Читать интересную книгу Волк. Ложные воспоминания - Джим Гаррисон

Прислонясь к машине, мы поговорили о миссии Святого Антония, где каждый день в двенадцать часов кормят бесплатным ланчем. Кое-кто из бродяг приходит с банками, чтобы унести с собой то, что отказывается принимать его гнилой желудок. Я несколько раз тоже там ел с Уолтером или другими мятежниками с Норт-бич, мне нравилось разговаривать с монахами. К еде прилагалась таблетка витаминов и частенько блюдечко с мороженым. Но прошла пара месяцев, и уличная жизнь начала утомлять. На продолжавшейся три дня вечеринке в Филморе я наблюдал мерзкую групповуху. Девчонка была совсем молодая и совсем не в себе, хотя очень милая. Бонги, джин и все эти штучки. Я заглянул в спальню – влажные светлые волосы разметались по подушке, а глаза крепко зажмурены, явно от боли. Пятеро или шестеро еще дожидались обслуживания. Я ушел часа в три утра, чтобы успеть на рабочий автобус, заработать немного честных денег и вновь поселиться одному. Может, вернуться в Беркли к той библиотекарше. Или скопить немного денег и двинуться стопом обратно в Мичиган.

Четыре отвратительных дня я проработал с группой оклахомщиков, лишенных изящества и доброго юмора мексов. Они обитали в Окленде и слишком мало успели прожить в Калифорнии, чтобы получать пособие по бедности. Я вспомнил, как однажды поздней ночью проезжал в автобусе через Атланту и видел бледные лица с длинными бачками и тонкими губами. Старейшие американцы. Они курили перед дешевым баром – музыканты в галстуках-веревках на перерыве. Но мне нравится такая музыка, и если согнуть страну пополам вдоль горизонтальной оси, станет ясно, что северная деревенщина – зеркальное отражение своих южных дубликатов. Нищие. Часто таят злобу на чужаков. Презирают законы. Ищут опору одни в алкоголе, другие – в «старой доброй» фундаменталистской религии. Кое-кто из них мне, правда, понравился – легкая тень понимания, когда в полдень мы заговорили об охоте и рыбалке. Они сразу признали, что терпеть не могут Окленд, но дома нет работы. Вот и ушли покорять Запад. Большой восьмиколесник катит по дорогам.[74] Как тридцать лет назад Джоуды привыкали к хрому и неону вместо распотрошенной хлопковой земли. Невежество проявляется постепенно, наслаивается, словно осадок в устье реки. Бедняки всегда подозрительны, им так велит инстинкт, но ведь и богачи тоже, а уж средний класс подозрительнее всех.

Этой ночью у костра я услышал вой – далеко на востоке, может, в нескольких милях. Господи, это точно волк. Все свои вылазки я совершал либо на восток к озеру, либо на юго-запад к машине. Завтра пойду на север, там повыше, а потом на восток от палатки. Оказывается, четыре или пять тысяч лет назад индейцы добывали в этих краях медь, задолго до того, как Иисус въехал на осле в Иерусалим для последней демонстрации конфронтационной политики. Весь радикализм у меня в голове происходит в первую очередь из Библии. Вступление во взрослую жизнь со всем ее тогдашним сиропом эйзенхауэровской апатии только подлило масла в огонь. Безлунная лакуна, когда копилась энергия в тех, для кого жизнь была всего лишь цепочкой несправедливостей. Ложный период света и относительного спокойствия, когда властители нации играли в гольф и собирали миллиарды, а Конгресс коллективно ковырял в носу, выхрюкивая лень и нелепости. Нация продолжала срать в собственный ящик с песком и лишь недавно это заметила. Через много лет после того, как неприкрытую алчность репрессировали и по-простому поименовали бизнесом. Бизнес в бизнесе есть бизнес. Сеем ветер. Трудно понять, как вообще смогла устоять нация, зачатая в грабеже и возросшая на рабстве. Но нет ощущения ветхозаветного фатума – фатум современен и зарабатывается ежедневно. Соскреби лицо и увидишь под ним дерматиновый череп. Осень в Шайене. И корабли с миллионами рабов в трюме, чей мозг разъеден неволей. При основании столь сомнительном как можно даже заикаться о мире для этой нации? Неделю назад я видел в газете фотографию, на которой президент с вице-президентом занимаются спортом. Они напоминали брадобреев на воскресной прогулке, рубашки для гольфа прикрывали вяловатые сиськи. Сзади дизельная машинка, чтобы возить их преосвященства от лунки к лунке. В мире, где война от стенки к стенке, океан накрылся масляной пленкой, и погибли почти все киты. Пророки стонут и играют в ладушки-ладушки. М.Л.Кинг умер, увидав Божий Лик, – его глаза познали блаженство.[75] Тупиковый апокалипсизм молодых питается тяжелым роком и амфетаминами. В тридцать с небольшим лет я по-прежнему родом из девятнадцатого века, из сонного, замкнутого мира. Моя судьба – не делать ничего и никогда. Разве только вдохнуть жизнь в пару звериных шкур, сперев их с вешалок для шуб или подобрав на полах гостиных. Собирать их тысячами, складывать в гигантскую гору, пока не наберется достаточно для пристойных похорон. Полить керосином. Поджечь горящей стрелой, разумеется, взять собак, сесть и смотреть на огромный пожар, а если перед этим как следует напиться, то можно раздеться догола и вместе с собаками пуститься в пляс вокруг чудовищного костра, петь и выть до тех пор, пока не оживут сами звери или их души и призраки не поплывут вверх в перьях дыма. Я посыплю себя пеплом, начнется дождь и никогда не прекратится.

Заглянув в свою потертую карту, я наметил маршрут завтрашнего путешествия – как далеко и в каком примерно направлении я пойду, где можно найти воду и поймать несколько рыбок. В один прекрасный день я намеревался обойти по кругу озеро Верхнее. Еще можно пойти прямо на север к полюсу или забрести в пещеру и объявить, что не вылезу, пока на задней стенке не отразится либо пригодная для жизни земля, либо сверкающая оранжевая антитень ее взрыва.

Я подбросил полено в затухающий огонь и пошел к ручью готовиться ко сну. Сперва как следует напиться и помыться остававшимся у меня небольшим обмылком. Я посмеивался над собственной романтичностью и спрашивал себя, когда же наконец мое сознание прорвется сквозь перекошенные формы умственного нарциссизма, которому я предаюсь ежедневно. И испытывал ли я когда-либо чувство более сильное, чем стремление выжить. Да. Добавьте сюда еду, пьянство, еблю и безлюдный лес. С еженедельными визитами прекрасной девы в прозрачной накидке, которая приплывет ко мне на плоту из камыша, связанного человечьими волосами. Она подозрительно напоминает мой мысленный образ Офелии, и мы будем заниматься любовью до тех, естественно, пор, пока из глаз и из каждой поры на теле не выступит кровь. Рассевшись кружком, за нами станут наблюдать разные звери – еноты, опоссумы, койоты, лиса, олень, волки, а также множество разнообразных змей и насекомых. Покончив с любовью, мы искупаемся на рассвете в ручье, она ляжет обратно на свой плот и будет плыть по течению, пока не пропадет из виду. Тогда я налью молоко в огромную золотую чашу, и все перечисленные выше твари станут пить из нее в полной гармонии. Если глупая мышка или гадюка свалится внутрь, лиса осторожно ее достанет. Я просплю три дня и три ночи, а после буду закатывать камень на гору до тех пор, пока она опять не приплывет на плоту.

За неделю отупляющей работы я умудрился скопить сорок долларов. Доехал стопом до Фриско, чтобы забрать вещи и за два дня успеть сказать «пока» неодушевленным присутствующим. День я провел в парке «Золотые ворота», думая, что это конец всему. Скользил сквозь всю эту чужую сумасшедшую флору и фауну, слушал, как шумит вдалеке Тихий океан. На примыкающей к мосту улице мимо меня промчалась дюжина мотоциклистов с надписью «ЧЕРЕПА» на спинах курток. Кожаные куртки без рукавов, на лбах ленточки, за которыми развеваются волосы, – гестапо низшей лиги. Прислушиваясь к тихой музыке, я снова залез в тропики и вышел к залитой солнцем эстраде – там играли концерт Штрауса. Я повальсировал немного на глазах у пожилой пары, они поулыбались мне со скамейки и помахали руками. Я жестом пригласил пожилую даму на танец, она встала, и под аплодисменты ее мужа мы сделали вокруг скамейки несколько медленных кругов. Вообще-то я терпеть не могу вальсы, но сегодня было в самый раз. Потом я сел на траву и, повернувшись, принялся разглядывать ноги симпатичной девушки. Белые леденцовые трусики за девяносто девять центов. О милая, если бы только. Бедра разведены совсем чуть-чуть, веки сомкнуты, восхищенно внимает музыке. Надо было подползти с тявканьем и взгромоздиться сверху. Я пошел в музей Де-Янг и стал смотреть на статую Медичи. Власть – вот что мне нужно. Будь у меня власть, я полетел бы домой самолетом вместо того, чтобы стопить машины. Невелик, правда, шанс, что во времена Ренессанса я был бы принцем, а не сидел бы у Балтийского моря в дымной бревенчатой лачуге. На краю парка я посмотрел на Тихий океан и со вздохом отвесил ему поклон. На той стороне в Азии жили азиатские азиаты. Великие ниспровергатели легко пришли к власти. Далеко внизу по пляжу бежали две девушки. За моей спиной теперь весь континент, подумал я, развернулся и ушел.