Читать интересную книгу Давай попробуем любить - Sofie Montero

даже храм для неё, и тем не менее местные сегодня пили в её честь.

По легенде они считали, что именно в горах Бегалии, что граничили с долиной, Дьяра когда-то, сбежав из дома отца, спряталась и долго плакала. Никто не знал причины её горя, а отец не мог её найти. По приданию, дочь Ардана проплакала 83 ночи и 85 дней, все её слёзы превратились в изумруды и осели в каменистых породах. Потом молодая госпожа без призвания исчезла с этих земель. Аккурат когда пришла весна. Льды растаяли, и местные начали находить здесь изумруды.

Со временем из маленькой деревушки здесь созрела настоящий долина. Которая процветала благодаря волшебным слезам дочери Хранителя.

Так вот и пошла традиция среди местного люда по весне праздновать День Урожая, да только не только фруктов и овощей, а именно изумрудов.

Чертовщина не иначе, но местные горы не иссекали от этих минералов, и именно они в период войны спасли наагов от поражения.

Кто знает, может быть, Дьяра и вправду когда-то проронила на этих камнях свои слёзы. Узнать бы ещё по какой причине.

А пока… Мои мысли вернулись к началу. К тому, что цепляло взгляд и ранило душу с самого прибытия в Долину.

Здесь кипела жизнь. Мирная жизнь. Здесь бегали дети, не опасаясь куда ступить, чтобы не напороться на артефакты пришлых.

Женщины развешивали постиранное пёстрое бельё в дворах, и пахло вокруг, как ни странно, румяным хлебом, а не снадобьями от боли и кровью.

Пожалуй, только в долине я осознал более-менее смысл слов «Война заканчивается…». Мы оттеснили уродов на гиблые земли и уж точно не собирались пустить обратно.

Столько лет службы в военных рядах. Столько погибших товарищей, столько стеклянных, мёртвых взглядов остались в моей памяти. И ради чего?

Этот вопрос зародил в моей голове картинку, девушки с красивыми грозовыми глазами и нежной фигурой.

"Ради неё."

Мелькнуло где-то внутри.

Ради того, чтобы эта девчонка дожила до сегодняшнего дня, чтобы пошла в академию, чтобы мы встретились.

Друг, замечая мою задумчивость, откинулся на траву, сунув руки под затылок и заглянув в ночное небо. Звуки гулянья отошли на второй план, сейчас же была ночная тишина и момент самопринятия.

— Ладная девчонка. — неожиданно заговорил Бельяр, будто читая мои мысли. Я аж напрягся. Уж не положил он на неё глаз? Зная медведя, он был мужиком с широкой душой и любил обычных женщин, а не замысловатых леди.

Искренних.

Румяных, прям кровь с молоком.

Простых.

А главное, нежных и мягких.

Причём и чтобы телом, и душой.

Как раз похожие на Давину.

— Точечная, аккуратная и такая мелкая… И впрямь как куколка. — тем временем продолжил он, совершенно не замечая мои гневно полыхающие глаза. О боги, с каких пор меня так заносит? Почему я готов набить морду другу, с которым десять лет друг дружку прикрывали, ради какой-то сопливой девчонки.

— Что, неприятно, когда о той, которая мысленно уже вся твоя, говорит другой мужик?

Язвительный голос Баатара я встретил лёгким фырканьем и облегчением на душе от осознания, что эти двое надо мной шутят.

Прибить бы за такие шутки пару раз мордой по стене. Ну, по крайней мере, никто из них свои права над ведьмочкой не заявят, раз учуяли, что она моя добыча.

Это обнадеживает.

Среди воинов есть свои законы и негласные правила, не надо слов, чтобы обозначить свою женщину. Достаточно показать свой интерес, чтобы другие поняли, что место возле её теплого бока в постели уже занято.

Я никогда не предъявлял права на женщину, обычно мы с товарищами по оружию и не делили их, было порой все равно, кто, где и как. Порой после месячной вылазки, когда возвращались почти живыми, даже не лица не помнили, не то что какие-то права предъявить.

И всё-таки вот как жизнь ко мне обернулась. Тогдашние глупости сейчас превратились в очень серьёзные проблемы.

Довольно усмехнувшись, гаргулий присел по другую сторону от меня и пихнул меня в бок.

— Чего-то тебя, пернатый, уж слишком плющит от этой девчонки. Неужто ещё не уложил под собой?

— Заткнись. — устало обронил я и улегся окончательно на траву. Мысли об этой девчонке не давали покоя. Совсем… И боюсь, что одним соитием в постели меня не отпустит. Слишком глубоко она запала в душу. Слишком своей чувствовалась.

Тяжкий вздох сорвался с губ, и друзья в один голос потянули:

— Ооооо… Брат, да тебя, видно, сильно прижало.

Я не понимал, о чем они. Да и вообще, знали ли эти вояки, которые крали крохи женского тепла то ли в таких тавернах у местных подавальщиц, то ли в объятиях девок, что шастали по казармам. Могли ли они понять, что за пожар пожирал сейчас мою душу. Чувствовали ли они что-то ранее…

Когда тяга к женщине сильнее желания плоти, и все-таки та самая женская плоть становится проклятием, что мучит в агонии сердце. Потому что тянет к себе, как свежий хлеб голодного.

И ею не насытиться, как воздухом. Все хочется и хочется. Смотреть на прекрасные сиреневые глаза, что олицетворяют саму природу.

Никогда не видел ещё таких живых глаз. Ведь в этом взгляде весь мир!

И утренний туман…

И грозовое небо перед дождём…

И лавандовое поле далеко в горах…

И дивные фиалки, что прячутся под густой листвой леса.

А ещё неисторимо хочется трогать.

Эти смолистые, густые волосы, что изгибались послушным шелком в плетёной косе. Зарыться в них пальцами, сжать и не отпускать.

Погладить светлую кожу щёк, вниз по тонкой шее, очертить синие вены под белым атласом, будто парное молоко, кожи, вниз к выпирающим ключицам.

А потом вниз…

К манящим девичим грудям. Аккуратным, нежным…

Очертить, приласкать и отпуститься ещё ниже… ниже… ниже… вплоть до аккуратных ступней и раненой лодыжки, аккуратно приласкать ранку, даже поцеловать и сжать в своих грубых ладонях, покрытые кровью врагов, чтобы