Нет, мне не хотелось в Москву. Мне хотелось навсегда остаться в Перловке, тут, где я нашла свой дом, где с неба льется такой умиротворяющий зной, а в зеленой траве поют свою бесконечную песенку сонмы кузнечиков, где жизнь так понятна, спокойна и легка!
Утром следующего дня у меня болело абсолютно все. Не только мышцы рук – это было бы понятно, вчера я поднимала тяжелые кастрюли! – но и ног, и живота, и спины. А ведь мне предстояло снова приготовить обед на сто с лишним человек! Это казалось мне невероятным, невыполнимым. Кряхтя и постанывая, я поднялась с кровати и потащилась в душ – душевые кабины председатель у себя в доме установил роскошные. После горячей воды стало легче. В общем, я была готова к дальнейшим подвигам. А на следующий день мышцы болели уже меньше... А потом еще меньше...
Через две недели я чувствовала себя другим человеком, здорово отличавшимся от того, который приехал на станцию Перловка в помятом спортивном костюме. Несмотря на то что аппетит мой ни капли не уменьшился и я ела, точила, хомячила и уминала все, до чего могла дотянуться, вес мой немного пошел на убыль. Сказалось то, что питалась я теперь здоровой пищей. Постное мясо, яйца, молоко, овощи. Вредных сладостей, чипсов, газированной воды и прочего фастфуда не водилось на несколько километров вокруг, ближайший «Макдоналдс», святилище холестерина, находился в Москве, а местная пекарня отчего-то презирала сладкую сдобу, предпочитая хлеб из муки грубого помола. Правда, пекли там и изумительный ржаной хлеб с изюмом и семечками. Я могла его есть когда угодно и сколько угодно – даже, бывало, просыпалась ночью, кралась на кухню, отрезала себе ломоть хлеба и наливала стакан ледяного молока.
Излишки калорий расходовались в работе, по кухне я теперь порхала, как бабочка, а не ползала, как гусеница. Жировые складки на боках, на животе были схвачены корсетом, но это был корсет не из китового уса, а из мышц, естественный корсет, подаренный мне работой. Ноги у меня усохли в щиколотках, а руки окрепли. Там, где раньше под белой кожей трясся нежный прозрачный жирок, теперь чувствовалась мышца. Стоит учесть и то, что золотое правило всех диет – не есть после шести часов! – выполнялось мною безукоризненно. Ночные паломничества на кухню не в счет – ночи летом короткие, кралась за молоком с хлебушком я уже на рассвете, так что эту трапезу следовало признать скорее ранним завтраком, нежели поздним ужином. А ложилась я по-деревенски рано.
Это в городе после шести – самое время для визита в ресторан, где можно покушать от пуза, а в деревне у меня появились другие интересы, не способствующие набору веса. Бабушка одолжила мне простенький летний сарафанчик и свертела крючком купальник из завалявшихся у нее ниток, и знаете, что я вам скажу? Это был самый шикарный купальник, который я когда-либо видела, и тогда, и потом! Узкие плавки ловко сидели на бедрах, подчеркивая изгиб талии, а лифчик без всяких косточек приподнимал и смыкал грудь. Каждый день после работы я ходила купаться на пруд, и, чего греха таить, Коля меня частенько сопровождал. Он учил меня плавать и нырять. Пловчихой я была более чем посредственной, бултыхалась кое-как около бережка, стараясь, чтобы дно все время присутствовало под ногами. Коля начал меня учить бережно и постепенно. Он поддерживал меня прохладными руками, я доверяла ему, и однажды чудо произошло – я почувствовала, что вода держит меня. Мое тело потеряло вес. Я могла плыть, и не просто по-собачьи, беспорядочно молотя руками по воде, вздымая кучу брызг и отфыркиваясь! Теперь я могла плыть, бесшумно рассекая водную гладь. Я опускала лицо в воду – и видела дно, колыхающиеся букеты элодеи, стебли кувшинок, видела стайки мелких рыбешек, неповоротливых улиток. Я наслаждалась неожиданной легкостью своего тела, прохладными объятиями пруда и – не стану скрывать! – взглядами Коли. У этого оболтуса были замечательные красивые глаза, миндалевидные, с круто загнутыми ресницами.
У мужчины я всегда в первую очередь обращаю внимание на глаза. Потом – на руки. И запоминаю в прошедших сквозь мою жизнь мужчинах именно это – руки и глаза. Простонародно голубые глаза Игоря и его мальчишеские руки – заусеницы, цыпки, сбитые костяшки. Твердые серые глаза Олега и руки его – тоже твердые, с холодным блеском отполированных ногтей. У Коли глаза были черные, а руки женственно тонкие, пальцы длинные и заостренные. Красивые были бы руки, даже артистичные, но впечатление сильно портили большие пальцы. Они располагались на кистях очень низко, далеко отстояли от ладони и были неестественно широки. Квадратные ногти на них казались сплюснутыми. Когда некоторое время спустя мне попалась в руки книжонка по хиромантии, я не без внутреннего удовлетворения узнала, что такое строение называется «рука душителя» и характеризует человека как склонного к убийству, импульсивного и жестокого, но в то же время слабовольного и сентиментального. «Ничего противоречивого в этих качествах нет», – подчеркивал неизвестный мне хиромант, автор книжки.
Вот уж что правда, то правда – ничего противоречивого.
Я все-таки выбралась с Колей в Москву. Мне понравилось, как он смотрелся в кабине грузовика. Даже его руки со страшными большими пальцами выглядели вполне органично, когда лежали на баранке. Нам нужно было отвезти на рынок очередную партию огурцов и нежного листового салата, отдать мои документы в колледж и выполнить еще несколько мелких поручений. Односельчане проводили нас несколькими напутствиями и расхожими шуточками, некоторые из которых показались мне слишком уж отвязными:
– Давай, Коля, полегче на ухабах, не растряси барышню. А то знаю я тебя, начнешь кочки рвать, бугры ровнять, – посоветовал Иван Федорович и ушел – куда-то он торопился.
– Коля, повариху в Москве от себя не отпускай! А то убежит – как мы без нее будем? Избаловала она нас разносолами!
– В целости обратно доставь нашу Душеньку, хе-хе!
– Вот этого обещать не могу, – отшучивался Коля, подмигивая мне.
– Коля, за грузом-то следи! Хорошо упаковали? А то огурец дело тонкое, до города далеко, – балагурил какой-то шутник. – Ты уж раньше времени его не рассупонивай!
Я надулась и полезла в кабину. Почти всю дорогу я промолчала, раздумывая о своей незадавшейся жизни. И что во мне есть такое, чего нет в других девушках? Вот ведь остальные – у них серьезные, положительные отношения с парнями, они знакомятся, флиртуют, принимают ухаживания, пробуют жить вместе или сразу женятся, заводят ребенка, а то и двух...
Они не отдаются старшеклассникам в подъезде собственного дома. Они не вступают в сомнительные отношения с несвободными мужчинами намного старше себя. Их не пытается изнасиловать дурачок-сосед, соперницы не плещут им в лицо серную кислоту. И, уж конечно, они не выслушивают соленых шуточек селян в свой адрес, решив просто-напросто прокатиться в город с черноглазым шофером.