Удрученная такой медлительностью, Белла куснула его за палец. Дорожка поцелуев, прокладываемая по лицу, оборвалась. Она украдкой бросила на него взгляд из-под ресниц. Он взирал на нее с крайне довольным выражением, словно в его намерения с самого начала входило выманить у нее такой отклик.
— Поцелуй меня, — прошептала она, ничуть не заботясь о том, что он сочтет ее слишком смелой.
Уголки его рта изогнулись в дьявольской улыбке.
— С превеликим удовольствием.
Она благодарно обмякла на нем, когда его рот встретился с ее губами. Поцелуй был иным, нежели тот, в гостиной. Сильное, властное проникновение языка выстрелило огнем желания в ее уже трепещущие нервные окончания, ускоряя пульс.
Большие ладони скользили вверх-вниз по спине, ловко расстегивая пуговицы платья и шнуровку корсета. Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, желая поскорее освободиться от одежды. Роуздейл ей помог, и Белла предстала перед ним нагая. Прохладный воздух коснулся разгоряченной кожи. Запутавшись пальцами в его волосах, Белла прижалась губами к его губам.
Ощущение обнаженной кожи на полностью одетом теле пьянило ее: соблазнительное скольжение гладкого шелка на голой груди; нажим маленьких матерчатых пуговок прикосновение мягких шерстяных брюк к затянутым в чулки ногам. Голова у нее кружилась.
Гидеон стал вытаскивать шпильки из ее волос. Они рассыпались по спине, достав до талии. Привстав на цыпочки, Белла прижалась ногой к его бедру, ощутила степень его возбуждения и закрыла глаза.
Роуздейл обхватил ее за ягодицы, рывком привлек к себе, поднял и куда-то понес. Белла была уверена, что в постель. Но когда открыла глаза, обнаружила, что сидит на краю комода. Роуздейл стоял у нее между ног.
— Это не кровать. Роуздейл усмехнулся.
— Нет, не кровать, — сказал он с дерзкой усмешкой, играя с фиолетовыми ленточками ее подвязок. — Снимем или оставим?
— Снимем, — прошептала Белла.
— Отличный выбор, — сказал Гидеон. Поглаживая ее бедра, он наклонился ниже, касаясь живота взъерошенными волосами. Синий жилет туго натянулся на его широкой спине. Теплое дыхание овеяло белокурый треугольник у нее между ног, дразня чувствительную плоть. Кровь у нее в жилах будто забурлила. Повернув голову, он стал легонько покусывать внутреннюю сторону бедра, затем провел губами вниз, к подвязке над коленом. Зажав ленточку зубами, потянул, развязывая бант. Выпрямившись, приподнял ей ногу, чтобы медленно стащить шелковый чулок. Такое положение открывало ее, полностью обнажая самый потайной уголок ее тела. Его темные ресницы плавно опустились. Ровное дыхание сбилось. Жар его взгляда рассылал по ней обжигающие искры ощущений.
— Какая прелестная, — прошептал Гидеон.
Сидя обнаженной на комоде, с одной ногой, поднятой ему на плечо, она вскинула бровь.
— Спасибо.
Он усмехнулся и склонил голову.
— Всегда пожалуйста, миледи.
Изогнув губы в улыбке, Белла провела кончиками пальцев вдоль его скулы. Это та ее сторона, которую она так долго пыталась отрицать, — распутная. Греховная и бесстыдная. Смелая и требовательная. Управляемая одной лишь похотью.
Стремление подавить похоть, запереть ее понадежнее, спрятать от любопытных, осуждающих глаз исчезло. Словно его не существовало. Впервые в жизни она чувствовала себя по-настоящему свободной, и все благодаря ему.
Гидеон стащил с нее второй чулок. Бросив его на пол, шагнул ближе, снял руки с колен, чтобы обхватить ладонями груди.
— И они тоже красивые.
Взвесив каждую на ладони, он ущипнул соски и покатал их между пальцами. Она застонала, когда резкая стрела желания пронзила ее. Захотелось взлететь на вершину блаженства.
Роуздейл взял в рот одну грудь, затем другую. Запрокинув голову, Белла приподняла грудь. Гидеон куснул грудь и тихонько подул на сосок. Сосок затвердел, напрягся. Волны желания одна за другой пробегали по ее позвоночнику. Белла застонала и стиснула его плечо.
Ладонь ее заскользила по гладкому шелку, напомнив, что он все еще полностью одет. Она потянула его за жилет.
— Сними его, — потребовала Белла. Он провел губами вверх по груди.
— Как миледи пожелает, — пробормотал он ей в шею.
Она выгнулась, открываясь ему. Он чередовал широкие влажные поцелуи с короткими покусываниями, снимая с себя жилет. Белла вытащила рубашку из брюк и скользнула ладонями под нее. Мускулы перекатывались под ее пальцами. Он отстранился, чтобы одним резким движением стащить рубашку через голову, обнажая торс.
Наклонившись ближе, она пропустила сквозь пальцы легкую поросль темных волосков на груди и спустилась ниже, к плоским тугим мышцам живота, которые она совсем недавно исследовала. Затем подергала за пояс брюк.
— И это тоже.
Одно быстрое движение, и пуговицы ширинки были расстегнуты, брюки упали к его ногам.
Белла резко втянула воздух. Разве мужчины не носят подштанники? Очевидно, не все. Его освободившаяся плоть гордо выступала вперед. Длинная, толстая, прекрасной формы. Да, этот мужчина — само совершенство.
Расправив плечи, он вскинул подбородок.
— Тебе нравится?
— Еще бы!
— Это меня радует.
Он не дал ей больше ни мгновения насладиться видом его великолепного обнаженного тела, как и не позволил значению его бесподобного, чудесного возбуждения осесть в сознании. Ибо его руки обвились вокруг нее, губы нашли ее губы, и ее страсть вырвалась из-под контроля.
Извиваясь на нем, она упивалась неповторимым ощущением соприкосновения обнаженных тех, бархатистой гладкостью бедер, когда обхватила его ногами. Горячим нажимом его твердой плоти на внутренней стороне бедер. Мягким прикосновением поросли на груди, легонько потирающейся о ее соски. Одной рукой сжав затылок, она держала его крепко, лихорадочно целуя, не в силах насытиться.
Его рука приостановилась на ноге, лежавшей у него на талии. Согнув ее в колене локтем, он оперся рукой о комод. Другая рука проследовала вверх по бедру, чтобы коснуться островка волос между ног. Длинный палец скользнул между складками плоти, легко подразнив, помучив ее, прежде чем отыскать точку изумительной чувствительности. Все ее тело дернулось от острой стрелы наслаждения.
Он издал рычащий звук чисто мужского удовлетворения.
— Такая влажная, миледи. Такая готовая для меня. Жаждая большего, чем легкое нажатие, она дернула тазом. Близкое блаженство скручивалось все туже и туже. Освобождение, в котором она нуждалась больше всего на свете, было вот тут, почти в пределах досягаемости, почти, почти…
— Ах, такая нетерпеливая. — Его тягучий голос был одновременно и выговором, и поощрением. Опустив голову к ней на плечо, он убрал руку.