Читать интересную книгу Лёд - Яцек Дукай

Я-оно взялось за освобождение бумаг. Отломанную ножку канделябра господин Щекельников приспособил в качестве временного лома, которым разбивал архивное месторождение. Я-оно перебирало в темпе шесть пачек за четверть часа. Сторож притащил угольную корзину, над которым освобождало ото льда наиболее обещающие дела. Листки разлетались пластинами недопеченного теста; толстые перчатки не позволяли проводить наиболее тонкие операции, а если снять их — пальцы быстро теряли чувствительность от прикосновения ледяных бумаг. Дедуля услужливо просвечивал, заглядывая при этом через плечо. Так считывало бухгалтерские мемуары умершего предприятия.

В первый раз на фамилию «Герославский» напало в геологическом отчете, датированном июлем тысяча девятьсот восемнадцатого года. Это была копия ответа на какой-то меморандум, направленный исполнительным органам общества инженером Ф. Герославским. Ответ на него пришел отрицательный. Отложило бумагу, чтобы та снова замерзла, с датой и подписью сверху. Вскоре после того, Щекельников выдолбал папку оригинальных документов сорочьего отделения «Руд». Оттаивали документы в обратной последовательности дат; годы и месяцы разлезались под перчаткой в теплую, бесформенную кашу. Тысяча девятьсот восемнадцатый, май: инженер Герославский возвратился из геологической экспедиции в Николаевский Завод нижнеудинского уезда иркутского губернаторства; минералогические таблицы заполнены процентными сопоставлениями сидерита (содержание руды более тридцати процентов, подчеркнуто рукой инженера Герославского), он пишет о природных силикатах, окисных рудах, сернистых соединениях, порфиритовых траппах. Следующий рапорт: о вероятности нахождения золота. Кварц, кальцит, сидерит, пирит, сернистая обманка. Экспедиции вокруг Байкала. Потом снова ничего: толстенные тома бесплодной бухгалтерии и договоров на поставки. Каким-то чудом сюда запутался даже гражданский иск по делу «устрашения туземной рабочей силы» (имелся в виду шаманский террор на Дорогах Мамонтов).

Около трех часов дня господин Щекельников выкопал папку с внутренней перепиской между начальником Геологического отдела «Руд», неким Калоусеком, и генеральным директором, Горчиньским. Верхние и нижние фрагменты страниц обледенели до конца, распадаясь после размораживания в иней-грязь, так что невозможно было прочитать ни даты, ни подписи на этих письмах. Иногда появлялись сомнения, то ли и дальше пишет этот Калоусек, то ли цитирует фатера, а может — это вообще написано самим фатером. Совершенно не помнило отцовского почерка. Впрочем, содержание третьего письма заморозило мысли — с головой в туче сажи поспешно читало оттаивающие рукописи, а после прочтения каждая вторая расплывалась в грязную жижу и стекала в огонь.

Калоусек, или отец, писал о проектах добычи из ненарушенных залежей тунгетита, расположенных в районах глубинной Зимы, благодаря привлечению к работе зимовников, напитанных морозом. Инженер (Герославский?) предлагал провести эксперименты на добровольцах, мотивированных религиозными верованиями, и эти эксперименты должны были сделать их нечувствительными к морозу, позволяя организовывать несколькодневные вылазки за Последнюю Изотерму. Отклеило один листок от другого; на обороте текст был не читабельным. Следующая страница содержала сделанный от руки эскиз устройства, похожего на шприц, соединенного с клистирным поршнем. Ниже была изображена анатомическая схема кровообращения руки или ноги, либо вообще — пищеварительной системы — безрезультатно пыталось призвать в память аналогичные гравюры из книжек Зыги — схема была снабжена легендой, упоминающей, среди всего прочего, tungec-cinum, морозную жилу, ледовод. Кожа горела под шарфом, в ускоренном дыхании с трудом удерживалось от кашля. С помощью обугленной щепки отделяло одну страницу от другой. (Блрумм, блрумм, блрумм, блрумм). Генеральный директор Горчиньский: нынешняя ситуация фирмы не позволяет включаться в столь дорогостоящие и требующие много времени предприятия. Хотя мы высоко ценим намерения и идеи наших сотрудников, и так далее, и так далее. Вернулось к предыдущей гравюре — сохранить ее любой ценой! Та уже распадалась на волокна, полоски, размякшие хлопья, чернила исчезали словно растапливаемый снег. Бросило страницу на лед, подальше от огня. Напрасно: что прочитано, что увидено, что пережито — не существует, не имеет права существовать иначе, как только в памяти. Не будет никаких материальных доказательств, все прошлое — это царство вероятности, Лед не достает за пределы «здесь и сейчас». Быть может, это все писал отец, а может — и нет; возможно — существовал, возможно — и нет.

Блрумм, блрумм, хруп-круп, Щекельников отбивал, страшненький дедуля присвечивал: Калоусек или не Калоусек просил получить доступ к орографическим[286] разработкам Кароля Богдановича, хранящихся в архивах Сибирхожето — ответа нет. Инженер Ф.Г. посвятил шесть рабочих дней на инспекцию не действующей канализационной системы Иркутска. Вот докладная об утверждении проекта гидрографической экспедиции в северную зону байкальского водораздела. Тут ответ на письмо, которого в папке нет: в связи с уже решенной продажей предприятия и присоединения его к концерну Круппа, все фонды, предназначенные на метеорологические и геологические исследования под руководством инженера Герославского замораживаются. «Метеорологические»? Калоусек, обязательно следует найти этого Калоусека, поговорить с ним. Смета, подписанная — ух ты, сохранилась подпись, на лед ее! — Филиппом Герославским, резкой, идущей наискось арабеской. Список включает: шесть оленьих упряжек, провиант для людей и животных, вознаграждение для туземцев, в том числе — ставки для тунгусских следопытов и проводников по Дорогам Мамонтов, а еще очень дорогостоящее буровое оборудование, трубные буры, несколько десятков аршин специального зимназа, эбонитовые термометры в металлических корпусах, длиной в семь аршин; термометры Савинова, динамит (два ящика), оборудование для золотоискателей и сорок, три изоляционные юрты, дюжина бутылей с керосином… Вся смета была перечеркнута, что было подтверждено неким «Х.К.». Калоусек? Быть может, в следующем документе…

Перемещение какого-то темного тела замутило тени в глубине коридора, и между скульптур темного льда появился силуэт — я-оно схватилось, упуская папку в жар — это полный усач в расстегнутой шубе, постукивающий тростью по сторонам, сунул изумленное лицо в круг желтого света. — Что это тут? Бродяги какие-то или воры, подумал. Господа, да Бог ты мой…! — Уже, уже закрываю, — поспешил с заверениями дедок. — Сколько там еще? — спросило Щекельникова. Тот указал импровизированным ломом: не менее десяти связок. Пошлю его завтра, чтобы вынес в целости, не размораживая; возможно, там найдется еще что-нибудь про судьбу отца в «Рудах Горчиньского». Вторую рублевочку в руку старика, не станет спорить. Сунуло те несколько спасенных от тепла листков в картонную папку, спустилось с добычей под мышкой по темной лестнице на улицу, нафаршированную радужно-цветным туманом, ноги сами поспешили в ритме разгоряченных мыслей; чуть ли не бежало, с головой, по-бычьи выставленной против всего мира, с пальцами, сжатыми в меховые кулаки…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});