меч для последнего удара.
Сарбуланд не молил о пощаде, не сулил выкупа. Он знал, что Каррас его не пощадит. Он и сам не пощадил бы Карраса.
— Разреши мне помолиться. — только и сказал эмир.
Каррас кивнул.
— Недолго. — сказал он.
Эмир прикрыл глаза, с уст его сорвалось несколько слов на незнакомом Каррасу языке. Позже Каррас спросил своего раба-авахана, что это были за слова. И тот ответил.
— Ормузд допусти меня, своего верного слугу, в Дом Песен. Это слова, которые правоверный должен сказать в ожидании скорой смерти.
Каррас чуть склонил голову, отдавая дань уважения побежденному врагу, который оказался отважным воином, был его братом-правителем, и выказал мужество перед лицом смерти.
— А теперь руби, киммирай. — сказал эмир.
И Каррас опустил тяжелый меч.
Бахтияр видя, что брат преуспел в своей отчаянной атаке, приказал выступать остальному воинству аваханов. Сейчас главное было не упустить, развить успех. Их все еще много больше, чем варваров, и они, благодаря отваге своего эмира и покровительству Огненного Бога, смогут еще обратить недавнее свое поражение в победу, стереть его из памяти!
Все эти мысли теснились в голове Бахтияра.
В тучах пыли, поднятых тысячами лошадиных копыт и человеческих ног, в сутолоке битвы, даже самые зоркие глаза не могли бы разобрать всего. Видны были в основном знамена.
Но аваханские знамена, несущие пламя, теснили бунчуки из лошадиных хвостов.
Потом пыль и вовсе скрыла под собой все.
Бахтияр посылал в бой сотню за сотней, надеясь, что они в пыли хотя бы способны будут отличить своих от чужих.
На том берегу воцарился настоящий ад. Должно быть, так выглядит царство Ахримана.
Люди уже не кричали боевых кличей, они просто орали во всю глотку.
Наседая друг на друга, конные и пешие кололи, рубили, резали. Каррасу и его сыну удалось остановить бегство Орды. Но построиться в боевые порядки их люди уже не успели. Битва обратилась в свалку, в резню, в рукопашную, в которой нет места ловкому маневру и изысканной хитрости. Все решат свирепость и выносливость. И численность.
— Руби ублюдков!!! — надрывались киммирай.
— Убивайте варваров!!! — отвечали им аваханы.
Но многие просто истошно кричали, выли, рычали будто звери.
Бахтияр отдал последнюю команду. В бой должны были вступить все аваханы, способные держать оружие.
Последние сотни аваханов ступали в мутную, смешанную с песком, воду небольшой реки, когда к Бахтияру прискакал на покрытом кровью и пеной коне юный, безбородый «сын эмира». По лицу юноши лились слезы. И как очень скоро узнал Бахтияр, плакал он не от страха и не от боли.
— Господин! — рыдая воскликнул «сын эмира». — Наш повелитель пал!
Борясь со слезами, он быстро поведал, как разворачивались события. Как громили они варваров, как эмир вел их в битву, как возник перед ними варварский царь.
— Он ранил коня эмира, тот упал и придавил собой нашего повелителя. Тогда варвар набросился на него и…
Забрызганный кровью молодой воин в голос заплакал. Это было странно, даже по любимому правителю так обычно не плачут. Бахтияр присмотрелся к нему и понял, что юноша этот не только по имени, но и по крови — сын эмира. Сарбуланд, конечно, любил своих мальчиков, но и женщин гарема не редко радовал посещениями, выделяя обычно самых юных. Так что этот юноша не только воин ближней стражи его покойного брата. Он племянник Бахтияра.
— Он насадил его голову на копье и пустился в пляс. Он танцует там, насадив голову моего отца на копье! Господин, еще немного, и мы проиграем эту битву!
Бахтияр приказал подать ему коня и решил броситься в самую гущу битвы во главе пяти десятков своих стражей шатра. Этим он, возможно и нарушал последний приказ брата, но пока Бахтияр на самом деле не искал славной смерти и не шел мстить за Сарбуланда. Он рассчитывал победить. Он — последний из трех братьев-правителей. Его появление на поле боя должно воодушевить аваханов, если они пали духом после гибели эмира.
Тут раздался все перекрывший голос.
— Хан харрадх!!! — прорезал грохот сражения львиный рык Дагдамма.
В сражении наступил некий переломный момент. И дело было не только в гибели эмира, чью голову теперь нес на копье Наранбатар, следуя всюду за Каррасом. Смерть почитаемого правителя вселила скорбь в сердца аваханов. Но они, конечно же, не побросали мечи и копья. Они дрались не только за Сарбуланда, они дрались за свою жизнь.
Просто хаос битвы, в котором порой нельзя было отличить своих от чужих, стал собираться в некий кровавый порядок.
И как с горечью заметил Бахтияр, размахивавший саблей, отражая и нанося удары, порядок этот был киммерийский.
Во время отчаянной атаки эмира Орда утратила всякое подобие дисциплины и строя. Но сейчас каган и его сын возвращали власть над своими воинами.
Воины киммерийской Орды собирались отрядами вокруг самых сильных и прославленных своих воинов.
Некоторых из них Бахтияр даже знал.
Сам великий каган.
Его сын, этот дэв во плоти, Дагдамм.
Гирканец Ханзат-хан.
Бахтияр во главе своих воинов рванулся наперерез Каррасу, который вел полторы или две сотни киммирай за спину аваханского воинства.
Они столкнулись уже у самой реки, на истоптанном, красном от пролитой крови песке. Всадники кололи и рубили друг друга и лошадей врага. Кони кусались и били копытами, сбрасывали своих седоков и хватали зубами тех, на кого им указывали наездники. Лязг металла, яростные крики, ржание лошадей, и тот треск, с которым оружие рвет человеческую плоть и дробит кости.
Бахтияр сам захваченный сражением, уже не руководил им, не видел, что происходит в отдалении.
А три сотни воинов Дагдамма, возглавляемые своим предводителем, теснили аваханов. Был среди этих киммирай и Коди, который дрался так, что даже Кидерн сейчас не назвал бы его бараном. В бою Коди был истинный лев.
Рядом с царевичем рубились самые яростные и могучие его люди.
Кровожадный Кидерн, чей плащ из скальпов было видно издалека.
Огромный, почти не уступавший силой Дагдамму Вейлин.
Прославленный мечник Карн.
Каждый на самом деле стоил девяти воинов врага. Это были лучшие из лучших, самые сильные, безжалостные и умелые бойцы. В самых лучших доспехах, с самым лучшим оружием. На самых крупных, выносливых и злобных конях.
Их подвиги воодушевляли других киммирай и гирканцев. И они шли следом за своими героями.
Аваханы все еще превышали врага числом.
Бахтияр вскричал от радости, когда увидел, как упал Каррас. Но очень скоро этот вопль сменился стоном разочарования. Каган был невредим, под ними убили коня. Ему подвели другого, и он продолжал командовать своими людьми, и