тип абстракции. Не менее важным вопросом является также выяснение того, какие типы абстракций участвуют в образовании понятия.
Определение понятия в лингвистической и философской литературе настолько неоднозначно и противоречиво, что можно утверждать, что окончательно оно до сих пор не установлено. Понятие можно рассматривать с двух точек зрения – содержательной и функциональной. Понятие, рассматриваемое с точки зрения его содержания, может быть определено как известная сумма знания о каком-либо предмете или явлении. Разумеется, что у разных людей эта сумма знаний будет неодинаковой. Сказать что-либо определенное о типах абстракции, участвовавших в образовании и накоплении этой суммы знаний фактически невозможно, так как здесь могли иметь место разные типы мышления и разные типы абстракций.
Рассмотрим теперь как ведет себя слово в речи. Слово в речи имеет три основные функции – номинативно-дифференциальную, экспликативную и репрезентативную. Основная задача номинативно-дифференцирующей функции состоит в произношении звукового комплекса с той целью, чтобы слушающий опознал обозначенный данным звуковым комплексом предмет или его признак (качественный или процессуальный). Совершенно ясно, что для осуществления этой цели нет никакой необходимости воспроизводить всю сумму сведений о данном предмете, которая может быть в сознании слушающего. Весь расчет в данном случае ориентируется на то, чтобы слушающий опознал предмет по какому-то минимуму дифференциальных признаков. Объем сведений о предмете, заключающийся в минимуме дифференциальных признаков, может быть очень невелик. Для того чтобы иметь достаточное представление о корабле, достаточно знать хотя бы самые его общие контуры и ассоциировать с морем.
Иными словами, качественно это тот же обобщенный образ предмета, который существовал у людей доязыкового периода. Фактически это представление. Представления имеются, по-видимому, у высших животных.
«Без наличия… образа и без его пространственной проекции во внешней среде было бы немыслимо приспособление животного на расстоянии, когда жизненно важный объект не находится в непосредственном контакте с ним, будь этот объект пищевое вещество или грозящий жизни животного враг»[154].
Отличительной особенностью всех вербалистов является извращенное понимание сущности материального и идеального применительно к языку. Л.Б. Баженов и Б.В. Бирюков так определяют сущность материализма:
«Методологическим отправным пунктом должен на наш взгляд явиться основной тезис материализма, отрицающий субстанциональность идеального, не допускающий никаких идеальных бытий как самостоятельных сущностей – тезис о единстве языка и мышления»[155].
Марксистско-ленинская теория отражения действительно базируется на принципе признания внешнего мира и его отражения в голове человека.
«…вне нас существуют вещи. Наши восприятия и представления – образы их»[156].
«Материализм в полном согласии с естествознанием берет за первичное данное материю, считая вторичным сознание, мышление, ощущение…»[157].
Идеальное, психическое не представляет собой самостоятельной субстанции.
Где же в таком случае материальный субстрат у понятий, выраженных словом? Если утверждение о возможности мышления без слов, по мнению вербалистов, является насквозь идеалистичным, то, очевидно, звуковые комплексы и являются материальным субстратом понятий, поскольку они представляют звуковую материю. Нетрудно понять, что отражениями такой материи они быть не могут, поскольку звуковой комплекс не имеет ничего общего с природой того предмета, который он обозначает. Материальным субстратом представлений и понятий являются предметы окружающего мира, а не звуковые комплексы, само отражение осуществляется в мозгу человека.
«Психическое, как свойство мозга, находит свое выражение в рефлекторной функции. Рефлекс, как механизм отражения, и есть та физиологическая формация мозга, в результате которой возникает субъективный образ объективного мира. Внешние предметы, воздействуя на мозг, вызывают физиологический процесс, сущность которого заключается в образовании условных рефлексов или временных нервных связей, представляющих собой механизм отражения объективной реальности тех объектов, которые обусловили процесс раздражения в нервной ткани»[158].
Если некоторые лингвисты и психологи утверждают, что мышление возможно без слов, то где здесь идеализм? Ведь они при этом не отрицают того, что понятие является отражением вещей.
Правильное понимание сущности материализма мы находим у С.Л. Рубинштейна, который писал:
«Конкретным выражением материалистического монизма в вопросе о гносеологическом отношении образа к вещи является положение: образ вещи – это идеальное, т.е. отраженная в субъекте, в его мозгу, форма отраженного существования вещи»[159].
Вербалисты материальную опору понятий ищут в звуковых оболочках слов, тогда как слова являются лишь техническим средством коммуникации. Материальный субстрат у понятий совсем другой.
Значит, в высказываниях многих наших философов и лингвистов мы имеем дело не с подлинным материализмом, а с каким-то в высшей степени странным извращением его. Мышления без слов быть не может, потому что мысли, лишенные материальной опоры в слове, становятся самостоятельно существующими идеальными сущностями. Но что делать, если даже в этом случае они являются отражением объективно существующих вещей и их отношений. Все равно, скажут вербалисты, утверждение о существовании мышления без слов является идеалистическим.
Вербалисты утверждают, что их взгляды полностью соответствуют взглядам классиков марксизма, которые будто бы также не допускают возможности мышления без языка.
«На „духе“, – говорит Маркс, – с самого начала лежит проклятие, – быть отягощенным материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков – словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми»[160].
Отсюда некоторые наши лингвисты сделали вывод, что мышление возникает только на базе языка. Но ведь здесь Маркс всюду говорит о сознании (das Bewußtsein) и нигде не употребляет слова мышление (das Denken). Зачем произвольно навязывать Марксу совершенно другое понятие? Ведь сознание и мышление – это далеко не одно и то же.
«Сознание [das Bewußtsein] никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием [das bewußte Sein], а бытие людей есть реальный процесс их жизни»[161].
Сознание – это отражение бытия. Сознание есть обобщение и личная практика людей в опосредствованной, обобщенной форме, т.е. в форме понятий.
Все это пока ничего не говорит о том, что мышление может совершаться только на базе языка, поскольку сам источник понятия находится за пределами языка.
Как же в таком случае понять выражение Маркса: «Язык так же древен, как и сознание»?
Это невозможно сделать без соблюдения следующих условий: 1) необходимо объяснить высказывание, исходя из общего контекста работы в целом; 2) необходимо определить главную цель работы, которой подчинены все содержащиеся в ней высказывания. Прежде всего следует заметить, что работа Маркса «Немецкая