Ленин с группой русских политэмигрантов в Стокгольме в день проезда из Швейцарии в Россию. С фотографии В. Мальмстрема.
31 марта/13 апреля 1917.
Февральская революция 1917 года. Город Петроград. Вооруженные рабочие и солдаты петроградского гарнизона на улицах города в первые дни февральской революции. Дозорный автомобиль.
Ленин в гриме во время последнего подполья. Карточка на удостоверении на имя рабочего К. П. Иванова, по которому Ленин жил нелегально после июльских дней 1917 г.
19 января 1917 года Ленин писал большевику Вячеславу Алексеевичу Карпинскому: «В империалистской войне 1914–1917 годов, между 2-мя империалистскими коалициями, мы должны быть против “защиты отечества”, ибо (1) империализм есть канун социализма; (2) империалистская война есть война воров за добычу; (3) в обеих коалициях есть передовой пролетариат; (4) в обеих назрела социалистическая революция. Только поэтому мы против “защиты отечества”, только поэтому!!»[119]
В начале января 1917 года, выступая в цюрихском «Народном доме» с докладом о революции 1905–1907 годов, Ленин говорил только о том, что «ближайшие годы как раз в связи с этой хищнической войной приведут в Европе к народным восстаниям…» Однако на самом деле даже эти «ближайшие годы» для Ленина в тот момент растягивались в десятилетия. Потому что закончил он доклад пессимистически: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции…»[120] Похоже, Владимир Ильич не думал, что старт будущей европейской революции даст именно Россия и что до начала российской революции осталось меньше двух месяцев. Да и откуда ему было это знать, если связи с Россией почти не было, письма оттуда поступали очень редко, а по швейцарским или французским газетам никак нельзя было сделать вывод о скором пришествии русской революции.
19 февраля 1917 года Ленин писал Инессе: «Дорогой друг! Получили мы на днях отрадное письмо из Москвы (вскоре пошлём Вам копию, хотя текст и неинтересен). Пишут, что настроение масс хорошее, что шовинизм явно идёт на убыль и что наверное будет на нашей улице праздник. Организация-де страдает от того, что взрослые на фронте, а на фабриках молодёжь и женщины. Но боевое настроение-де от этого не понижается. Присылают копию листка (хорошего), выпущенного Московским бюро ЦК… Жив курилка! Трудно жить людям и нашей партии сугубо. А всё же живут».[121] То, что шовинизм среди рабочих шёл на убыль, открывало возможности для большевиков увеличить своё влияние и серьёзно потеснить меньшевиков-оборонцев. Под будущим праздником на своей улице Ленин подразумевал будущее доминирование его партии среди рабочих, что, правда, было отнюдь не тождественно скорому свержению самодержавия.
15 марта 1917 года в Швейцарии стало известно о русской революции. Эту весть принёс Ленину и Крупской польский социал-демократ М. Бронский. Днём он ворвался в их квартиру с радостным криком: «Вы ничего не знаете? В России революция!»[122]
Поздравляя Инессу с окончанием работы над переводами, Ильич сообщал: «Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15. III есть телеграмма в Zürcher Post и в Neue Zürcher Zeitung, что в России 14. III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы. Коли не врут немцы, так правда. Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно. Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 году!»
Ленин был задним умом крепок, поскольку еще в январе сомневался, что доживет до русской революции. Теперь все мысли Ленина были направлены на скорейшее возвращение в Россию. И он уговаривал Инессу тоже ехать туда. Писал ей 18 марта: «Дорогой друг! Пишу в дороге: ездил на реферат. Вчера (субботу) прочёл об амнистии (объявленной Временным правительством для политических противников самодержавия и жертв религиозных преследований. – Б. С.). Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать».[123]
На следующий день Ленин получил письма Инессы и имел с ней разговор по телефону. Он был разочарован и отправил Арманд ещё одно письмо на ту же тему: «Дорогой друг! Пишу Вам в ответ на сегодня полученные от Вас письма и по поводу беседы по телефону.
Не могу скрыть от Вас, что разочарован я сильно. По-моему, у всякого должна быть теперь одна мысль: скакать. А люди чего-то “ждут”!!..
Я уверен, что меня арестуют или просто задержат в Англии, если я поеду под своим именем, ибо именно Англия не только конфисковала ряд моих писем в Америку, но и спрашивала (её полиция) папашу (российского социал-демократа М.М. Литвинова, ставшего позднее советским наркомом иностранных дел. – Б. С.) в 1915 году, переписывается ли он со мной и не сносится ли через меня с немецкими социалистами.
Факт! Поэтому я не могу двигаться лично без весьма “особых” мер.
А другие? Я был уверен, что Вы поскачете тотчас в Англию, ибо лишь там можно узнать, как проехать и велик ли риск (говорят, через Голландию: Лондон – Голландия – Скандинавия риск мал) и т. д.
Вчера писал Вам открытку с дороги, думая, что Вы несомненно уже думаете и решили ехать в Берн к консулу (за получением английской визы. – Б. С.). А Вы отвечаете: колеблюсь, подумаю.
Конечно, нервы у меня взвинчены сугубо. Да ещё бы! Терпеть, сидеть здесь…
Вероятно, у Вас есть причины особые, здоровье может быть нехорошо и т. д.
Попытаюсь уговорить Валю (В.С. Сафарову, жену хорошо известного Инессе по совместной поездке в Петербург Г.И. Сафарова. – Б. С.) поехать (она в субботу прибежала к нам после того, как год не была!). Но она революцией мало интересуется.
Да, чуть не забыл. Вот что можно и должно сделать тотчас в Кларане (там жила Инесса. – Б. С.): приняться искать паспорта (а) у русских, кои согласились бы дать свой (не говоря, что для меня) на выезд теперь другому лицу; (б) у швейцарок или швейцарцев, кои могли бы дать русскому.
Анну Евгеньевну (Константинович) и Абрама (большевика А.А. Сковно, которого ранее Инесса вместе с Крупской навещали в бернской больнице. – Б. С.) надо заставить тотчас идти в посольство (России. – Б. С.), брать пропуск (если не дадут, жаловаться телеграфно Милюкову и Керенскому) и ехать или, если не ехать, дать нам ответ на основании д е л а (а не слов): как дают и берут пропуск.