Читать интересную книгу Волосы Вероники - Вильям Козлов

Особенно красивы в тихую погоду облака над заливом. Сверху розово подсвеченные солнцем, а снизу вобравшие в себя прозрачность спокойной воды и небесную голубизну, они подолгу отдыхали над заливом. Лишь причудливо менялись их очертания, природа на глазах моделировала: облако, похожее на слона, превращалось в крокодила с распахнутой пастью, потом в страуса, кита, носорога, оленя…

Я люблю наблюдать за спокойной игрой облаков над заливом. В природе все переменчиво, даже неподвижные камни с веками меняют свой цвет и конфигурацию. На глазах же постоянно демонстрируют свою переменчивость лишь огонь, вода, небо. И, пожалуй, лицо человека. Помимо его воли, оно постоянно отражает кипение страстей внутри него.

Летом я почти каждую субботу приезжал в Комарово на электричке, иногда Анатолий Павлович звонил и говорил, что заедет за мной на машине. Если погода была хорошая, мы ехали рыбачить, я на всякий случай захватывал с собой книгу. Клев меня особенно не волновал, и я даже рад был, когда окуни обходили мою наживку, тогда я мог спокойно почитать, если разговор иссякал.

— Что будем делать после обеда? — обвел застолье веселыми глазами Остряков.

— Я буду на берегу ракушки собирать,— заявила Вика.

— Я пойду к муравейнику,— негромко произнесла Ника.

— А я хотел вам предложить совершить марш-бросок до Черной речки,— сказал Анатолий Павлович.

— Замучил нас этим бегом на длинные дистанции,— пожаловалась Рита.— Каждое утро бегаем.

— А зачем вы бегаете? — поинтересовалась Варя.

— Нравится,— улыбнулся Остряков.

— Вот если бы можно было бегать по воде, я бы побежала с вами,— сказала Варя.

— По воде не пробовал,— ответил Анатолий Павлович.

Ника подняла на Варю синие глаза и сказала:

— На водных лыжах?

— Без лыж,— рассмеялась Варя.— Хочу ходить по воде, яко посуху. Христос ходил ведь?

— Христос — это бог? — спросила Вика.

— Я где-то читала, что Иисус Христос вполне мог быть реальной личностью,— продолжала Варя.— Многое, что когда-то происходило на самом деле, вошло в Библию.

— Папа, у нас есть Библия? — спросила Ника.

— Лучше почитай «Мифы Древней Греции»,— сказал Анатолий Павлович и взглянул на меня: — Побежим?

— Ему все равно, что приехали гости: захотелось — и побежал,— добродушно укоряла мужа Рита.

— А на бегу можно разговаривать? — спросила настырная Варя.

— Во время бега хорошо думается,— сказал Остряков.— Мне рассказал один крупный ученый,— он три раза в неделю бегает от своего дома до Пулково,— что на бегу сделал важное теоретическое открытие…

— Профессор Головлев? — спросила Рита.— Это который чуть было под самосвал не попал?

— Надо будет посоветовать Чеботаренко бегать, а то совсем растолстеет,— заметила Варя.

— Какой Чеботаренко? — уставился на нее Остряков.— Из Метростроя?

— Папин заместитель,— не моргнув глазом, бойко ответила Варька.

— Ты же говорил, у тебя в отделе одни женщины? — перевел недоумевающий взгляд на меня Анатолий.

— Чеботаренко — заместитель не по работе, а совсем по другой части…— не унималась противная девчонка.

— Ничего не понимаю,— развел руками мой наивный приятель.

— Папа вам объяснит…

— Ты давай беги,— сказал я Острякову и выразительно посмотрел на дочь.— А мы с Варюхой погуляем по пляжу…

— Я с тобой, па, буду откровенна: Чеботаренко — неплохой дядька…

— Как ты его дома называешь? — ревниво спросил я.

— Дядя Чебот.

— Не обижается?

— На меня? — усмехнулась Варя.— На меня никто, па, не обижается. Даже Анатолий Павлович Остряков.

— И ты думаешь, это хорошо?

— Ты хочешь сказать, что только на идиотов не обижаются?

— Я тебя не считаю дурочкой.

— Спасибо, па…— Чертовка, склонив голову, присела передо мной в изящном реверансе. Я с трудом удержался, чтобы не шлепнуть ее. Неудобно, уже совсем взрослая девушка.— Иначе я усомнилась бы в своем происхождении… Вроде бы по твоей линии у нас в роду не было дебилов?

— Ты начала про Чеботаренко,— напомнил я.

— Я удивляюсь маме,— пожала она плечами.— Променять тебя на дядю Чебота? Есть три вещи, на которые он молится: на маму, на еду и на машину… Папа, он даже книг не читает! Привезет кипу из магазина, все в красивых переплетах, расставит по размеру на полках и больше не заглядывает в них. Он только газеты читает и смотрит программу «Время». Все напоказ, для гостей… Вот, мол, какие мы культурные, начитанные… О литературе и наши гости не говорят, а вот о мебельных гарнитурах, об одежде, обуви, хрустале — поют, как соловьи весной в березовой роще… Я удивляюсь на маму… Все-таки университет закончила. Смотрит ему в рот и знай поддакивает! Вот уж воистину два сапога пара!

— Не говори так про маму,— упрекнул я.

— Тебе хорошо, ты их не видишь, а каково мне? — Она заглянула своими большими светло-серыми глазами мне в глаза.— Ты рад, что вы разошлись? Только честно?

— Я любил твою мать,— сказал я.

— А она тебя?

— Меня? — теперь я в этом стал сомневаться.— Не знаю…

— Ты и Чеботаренко! — возмущалась она.— Где у нее глаза?

— Ты еще молода судить свою мать.

— Если бы она вернулась, ты бы снова с ней сошелся? — Дочь все так же испытующе смотрела мне в глаза.

— Теперь нет,— твердо сказал я.

— Я знаю,— поникла она.

— Если тебе там не нравится, возвращайся ко мне,— предложил я.

— Я через месяц тебе надоем,— печально сказала она.— По-моему, у меня характер портится…

— Я был бы очень рад, если бы ты жила у меня.

— Ты еще молодой, па, интересный, у тебя есть… любимая женщина. Зачем тебе я? Мешать только буду. Если меня раздражает такой душечка, как Чеботаренко, то вряд ли я буду восхищаться твоей…

— Ее звать Оля,— ввернул я.

— Теперь я верю, что ты любил маму,— усмехнулась Варя.— Даже имена у них одинаковые! Ты ее называешь как маму? Олик? Оля-ля?

— Я ее называю Олей Второй.

— Почти Екатерина Вторая…— глубокомысленно произнесла Варя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты отлично знаешь, что!

— Мы с Олей… Второй еще мало знакомы.

— Смотри, не влипни со Второй… во второй раз,— предостерегала меня шестнадцатилетняя пигалица.— Оля Первая, Оля Вторая… А что, если появится Оля Третья?

— Я тогда повешусь,— усмехнулся я.

— Женщины не стоят того, чтобы из-за них лишать себя жизни,— философски заметила Варя.— А мужчины и подавно. Я где-то читала, что теперь женщины чаще бросают своих мужей, чем мужья их.

— Как твои-то дела? — перевел я разговор на другое.

— Я ведь умная, вся в тебя, па…— засмеялась она.— Удивительно, почему я не круглая отличница? Англичанка говорит, мол, у меня наследственные способности к иностранным языкам, а в девятом классе вывела годовую четверку.

— А в аттестате что у тебя?

— Пятерка, у меня в аттестате зрелости почти все пятерки.

— Почти?

— Четверки по алгебре и геометрии… Я ведь не люблю математику, как и ты.

— Математика…— сказал я.— Когда это было?

— Ты часто влюблялся? — вдруг спросила она.

— Вот оно что… Кто же он?

— Кто-нибудь должен же быть? — Варя скосила глаза на меня.— Так уж мир устроен: рано или поздно она встречает его или он ее… Или бывает по-другому?

— Рано ты его встретила, девочка,— сказал я.

— Поздно, папа, поздно…— рассмеялась она.

Вот он, тот самый момент, которого я ждал и боялся больше всего. Варюха красивая девочка, рано сформировавшаяся, и то, что она могла понравиться, не удивительно. Но мне, ее отцу, была сама эта мысль неприятна! Одно дело, когда у тебя сын, а дочь… Кто-то будет ее целовать, обнимать, и этот кто-то, возможно, будет ей дороже меня, отца. Не наверное, а наверняка! Все я понимал, но ничего не мог поделать с собой. Уже в седьмом классе мальчишки бегали за Варей, бывали у нас дома, писали ей и записки, хотя она сейчас утверждает, что влюбленные школьники записками не обмениваются. Все раньше было несерьезным, а теперь? Что даст этот человек моей Варьке? Счастье или горе? Моя дочь не была влюбчивой, хотя нравились ей многие, даже мои знакомые. Возраст не смущал ее. Варю привлекали к себе умные люди, много знающие. Когда у меня бывали дома приятели, она примостится где-нибудь в уголке и слушает наши мужские разговоры. Оля Первая не выдерживала и уходила в другую комнату, а Варя никогда добровольно не покидала наше общество. То, что она нравится,— это полбеды, но вот если ей кто-либо понравится?..

— Он не мальчик…

Нехорошее предчувствие легонько кольнуло сердце.

— Он женат, и у него сын Вадик,— продолжала казнить меня Варюха.— Живет в доме напротив, у него мощная двухцилиндровая «Ява», кажется, он гонщик. Шлем у него красно-голубой, синий шарф развевается за спиной…