– Ничего-ничего, правда… – Джед запнулся. – Он как раз что-то ел. Какое-то мертвое животное.
Генриетта подняла голову.
– Крысу? – едва слышно спросила она. Люди травят крыс.
– Не знаю, но мне кажется…
Генриетта не услышала продолжения, потому что именно в этот момент Мерфи вырвало.
– Я отвезу его в Мэйфилд. – Это была местная ветеринарная лечебница. – Просто чтобы убедиться.
– Но если его вырвало?..
– Это хорошо, но, если мясо было отравленное, этого недостаточно, – все так же спокойно пояснил Джед. – Все решают минуты.
– Но ты не можешь ехать верхом вместе с Мерфи, – в ужасе возразила Генриетта. – Эбони тебя сбросит, это слишком опасно.
– Генриетта… – Он нежно коснулся ее лица. – У нас нет выбора и нет времени на споры.
Она и подумать не могла, что Мерфи позволит Джеду взвалить себя на седло. Потом сам Джед взобрался на лошадь с невероятной легкостью, пока девушка поспешно отвязывала поводья от дерева.
Последнее, что она увидела, были изумленные глаза Мерфи, смотревшие на нее из-за плеча Джеда, который, одной рукой удерживая поводья, а другой – огромную собаку, пустил Эбони в галоп.
Вернувшись на мельницу, Генриетта задержалась на минуту на кухне, глядя на корзинку Мерфи и стараясь не расплакаться. Она включила кофеварку и села у окна, вдыхая свежий ароматный воздух и рассеянно глядя на солнечный пейзаж. Мерфи, Мерфи, Мерфи…
Когда она допивала вторую чашку кофе, зазвонил телефон.
– Генриетта, с ним все в порядке. Джэйкоб Мейфилд сам его осматривал и сказал, что стрихнина в организме нет. Он явно съел какую-то дрянь – его только что снова вырвало. Джэйкоб предлагает оставить его под присмотром, пока не прекратится рвота, а ты сможешь забрать его сегодня вечером. Согласна?
– Конечно. – У нее подгибались колени. – Большое спасибо, Джед. – Она не заплачет, не заплачет.
– Нет проблем. – Он запнулся на секунду, как будто сомневаясь, а потом продолжил: – Я загляну на обратном пути и расскажу поподробнее.
Прежде чем она отдала себе отчет, Генриетта произнесла:
– Я могу приготовить ленч. Ничего особенного, просто салат, холодный цыпленок и французский хлеб. – Ведь он так старался ради нее, она в долгу перед ним и обязана сделать хотя бы это.
– Замечательно. Я заеду в Фотрингем и оставлю Эбони в конюшне, а потом вернусь на машине. Увидимся через час.
«Глупо, глупо, глупо!» – шептала Генриетта. Она не хотела связываться с этим мужчиной, не могла, а теперь он подумает… Она обхватила себя за плечи. А как он переживет ее отказ? Девушка в тоске потрясла головой.
Но… Генриетта застыла, и лицо у нее стало спокойным и решительным. Она сослужит Джеду плохую службу, если скроет от него свои истинные чувства, потому что рано или поздно – скорее, рано – он все равно будет несчастнее с ней, чем без нее.
Джед приехал сразу после полудня, и Генриетта появилась на пороге, встречая его. Девушка не могла скрыть волнения.
– Держи. – Не касаясь ее, он передал ей бутылку отличного французского вина. – Я подумал, что нам обоим не помешает выпить по бокалу.
– Спасибо. – Голос у нее срывался, а улыбка была натянутой. – Я решила, что можно накрыть стол на заднем дворике, за студией: все прошлое лето я использовала твою мебель для пикника.
– Правда? – Джед обрадовался возможности поговорить на нейтральную тему. Он взял вино и штопор. – Я сам открою. Кстати, Мерфи передавал тебе привет.
– Без него тут как-то пусто. – Генриетта обвела взглядом кухню и через силу улыбнулась. – Особенно здесь. Эта комната всегда меня немного пугает, хотя днем тут совсем неплохо.
Они вместе отнесли еду во двор позади студии, и Генриетта, вопреки собственным ожиданиям, обнаружила, что вполне может съесть свою порцию, и даже не без удовольствия. Джед проявил себя как отличный товарищ: спокойный, веселый, дружелюбный, он ни разу ни словом, ни жестом не напомнил ей о разговоре, состоявшемся еще до исчезновения Мерфи. В какой-то момент Генриетте даже показалось, что этот разговор был плодом ее больного воображения.
После ленча она провела для Джеда экскурсию по студии, и тот удивил ее умными вопросами осведомленного человека.
– Я не знала, что ты разбираешься в керамике, – заметила она, когда Джед высказал свое мнение по поводу того, какой сорт глины лучше использовать для конкретного вида работы.
– Я и не разбираюсь, вернее, раньше не разбирался, – спокойно проговорил он и, заметив ее вопросительно изогнутые брови, признался: – Я провел небольшое исследование. Человек, которого я люблю, очень серьезно относится к керамике, и мне хотелось хотя бы знать, о чем идет речь, раз уж сам я не отличаюсь талантом в этой области.
Генриетта смотрела на него в растерянности.
– Не надо, – наконец, прошептала девушка и сама услышала в своем голосе нотки боли. – Пожалуйста, не надо, Джед.
– Почему? – Легкая, успокаивающая интонация пропала. – Почему, Генриетта? Ты же знаешь, между нами есть что-то… Черт, да оно было с самого начала, – безжалостно настаивал он, – и я признался тебе, что чувствую.
– Я нe хочу, чтобы ты испытывал ко мне такие чувства.
– Не верю. – Он развернул девушку к себе и одним пальцем приподнял ее лицо за подбородок, встретившись с ее затравленным взглядом. – Я в это не верю, – мягко повторил он. – Может, ты и не испытываешь ко мне тех же чувств, по крайней мере пока, но твои глаза открывают мне то, что отрицают твои губы. Я тебе нравлюсь, Генриетта, не знаю, насколько сильно, но нравлюсь. – Он привлек ее к себе и прижал к мускулистому телу. – Я не знаю, что сделал – или чего не сделал – твой бывший муж, чтобы ты стала так себя вести, но я – не он, и ты это поймешь.
Его голос стал низким и бархатистым.
– Разумеется, я знаю, что ты не Мелвин, – торопливо заговорила Генриетта, упираясь руками ему в грудь, – но это ничего не меняет.
– Это меняет абсолютно все, – твердо сказал Джед.
– Нет! – Под ее ладонью билось его сердце, и тепло и одурманивающий мужской запах его тела наполняли ее существо сладкой, страстной слабостью, но она по-прежнему пыталась бороться изо всех сил, и неожиданно голос у нее стал хриплым. – Я не хочу и не люблю тебя, я…
– А кто говорит о любви? – Его губы были так близко, на расстоянии поцелуя. – Я могу подождать, пока придет любовь; если надо, я могу проявить потрясающее терпение. Просто признай, что у нас есть шанс; загляни себе в душу и смирись с очевидной истиной. Черт возьми, мы будем просто друзьями столько, сколько ты захочешь, – в отчаянии простонал он, – но будь честна сама с собой.
И вслед за этим, как будто в опровержение собственных слов, он ее поцеловал долгим, сладким, головокружительным поцелуем, полным наслаждения и боли. Она жадно впилась в его губы, Джед оторвал ее от земли и прижал к себе, пытаясь утолить жажду. Он чувствовал, как ее полные, упругие груди прижимаются к его сильному телу, как она с невинной, почти неуклюжей жадностью пригнула его голову, вызвав в нем почти болезненное волнение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});