– Кто спорит, случается. – Барроу хитро оскалился. – Мне странно другое. Спустя день я снова увидел его в строю с обеими руками. Как такое возможно? А, доктор?
– У меня столько пациентов… – Питер старался говорить спокойно. – Не могу вспомнить одного конкретного.
– Поэтому принимаете в больницу врагов? – Полковник слегка повысил голос.
– Врагов? – устало переспросил Питер. – Нет, только больных.
– Даже если они солдаты королевской гвардии?
– Они прежде всего живые люди. – Питер понял, что просто так его из штаба не выпустят.
– Эти люди сожгли заживо в церкви мою крестницу! – воскликнул Барроу.
– Именно те самые, которых лечил я? Вы уверены?
– Они принадлежали к королевским войскам! Разве ты не понимаешь?! Сейчас война!
– И за что мы воюем? – Голос доктора звучал измученно.
– За наши семьи и свободу Вирсава!
– А разве мы не были свободны?! – сорвался Питер. – Это сейчас мы вынуждены каждый день ждать смерти или увечья, находясь в плену у собственного страха! Брат беглого короля, конечно, собирал налоги, но не более чем наш предыдущий правитель. Один или другой – какая разница?! Бесчинства начались, когда вы и вам подобные объявили Вирсав отдельным государством. Выходит, вместо того чтобы держаться подальше от столичных интриг, мы сами лишили себя благополучия, еды, покоя, рук и ног!
Барроу в ответ метнул в сердце собеседника кинжал. Питер инстинктивно поставил магический блок с помощью специального жеста, и оружие отскочило, не причинив вреда.
– Так это правда?! – торжествовал полковник. – Ты действительно владеешь магией!
– Совсем немного, – честно признался Питер. – Я не умею одним щелчком разрушать крепости и убивать сотни врагов, если вы об этом спрашиваете.
– А это мы еще посмотрим, – фыркнул Барроу. – Ты переводишься в действующую армию. Или предпочитаешь сражаться за свое урочище?
– Я учился магии для удобства, желая не власти, а только более комфортной жизни для близких и больше времени для самого себя. Сражаться я вообще не умею. Позвольте и дальше приносить пользу в больнице. Не волнуйтесь, свое мнение о войне я держу при себе и не пытаюсь организовать сопротивление.
– Разве тебе не за кого мстить?
– Кому? Гвардии? Они лишь выполняют приказы. Новому королю? Он ведет себя так, как повел бы любой политик на его месте. Признай он независимость Вирсава, и на следующий день Иллирион распадется на куски, потому что каждая провинция объявит себя отдельной страной. Причем в итоге, поскольку мы уже не сможем дать организованный отпор настоящим врагам, часть земель достанется Барабосу, а часть – другим соседям. Впрочем, из-за гражданской войны Иллирион все равно распадется, только с большей кровью. Что касается жителей урочища Серых Скал, то они такие же разные, как и мы с вами. Конечно, среди них есть и ненавидящие людей фанатики, но совсем немного.
– Решение принято, – отрезал Барроу. – Тебя немедленно отведут в казарму.
Барроу позвал охрану, но Питер не собирался сдаваться. Сказав, что совсем не умеет сражаться, он преуменьшил свои возможности. Самозащите Питер, конечно, научился. Он быстро вытащил из кармана небольшой мешочек и бросил его содержимое в воздух. Вдохнув пыль, Барроу и его люди моментально лишились зрения, слуха, обоняния, осязания и вкуса. Воспользовавшись моментом, Питер вышел из кабинета. У него оставался час до того, как действие порошка закончится. Не теряя времени, мужчина выбрался из штаба, а потом бежал из города, не разбирая дороги, пока не оказался совсем один.
Чувствуя себя совершенно вымотанным, Питер постепенно замедлил шаг, потом остановился и сел на ближайший пенек. «И что теперь делать? – задумался беглец, пытаясь отдышаться. – Меня точно разыскивают. Конечно, просто так им меня не поймать, но и я не могу обитать в лесу, как дикий зверь или разбойник. А родители? Что будет с ними? – Питер впал в отчаяние. – Воображаю, что им наговорят: „Ваш сын – предатель, перебежчик!“ А ведь мне достаточно было моей мельницы. Я никогда не желал ни власти, ни огромного богатства, ни тем более войны, честно платил налоги, соблюдал законы. Получается, я виноват лишь тем, что не хочу убивать без причины? И что или кто привело нас в этот кошмар? Барроу? Король? Но который из двух? Могло ли быть иначе…»
Последний заданный самому себе вопрос заставил Питера вспомнить еще один урок Наставника. «Повернуть время возможно, – мужчина тряхнул головой, словно пытаясь сбросить с нее груз, – хотя тогда события просто повторятся. Как я устал! Хочу, чтобы эта бессмыслица закончилась. Не важно, каким образом!»
Возможно, дай Питер себе время до утра, нашлось бы другое решение, но от ожидания он тоже устал. Выбрав уединенное место, мужчина начертил на земле руны в нужном порядке, а затем произнес без запинки сложное заклинание. В следующее мгновение руны, превратившись в синеватые нити, поднялись с земли и закружились вокруг Питера. «Наставник, говоря о времени, ты сказал „почти ни-кто“. Пусть все участники этой бойни получат шанс сделать другой выбор, – рассуждал мужчина. – Я готов отдать свою жизнь за саму возможность мира!»
Вихрь из рун становился все быстрее. Питер не чувствовал боли, а лишь наблюдал, как его руки, а потом и все остальное становится совершенно прозрачным. Для него кошмар закончился.
– Ему удалось повернуть время? – спросил я Ренди.
– О, да! Это был пространственный сдвиг невиданной силы.
– Но если никто ничего не помнил о будущем, жертва Питера оказалась напрасной, а история повторилась?
– Не совсем так. События вернулись к тому моменту, когда в начале зимы на дворцовой площади собрались первые демонстранты, не довольные решением передать урочище Серых Скал Барабосу. Издалека за ними наблюдал тот, кто существовал вне времени.
– Говоря «почти никто», Наставник имел в виду себя? – догадался я.
– Да. Он прекрасно знал и о повороте времени и о том, что подтолкнуло Питера к такому действию. Решив, что такой поступок не должен стать бессмысленным, Наставник изменил один из главных факторов, поспособствовавших началу гражданской войны. В тот год зима выдалась очень холодной и суровой, температура опустилась до минус пятидесяти градусов по Цельсию, все время дули ледяные ветра. Протестанты выдержали в своем лагере только пять дней, а потом разошлись по домам.
– Войны не было?
– Она началась между урочищем Серых Скал и Барабосом. В самом Иллирионе гражданской войны не было.
– Значит, смерть Питера все же помогла сохранить мир в его родной провинции.
– Разве я говорил о смерти, после которой душу ждут перерождение и новая жизнь? – изумился Ренди. – Наказание за игры со временем намного суровее. Питер превратился в бестелесного призрака. Он видит окружающий мир, но уже никак не может повлиять на события. И конца этому наказанию не будет.
– А что стало с урочищем Серых Скал? – поинтересовался я.
– Было захвачено Барабосом. Всех этих стран уже давно не существует, их знания утеряны, а чтобы рассказать, почему так получилось, потребуется больше года. Я хотел донести до тебя другую мысль – поступок Питера впечатлил Наставника вовсе не готовностью к самопожертвованию.
– Тогда чем же? – удивился я.
– Среди всеобщего помешательства Питер не побоялся думать иначе, чем большая часть окружающих. Он сумел понять, что грань между патриотизмом и нацизмом там, где ее проводит действующая власть.
– Согласен, его тяга к миру и созиданию восхищает.
– Поэтому я называю этот день Днем несогласных, – Ренди немного помолчал, а потом тихо добавил: – Слышишь, Питер? Я тебя помню.
– Ты не можешь быть тем самым Наставником, – возразил я. – Иначе тебе бы было, ну, очень много лет.
– Конечно нет. – В зеленых глазах Ренди плясали хитрые огоньки. – Это же так выбивается из привычной логики, верно? – Он говорил с сарказмом. – Или могу? Ты точно все знаешь об устройстве мира, потоках энергии и незыблемости времени, а?
Только сейчас я заметил, что мы вернулись к моему дому. Рассказ моего собеседника столь живо стоял у меня перед глазами, что я совершенно не помнил, по каким улицам мы шли.
– Оставляю тебе пищу для размышлений. – Ренди открыл мне дверь подъезда, намекая на то, что на сегодня наш разговор окончен.
Поднявшись к себе, я лег в кровать, но не мог заснуть, все время вертелся и думал о словах Ренди и о гранях: «Действительно, так ли уж велико различие между фанатизмом и борьбой за идею, между патриотизмом и нацизмом? А я? Кем бы был я? Несогласным или одним из толпы? А Ренди? Он рассказывал так, что я почти чувствовал запах крови и видел пуговицы на плаще Питера. Может ли мой новый знакомый на самом деле обладать хоть частью способностей, которыми себя наделяет?»