Теперь ситуация, знакомая всем пожилым офицерам Генерального штаба, стала реальностью. И все же ничего не происходило, абсолютно ничего – если не принимать во внимание записи о нескольких ничего не значивших вылазках, которые предприняли французы в окрестностях Саарбрюкена и Перла. И опять же Гитлер оказался прав, а страхи армейских лидеров обернулись беспочвенными опасениями. Более трезвые расчеты экспертов оказались ошибочными, а «интуиция» Гитлера – верной. Последствия этого и других «поражений» генералов стали роковыми. Они укрепили веру Гитлера в собственные таланты военного стратега и способствовали тому, что он более, чем когда-либо, перестал прислушиваться к мнению специалистов.
Стоит ли далее обсуждать вопрос относительно готовности германской армии к войне в 1939 году? Голые факты и цифры предоставляют достаточно ясную картину, и они одни обеспечивают исчерпывающий ответ. Но что могло бы случиться, если бы Франция на самом деле направила армию на помощь польским союзникам в первой половине сентября 1939 года? Как могла бы выглядеть тогда вся ситуация в Европе? После поражения Польши Гитлер мог бы освободить все свои войска для сражения на Западе. К весне 1940 года он мог бы отвоевать территории, захваченные французами. А потом – добраться до западных границ рейха. Оставим в стороне вред, который могло бы нанести сражение в регионе западнее Рейна, а также промышленности этой области. Вероятно, нацистский режим мог бы пасть еще осенью 1939 года, но, даже если бы Гитлер сумел сохранить свое господство в Германии, он наверняка не смог бы предпринять большое наступление в 1940 году, в результате которого удалось захватить Голландию, Бельгию и Францию. Вероятно, он мог бы проникнуть и к Маасу, но тогда подвергся бы риску увязнуть в позиционной войне. А что бы это означало для западных государств? Они завоевали бы самое ценное для себя, а именно – они выиграли бы время для перевооружения и обрели бы нескольких новых союзников. В такой ситуации германских сил, вероятно, было бы недостаточно для оккупации Норвегии. Балканские государства вряд ли почувствовали желание связываться с Германией, которая все еще стояла лицом к лицу с непобежденным врагом на Западе. «Стальной пакт» с Италией, возможно, также оставался бы в бездействии. Каким было бы отношение России при таком раскладе событий, остается под вопросом. Не будет преувеличением, если мы скажем, что своим бездействием на Западе в 1939 году союзники позволили себе упустить великий шанс повернуть судьбу Европы в другое русло.
Западный вал
На принципы французской стратегии в 1939 году глубоко повлиял опыт Первой мировой войны. Французы шаг за шагом обеспечивали запланированное медленное наступление, дабы избежать всяческого риска. В то время как снаряженная armée de couverture (армия прикрытия – фр.) организовывалась довольно быстро, тотальная мобилизация и подготовка всех соединений армии к боевым действиям занимала много времени. Возможно, именно это привело к тому, что Франция оставалась в обороне. В то же время французский главнокомандующий генерал Гамелен, скорее всего, находился под сильным впечатлением от существования Западного вала. Организация Тодта к осени 1938 года на самом деле построила более трех тысяч бетонных сооружений между Ахеном и швейцарской границей, то есть в течение обещанных полугода. Скорость работ и число оборудованных огневых позиций, разумеется, производили впечатление и свидетельствовали о первоклассной организации и громадном энтузиазме. Это, безусловно, следует признать. А также постоянно росло число строений. Всю зиму 1939/40 года люди денно и нощно трудились на бельгийской и люксембургской границах.
Что же касается этого необыкновенного технического достижения, то отметим, что возведенный вал, с точки зрения военного эксперта, не представлял собой «непроницаемую стену фортификаций», как его называла наша пропаганда. В то время всю ситуацию часто сравнивали, и довольно справедливо, с потемкинскими деревнями, ибо оборона не отвечала современным требованиям постоянных укреплений. Число оборудованных огневых позиций не является единственным показателем их ценности. Более важно их сопротивление снарядам и бомбам, четкая взаимосвязь всей системы обороны, дальние рубежи которой сливаются с поверхностью земли, сила оружия, а также обученность войск ведению фортификационной войны.
Подробное исследование в свете этих требований приводит к следующим результатам: большинство оборудованных огневых точек имели бетонные крыши лишь восемь сантиметров толщиной, что не могло защитить от тяжелых снарядов. У многих точек впереди имелись амбразуры, что в данном случае не являлось тактическим преимуществом. С другой стороны, было невозможно для команды поста прикрывать примыкающую площадь в сочетании со следующей огневой точкой; с другой стороны, враг мог легко вывести пост из строя, выстрелив прямо в амбразуру с безопасного расстояния, избегая при этом тяжелых и дорогостоящих ближних атак. Из-за нехватки времени было невозможно закрепить оборудованные огневые точки в земле, как того требовали тактики. Многие из них находились на неблагоприятных передних склонах холмов. Противотанковые препятствия были сооружены на сравнительно небольшом количестве участков. Особенно тревожило то, что некоторые огневые позиции вовсе не имели амбразур, и поэтому их можно было использовать только как укрытия. Командиры боялись, что те войска, у которых нервы не выдержат артиллерийского огня, спрячутся в своих убежищах и, таким образом, во время битвы окажутся бесполезными. Поэтому командиры запрещали использовать эти укрытия, однако стали бы считаться с их запретом, если бы все обернулось к худшему. Для тех, кто разбирался в технических вопросах, причина строительства укрытий не была секретом – оборудованные огневые точки без амбразур можно было построить быстрее, чем те, которые такие бойницы имели. Устраивая первые, можно было доложить Гитлеру о высокой скорости строительства, который не намеревался вникать в детали и не желал дотошно разбираться в том, что построено и имеет ли это какую-либо реальную цену. И наконец, число войск, обученных вести фортификационную войну, было ничтожно мало.
Цель Гитлера в строительстве Западного вала, вне сомнения, была достигнута. Возведение этих укреплений вдоль сотен километров границы произвело большое впечатление на французских и британских политиков осенью 1938 года и, разумеется, оказало некоторое влияние на условия Мюнхенского соглашения, столь благоприятные для Германии. В начале войны Западный вал также, вероятно, выполнял функцию устрашения, что укрепляло решение французов медлить. Таким образом, Гитлер смог начать и завершить Польскую кампанию почти со всей действующей армией, в то время как небольшое количество дивизий второй и четвертой линии, большинство из которых не были готовы сражаться, несли вахту «на Западе» из-за укреплений, которые никоим образом нельзя считать непроницаемыми и лишь отчасти законченными. Гитлер блефовал, сделав ложный выпад высшего ранга. Западный вал выполнил вторую задачу, которую предписал ему Гитлер, при этом не подвергнувшись реальному испытанию на прочность. Летом 1940 года его роль, очевидно, была сыграна, а разоружение началось ради строительства Атлантического вала. Таким образом, Западный вал сделался непригодным к обороне. Скептики вроде Рундштедта никогда, даже в 1939 году, не приписывали большой ценности Западному валу, хотя после победы над Францией они считали, что не слишком мудро уничтожить его без особой надобности. Никто не может знать, когда он вновь сможет пригодиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});