жизнь никогда нас не предаст, а вот мы предадим ее, если будем сидеть дома.
Сандра отпрянула, но потом тихонько засмеялась:
— Не надо, Ник, перестань. Мы встретились вовсе не для того, чтобы обсуждать вздорные замыслы, политику или философию. Мы здесь, чтобы побыть вместе. Я хочу выпить.
— Я тоже, — ответил ван Рийн. — Ладно, будем пить, пока не сядет луна и не взойдет солнце. Споем задорные песни, а если сможем, то и станцуем гальяр под какую-нибудь ораторию Баха. Не будем напыщенными дураками, а будем настоящими, только ты не забудь, о чем мы говорили.
Он предложил Сандре руку. Женщина взяла его под локоть, и они снова вошли в дом ее предков.
Эдзел вперевалку трусил по тропке под обрывом. Он направлялся к реке, держа в руке пятилитровую кружку, подаренную ему отрядом борцов за свободу, который он возглавлял. Эдзел уже не раз до краев наполнял ее мартини. Пение дракона было слышно за километр: «Бо-бо-бидл-ит-би-дум-бо» — и напоминало веселые раскаты грома. Увидев Чи Лан, сидевшую на камне у самой кромки воды, Эдзел остановился.
— Хо, так и знал, что застану тебя здесь.
Чи приветствовала его, подняв руку, в которой держала мундштук с сигаретой. Горящий кончик прочертил тоненькую огненную полоску, похожую на след кометы.
— А я полагала, что ты придешь, как только накачаешься и расчувствуешься, — промурлыкала она. — Ах ты, большущий глупыш.
Слегка покачиваясь, фигура Эдзела маячила на фоне леса, неба и воды. Близился рассвет. Над головой, меж стен ущелья, еще окутанных мраком ночи, бледнели звезды, небо на востоке делалось белесым. Вода ручья светилась, поблескивала, обтекая песчаные наносы, пенилась среди голышей, прокладывала себе путь между валунами и кривыми деревьями. Ее звонкий голос несся от утеса к утесу. Эдзел полной