что заволокли его. Их не видно, но от этого легче не становится, они словно давят на голову, делая нашу жизнь ещё более мрачной и безнадёжной.
Как у нас так получается, что мирная беседа внезапно перешла в хладнокровное убийство? Зачем она так поступила? Странно, страшно и непонятно.
Ведь ещё зимой люди вели себя иначе, не резали друг другу глотки, не пожирали души. Да, человечество выбило из привычного равновесия, ушёл тот порядок вещей и меры совести. Может быть, это и потянуло за собой хаос, но почему так быстро?
А может быть, это всегда жило в нас? Вдруг люди не такие уж и хорошие, какими хотели казаться? Или это только мы четверо стали моральными уродами? Хотя, с нами разве когда-то было иначе?
Жизнь на дне закаляет. Очень сложно убить бомжа при помощи вируса или той же простуды. Их иммунитет настолько силён, что не оставляет ни единого шанса миру бактерий. Чаще они подыхают от технического спирта или холода, чем от какой-то болячки.
Я встречал одного такого с отмороженными, чёрного цвета ступнями. Любой другой на его месте давно бы подох от заражения крови, а этот прожил больше года, пока случайно не был замечен порядочным фельдшером. Мужик просто шёл на работу, когда увидел босые ноги вдребезги пьяного бездомного.
Дело закончилось ампутацией и несколькими месяцами в стационаре. Вот только умер он от стакана незамерзайки, которую выпил, едва его выписали из больницы.
Наркоманы вряд ли смогут похвастаться таким же здоровьем, зато в моральном плане нашего брата сложно чем-либо удивить. Ради дозы мы готовы предавать, унижаться, резать глотки. Но ведь Тоня другая, она из богатеньких. Тех, кто с презрением и брезгливостью когда-то смотрел в нашу сторону.
Выходит, что нет никакого различия? Насрать на прослойку общества, на правила и рамки приличия, на воспитание – все мы, по сути, дикие звери. Хотя нет, зверь никогда не станет убивать себе подобного просто так, ради развлечения.
Почему мы такие? Разве Бог мог создать это? Если так и было, наверняка он тот ещё извращенец…
– Бля-а-а-а, – застонала Лена под столом.
Я поднялся с земли и на четвереньках подполз к ней.
– Ты как? Извини, я психанул.
– Где эта гнида? – проигнорировала меня та. – Убью тварь. Сука, голова болит, просто пиздец.
– Срать он ушёл, – ответил я, поняв, о ком спрашивала Лена. – Посмотришь Тоню? Кажется, я её нечаянно убил.
– Да живая она, – отмахнулась девушка. – Я и отсюда это прекрасно вижу. Скоро очнётся. А на хуя ты вообще с ней так?
– Она Коляна захуячила, – пожал я плечами. – Мы сидели, разговаривали, ты уснула. А эта ебанутая вышла из вагончика и молча ему нож в шею воткнула.
– Пиздец, – усмехнулась Лена. – А не объяснила, зачем?
– Не успела, – покачал я головой. – Я уже психанул, а тут ты мне ещё по яйцам всекла.
– Уж куда дотянулась, – слабо улыбнулась девушка. – Пиздец ночка выдалась.
– Это точно, – ухмыльнулся я. – Может, спать пойдём?
– Да я теперь хуй усну, – передёрнула плечами та. – Весь ебальник болит.
– Ща Мутный просрётся, замешает по дозе.
– Как нехуй делать! – прилетел его голос из темноты, а следом появился и сам хозяин. – Только вагончик нужно сменить, в том теперь сквозняков больно дохуя.
– Давай Тоню вначале перенесём, – предложил я и зашёл со стороны ног.
Вместе мы быстро перекочевали в вагончик к бригадиру. Размерами он конечно поменьше, но хоть внутри тепло. Постоянное отопление делало своё, даже воздух здесь казался намного суше. В отличие от вахтовки рабочих, которая долгое время остывала и даже при раскалённой печке там оставалась промозглая атмосфера.
Пока Мутный раскладывал приборы на столе, мы перенесли в дом бригадира несколько матрасов, а заодно и одеяла с подушками. Всё это добро расстелили прямо на полу, так как лежак тут имелся всего один. Второй колотить лень, к тому же жить здесь оставаться мы не собирались – преследовали совсем другие цели.
* * *
Утро принесло с собой туман. Он будто густой кисель висел в воздухе, казалось, что его свободно можно черпать ложкой. Сквозь его пелену ещё более отчётливо просматривались пролетающие туда-сюда элементы распада.
Буржуйка в углу давно остыла, даже угли полностью прогорели. В вагончике было ещё тепло, но по полу уже пробирался утренний холодок.
На улицу меня выгнал мочевой пузырь, и пока я сливал его за углом вахтовки, весь продрог. Забежав внутрь, я сразу взялся за печь, пытаясь согреться остатками её тепла. Стук зубов слегка успокоился, и я принялся разводить огонь.
Пригоршня бересты, пару лучин, поверх несколько тонких веток и лишь когда огонь подхватил их, полетели основные чурки дров. Трёх поленьев будет достаточно, иначе здесь станет как в парной.
Только после этого я вновь шмыгнул под одеяло и прижался к тёплому телу Лены. Она пробормотала что-то невнятное, но не проснулась, а вот ко мне сон возвращаться никак не хотел.
Дрова в печи занялись, весело потрескивая и распространяя тепло. Несмотря на произошедшее вчера, на душе вдруг стало спокойно. Мысли текли неспешно, да и конкретного в них ничего не было. Так, немного обо всём.
Вскоре мимо нас прошмыгал Мутный, посматривая под ноги одним глазом. Хлопнула дверь, а через секунду раздалось журчание и громкий стон, обозначающий, видимо, наслаждение. Кореш вернулся быстро и точно так же, как и я несколько минут назад, распростёр ладони над печью.
– Ебать там дубак, – даже не пытаясь говорить тише, заявил он. – Такими темпами скоро мороз ебанёт. Чё там у нас, октябрь сейчас, ноябрь?
– Конец августа, – ответил я и сел на полу, выпустив из объятий Лену.
– Пиздец, – прокомментировал наркоман. – Это что тогда в феврале будет?
– Холодно, – односложно ответил я. – Нужно до бункера госсрезерва добраться.
– Мы на месте почти, – отозвался наркоман. – Сопля говорил, что за штабелями тропа, а следом просека должна идти, по ней пару километров на запад, там что-то типа старой трансформаторной будки из красного кирпича. Это и есть вход. Жрать охота, толкни там свою, пусть что-нибудь замутит.
– Там плов со вчера остался, – кивнул я в сторону улицы. – Котелок на треноге висит, можно на печи разогреть.
– Сгоняй, а? Там дубак пиздец, в падлу на улицу вылезать, – окончательно обнаглел наркоман.
– Ты чё охуеваешь-то?! – строго посмотрел я на товарища. – Тебе въебать, может, для ускорения?
– Вот оно, истинное лицо дружбы, – вздохнул тот, но за котелком всё же вышел.
Только Мутный не был бы самим собой, если б не поднасрал даже здесь. Дверь в вагончик он, естественно, оставил открытой настежь. Тепло мгновенно покинуло небольшое пространство, и мне всё же пришлось подняться.
– Бля, чё так холодно? – следом проснулась Лена и попыталась поглубже закопаться в одеяло.
– Подъём, сучки! – с радостным криком вернулся Мутный.
– Иди на хуй, – вернула ему девушка из-под одеяла глухим голосом.
Тоня даже носом не повела на всё происходящее. Похоже, что она