Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вы смотрите с оптимизмом на процесс духовного окультуривания наших детей? Для меня тоже непонятно, как человек, живущий в России, может быть лишен собственной культуры — она же у нас вся насквозь православная. Как можно не знать, например, почему выходной день называется воскресенье?
— Да, а нам искусственно навязывают эти споры, пытаются развязать дискуссию об уже наличествующем процессе. Зачем?! Он ведь давно идет, в нем участвует значительное число наших школьников. Но, тем не менее, нас вовлекают в эту дискуссию, совершенно беспочвенную и бессмысленную, нам ее навязывают.
— Свой смысл, наверное, есть: это одна из распространенных форм манипуляции общественным сознанием — когда затевается дискуссия по недискуссионным, не нуждающимся в спорах вопросам, чтобы посеять в головах людей сомнения.
— Сейчас счастливое время: нас, православных, пока еще очень много, и этим надо пользоваться. Хотелось бы, конечно, чтобы процесс духовного образования шел в школе более успешно, но даже и в таком формате он приносит детям ощутимую пользу.
А теперь снова по поводу цифр: 30 или 1,5 %? Да если даже всего 1,5 % — это тоже хорошо, хотя, безусловно, нас гораздо больше. Ведь будут еще страшные времена, они грядут, те времена, о которых сказано в Откровении Иоанна Богослова. Но пока мы видим духовное возрождение России. И это духовное возрождение перевернуло в лучшую сторону взгляды очень многих людей и на новейшую историю, и на христианство, и на Церковь.
— Я это тоже вижу, и мне очень обидно, что телевидение показывает преимущественно лишь грязь, и не показывает весь тот огромный народ, который уже двадцать лет живет в режиме подвига.
— В режиме подвига христианин живет всегда, а особый подвиг начался в 1917 году. И, конечно, своего рода специфический подвиг — это тот, который совершается в течение последних двадцать лет, в том числе и православными педагогами.
— Да, это тоже подвижничество — преподавать предмет, обучающий нравственной норме, в условиях искусственно создаваемого сумасшедшего дома, когда хорошее называется дурным, а дурное — почтенным, престижным. Когда существует множество нравственных перевертышей: например, девочке — старшекласснице, которая хранит целомудрие, приходится проявлять большую выдержку и стойкость, поскольку над ней смеются ее одноклассницы.
Так что, боюсь, православным людям предстоит еще один подвиг — являть норму, когда она будет считаться патологией, а патологические явления будут признаны моральными и психологическими эталонами.
— Нам это навязывается извне, и такое давление особенно влияет на людей, которые нравственно неустойчивы, некрепки. А крепость наша — в вере, это залог созидательных процессов в обществе. И если говорить о цифрах, то пускай нас, православных, будет хотя бы даже десятая доля процента, но мы будем крепкими и устойчивыми, этого уже достаточно, чтобы все общество имело ту самую крепость, которая необходима для сохранения жизни в России.
Беседовала Ирина Медведева
29 / 12 / 2008
«И ВСЕ РАВНО ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!»
Беседа с президентом Фонда национальной и международной безопасности Л.И. Шершневым
Генерал-майор запаса Леонид Иванович Шершнев — президент Фонда национальной и международной безопасности, специалист по информационным войнам.
Ирина Медведева: Леонид Иванович, мы — я и мой постоянный соавтор Татьяна Львовна Шишова — дилетанты в области информационной войны, но мы чувствуем, что сегодняшняя ситуация, прямо скажем, военная. Как психологам нам приходится работать с детьми, у которых повреждена психика, вот почему нам так важно — для того чтобы хорошо делать свое дело — разобраться в том, какие факторы так влияют на психику извне. А факторов этих очень много. И повреждаются отнюдь не только дети, но и заметное число взрослых. По роду своей профессии и общественной деятельности мы общаемся с представителями разных возрастов, профессий и достатка, и, увы, нам все чаще приходится констатировать, что у людей, вроде бы изначально психически и интеллектуально нормальных, не все в порядке с головой. Так что, к сожалению, результаты этой информационной войны уже налицо.
А может быть, это неправильно — говорить об информационной или информационно-психологической войне? Может быть — да не может быть, а наверняка! — «классическая» война тоже включает в себя информационную составляющую? Но сейчас явно информационная составляющая играет главенствующую роль. Потому что бомбы на людей не падают, четко выраженных линий фронта и тыла нет, солдаты в чужой форме по нашей земле не ходят. Я даже думаю, не самое ли опасное в этой войне именно то, что она многими людьми как война не опознается, поскольку они знают войну в основном по художественным фильмам. (Теперь, увы, и по хронике, в том числе недавней.) И у людей есть совершенно определенный образ того, какой должна быть война, а ничего этого в действительности нет. Взрослые работают, дети учатся, старики ходят по магазинам, а летом копаются в огороде. Бананы и апельсины круглый год без очереди. Кто подкопит немного денег, может поехать в Египет или в Турцию отдохнуть. Жизнь, вроде бы, прекрасна, а людские потери при этом вполне военного масштаба — больше чем по миллиону в год.
Леонид Иванович Шершнев: Вы уловили главное: война идет, но она как война не опознается, а потому не осознается. Да, она не осознается подавляющим числом людей, и прежде всего так называемой «элитой», которая находится у власти. Не осознается в Генеральном штабе, не осознается по-настоящему фактически ни в одной из соответствующих структур.
И.М.: Леонид Иванович, но после грузино-осетинских событий наша верховная власть как раз уже громогласно стала заявлять через средства массовой информации, что Запад ведет с нами войну. Так что вряд ли уж вовсе не осознается.
Л.Ш.: Но мы совсем недавно проиграли так называемую «холодную» войну, которую еще называют Третьей мировой войной. И даже это нас ничему не научило. Ведь это же была война информационная, это была «война смыслов», война идеологическая. Но мы так до сих пор и не поняли, почему мы потерпели поражение в той войне. Как, почему без единого выстрела великая советская империя вдруг оказалась расколотой?! А русский народ оказался самым разделенным народом в мире? Вот он — результат войны. Но разве это осознается? В обыденном сознании нет ни малейшего представления, что была война. Я по этому поводу выступал в ГлавПУРе — Главном политическом управлении — еще в советское время…
И.М.: Когда вы там работали, в какой период?
Л.Ш.: С 1982 по 1990 год. И мне тогда было ясно, что это война. И война настоящая. Кстати, у Д.А. Волкогонова — он тогда заведовал военной пропагандой, руководил ею — была книга «Психологическая война». Но даже он, как и все прочие, воспринимал такое положение дел как бы понарошку. Дескать, это несерьезно, это не война, это как дети играют… Какая война, если пули не свистят, патрули не ходят, бомбы не падают?
И.М.: Но с другой стороны, Леонид Иванович, я с раннего детства слышала и чуть ли не в «Пионерской правде» читала именно о «холодной войне».
Л.Ш.: Да, но все равно никто не воспринимал это всерьез. Вот проблема.
И.М.: Наверно, война должна пахнуть порохом!
Л.Ш.: И должен быть запах смерти — очевидной, явной. И должно быть явное насилие, вооруженное причем. Ведь мы всегда говорили, что война это есть вооруженная борьба. И оружие в такой борьбе — материальное. А сейчас оружие информационное, оно другое. И человек верующий, наверное, скорее может это понять, потому что в Библии много говорится именно об этих диавольских способах ведения войны, информационных, так сказать, воздействиях на человека.
И.М.: Есть знаменитое высказывание апостола Павла: «Мы воюем не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесных». Но он, естественно, имел в виду «ответные удары».
Л.Ш.: Совершенно верно! Сейчас, кстати говоря, верующих больше, чем в то время, время «холодной войны». Эх, если бы они возвысились своим сознанием, а потом спустились бы на эту грешную землю! И тогда поняли бы, что такое сегодняшняя война.
И.М.: Вы хотите сказать, если бы они свои духовные знания, свою духовную интуицию спроецировали на реальность?
Л.Ш. Совершенно верно. Кстати, информационную войну как таковую сложно отделить от других типов войны, поскольку она и там присутствует. Сложно отделить от вооруженной борьбы, от экономической войны, от дипломатической и так далее. Информационная война присутствует вроде бы везде, но вместе с тем она является самостоятельной, и она самостоятельно может решать те задачи, которые перед ней ставятся.