он получит разрешение архиепископа Кентерберийского.
Спод пошатнулся. У него был только один действующий глаз, и Спод ухитрился выжать из него все, что возможно.
– Это правда?
– Истинная правда.
– Ну тогда другое дело. Если Мадлен снова свободна… Вустер, дружище, спасибо, что сказали.
– Пожалуйста, Спод, старина, или, вернее, лорд Сидкап, старина.
Кажется, только сейчас папаша Бассет осознал, что стройный, элегантный молодой человек, стоящий с независимым видом у дивана, не кто иной, как Бертрам Вустер.
– Мистер Вустер… – начал было он, но умолк, судорожно сглотнул и нетвердым шагом направился к столу, где стояли напитки. Вид у него был безумный. Он смог заговорить, только пропустив щедрый глоток живительной влаги. – Я сейчас видел Мадлен.
– Да? Как она себя чувствует? – вежливо осведомился я.
– По-моему, сошла с ума. Говорит, что собирается замуж за вас.
Ну, я более или менее подготовил себя к чему-то подобному, и если не считать того, что меня затрясло, как бланманже на ветру, и того, что челюсть у меня отвисла как минимум на шесть дюймов, я ни единым знаком не выдал своего замешательства, чем выгодно отличался от Спода, который снова пошатнулся и взревел, точно бурый медведь, отдавивший себе лапу:
– Вы шутите!
Папаша Бассет горестно покачал головой. Глаза и щеки у него ввалились.
– Хотел бы я, чтобы это была шутка, Родерик. Неудивительно, что вы ошеломлены. Вполне разделяю ваши чувства. Совсем голову потерял. Не вижу никакого выхода. Когда Мадлен мне это сказала, я был как громом поражен.
Спод изумленно выпучил на меня свой одинокий глаз. Казалось, он не может взять в толк, что происходит. В глазу у него появилось недоуменное выражение:
– Она не может выйти замуж за это!
– Еще как может.
– Но этот еще хуже того, с рыбьей физиономией.
– Согласен. Намного хуже. Сравнения нет.
– Пойду поговорю с ней, – сказал Спод и вышел прежде, чем я успел выразить возмущение тем, что меня назвали это.
На мое счастье, в гостиную вошли Стиффи и Растяпа Пинкер, иначе, оставшись один на один с папашей Бассетом, вряд ли я нашел бы тему для легкой, живой и занимательной беседы.
Глава 19
Хоть нос у Пинкера, как и следовало ожидать, сильно распух с тех пор, как мы виделись в последний раз, однако сам он пребывал в превосходном расположении духа. Стиффи тоже вся сияла и лучилась от радости. Очевидно, ни тот ни другая не сомневались, что их ждет счастливый конец. Сердце у меня кровью облилось при виде этих юных олухов. Я внимательно наблюдал за лицом папаши Бассета, когда Спод расписывал ему левый хук Растяпы Пинкера, – оно явно не сулило ничего хорошего.
Землевладельцы, наделенные правом распоряжаться церковными приходами, предъявляют кандидатам на эти лакомые посты очень строгие требования, и левый хук, какой бы искусный он ни был, не числится в списке таких требований. Вот если бы папаша Бассет был спортивным тренером, гоняющимся за молодыми талантами, а Пинкер – многообещающим юнцом, которого можно подготовить к отборочному матчу из шести раундов, старый хрыч смотрел бы на него с умилением. А сейчас сэр Уоткин Бассет нацелил на Растяпу холодный, суровый взгляд, как если бы бедолага сидел на скамье подсудимых по обвинению в продаже свиней без лицензии или небрежении правилами противопожарной безопасности. Очевидно, над головой Растяпы Пинкера нависла беда, и на счастливый конец я не поставил бы и ломаного гроша.
Но Стиффи этого предвестия грозы, столь очевидного для моего проницательного ума, похоже, совершенно не ощущала. Внутренний голос не шептал ей на ухо, что она вот-вот с оглушительным треском шлепнется с небес на землю. Она ликовала, направо и налево расточая улыбки, совершенно уверенная в том, что дядюшкина подпись под официальным документом не более чем пустячная формальность.
– А вот и мы, дядя Уоткин, – с сияющей улыбкой проговорила она.
– Вижу.
– Я привела Гарольда.
– Это не укрылось от моего внимания.
– Мы с ним все обсудили и пришли к выводу, что должны заручиться твоим письменным разрешением.
С каждой минутой взгляд старикашки Бассета становился все холоднее и суровее, а я все явственнее ощущал, будто мы находимся в полицейском суде на Бошер-стрит. Для полного сходства не хватало только насморочного судебного пристава, спертого, хоть топор вешай, воздуха и слоняющихся в поисках работы молодых адвокатов.
– Боюсь, я не совсем тебя понимаю, – сказал папаша Бассет.
– Ну что ты, дядюшка Уоткин, чего ты не понимаешь! Речь идет о приходе Гарольда.
– Разве у мистера Пинкера есть приход? Мне об этом ничего не известно.
– Я говорю о том приходе, который ты собираешься ему дать.
– Да? – сказал папаша Бассет. Мне еще в жизни не приходилось слышать ничего противнее этого «да?». – Я только что видел Родерика, – добавил он, переходя к сути дела.
Услышав о Споде, Стиффи хихикнула, что, по-моему, было непростительной ошибкой. Бывают, конечно, случаи, когда игривое хихиканье уместно, но иногда оно не лезет ни в какие ворота. Я заметил, что папаша Бассет начал надуваться, прямо как та забавная круглая рыбина, что ловится у берегов Флориды, и к тому же еще и клокотать, наподобие вулкана, который готов извергнуться на окрестные поселения к ужасу их обитателей, запоздало сожалеющих о том, что они не обосновались где-нибудь в другом месте.
И даже сейчас Стиффи не осознала, что гроза вот-вот разразится. Она залилась серебристым смехом. Я замечал, что некоторые девицы выказывают крайнюю тупость в восприятии атмосферных явлений. Эти юные представительницы слабого пола, по-моему, не понимают, что в некоторых обстоятельствах серебристый смех более чем неуместен.
– У него, наверное, хороший фонарь.
– Прости, не понял.
– Ну, синяк под глазом у него есть?
– Да.