– Как мошонка, Дейли, не беспокоит? – вежливо поинтересовался я.
Он промолчал и уселся напротив капитан-лейтенанта.
Сулейман Дада протянул огромную черную лапищу, отобрал у одного из своих людей бутылку шотландского виски – часть моих запасов – и жестом велел принести стаканы из разоренного бара.
Разлили скотч, и Дада произнес тост:
– За долгую дружбу и общее благополучие!
Он с явным удовольствием выпил до дна. Дейли и я осторожно пригубили. Дада пил, запрокинув голову и зажмурив глаза, а лишившийся виски моряк попытался вернуть бутылку, стоявшую на столе. Не опуская стакан, командир отвесил ему такую затрещину, что парень отлетел в другой конец кают-компании и с грохотом врезался в развороченный бар. Оглушенный матрос сполз по переборке вниз и сидел на палубе, ничего не соображая. Несмотря на толщину, Сулейман Дада был проворен и чудовищно силен.
Он осушил стакан, наполнил вновь и посмотрел на меня. Выражение лица изменилось – шутки в сторону. Передо мной сидел не клоун, а хитрый, опасный и беспощадный враг.
– Гарри, мне известно, что вам с инспектором Дейли не удалось закончить недавний разговор.
Я пожал плечами.
– Мы все разумные люди, Гарри, не сомневаюсь.
Я разглядывал виски в своем стакане.
– К счастью, разумные. Ибо подумай, что ждет безрассудного человека, оказавшегося на твоем месте. – Дада умолк, с бульканьем пополоскал горло глотком виски и смахнул мелкие капли пота, сыпью усеявшие нос и подбородок. – Что, если придется смотреть на казнь членов команды? Здесь для таких целей используют рукояти мотыг. Это тяжелое зрелище, а инспектор Дейли уверяет, что у тебя с ними товарищеские отношения.
Сидевшие рядом Чабби и Анджело беспокойно заерзали.
– Безрассудный человек может лишиться лодки – ее отгонят в Зинбалла-Бей, а там официально конфискуют. Мне своими руками придется это сделать. – Для пущей убедительности он вытянул вперед руки, которые пришлись бы впору самцу гориллы. – Наконец, безрассудный человек может оказаться в зинбалльской тюрьме, а это, как ты знаешь, политическая тюрьма строжайшего режима.
Все на побережье были наслышаны о тюрьме в Зинбалле. Выйти из нее можно либо покойником, либо безнадежно искалеченным физически и духовно. «Львиная клетка» – так прозвали ее заключенные.
– Сулейман Дада, вы имеете дело с человеком, рассудительным от природы, – заверил я, и он снова рассмеялся.
– Так я и думал. Рассудительных за милю узнаешь. – Он посерьезнел. – Если поторопимся уйти отсюда до начала отлива, из прибрежного протока выйдем еще до полуночи.
– Это можно, – согласился я.
– Покажешь интересующее нас место, мы убедимся, что ты не вводишь нас в заблуждение – в чем лично я ни секунды не сомневаюсь, – и вместе с командой плыви домой на своей драгоценной лодке. А завтра ночью уснешь в своей постели.
– Вы великодушный и благородный человек, которому можно верить, Сулейман Дада. – «Не больше, чем Мейтерсону и Гатри» – добавил я про себя. – Мне чрезвычайно хочется провести следующую ночь в своей постели.
Впервые за все время заговорил Дейли, тихо, но угрожающе:
– В ночь накануне перестрелки твоя лодка стояла на якоре в лагуне напротив Трех Старцев и Пушечного рифа. Не вздумай шутить, направление нам известно.
– Дейли, я ничего не имею против взяточников – сам не святой. Но воровская честь как же? Разочаровал ты меня…
Дейли упреки проигнорировал.
– Думать забудь о своих фокусах, – предупредил он.
– Ты редкостное дерьмо, Дейли. Я бы тебя за деньги показывал.
– Прошу вас, господа. – Капитан поднял руки, останавливая мой поток красноречия. – Не будем ссориться. Еще по стаканчику виски – и Гарри возьмет нас на прогулку по заповедным местам. – Он наполнил стаканы и посмотрел на меня: – Имей в виду, Гарри, я не люблю бурное море. Оно мне не по нраву. Если начнется качка, буду очень недоволен. Ты понял?
– Только для вас, Сулейман Дада, велю океану утихомириться, – пообещал я. Он важно кивнул головой, точно на меньшее не рассчитывал.
* * *
Словно прекрасная женщина с ложа, поднимался над морем рассвет, жемчужно-розовый, как ее нежное тело; легкие облака колыхались, точно светлые локоны, позолоченные первыми лучами солнца.
Мы шли в северном направлении, не покидая более спокойных вод прибрежного протока. «Морская плясунья» бежала легко, как закусившая удила породистая кобылка, а на расстоянии полумили за кормой, переваливаясь на волнах, пыхтел сторожевой катер.
Я стоял на ходовом мостике у штурвала «Плясуньи». За моей спиной – Питер Дейли и вооруженный матрос с катера. В каюте под нами Чабби и Анджело так и сидели на скамье под охраной трех матросов с автоматами. Все припасы на камбузе были разграблены, мы даже по чашке кофе не могли выпить.
Первая парализующая растерянность от захвата в плен отступила, и я лихорадочно искал выход из ловушки.
Если показать Дейли с Дада проход у Пушечного рифа, они его обследуют и либо ничего не найдут, поскольку загадочный сверток лежит на дне у острова Большой Чайки, либо обнаружат еще что-нибудь интересное. В обоих случаях мне не поздоровится – оставшись с пустыми руками, Дейли не преминет воспользоваться аккумулятором, чтобы меня разговорить; наткнись они на что-то стоящее, я стану лишним, а доброхотов на роль палача у них предостаточно. Смерть от мотыги – перспектива незавидная.
Однако по размышлении шансы сбежать рисовались призрачными. Хотя катер шел в полумиле за кормой, скорострельная пушка на баке служила надежным поводком, а у нас на борту торчал Дейли с четверкой головорезов.
Я закурил первую за день сигару, и эффект последовал воистину чудодейственный. В конце длинного черного туннеля забрезжили проблески света. Я малость пораскинул мозгами, попыхивая табачным дымком, и решил, что дело того стоит, только прежде переговорю с Чабби.
– Дейли! Пусть Чабби постоит у штурвала, я вниз спущусь.
– Что делать собрался? – подозрительно осведомился он.
– А что и все по утрам и что никто за меня не сделает. Объяснил бы подробнее, да покраснеть боюсь.
– По тебе сцена плачет, Флетчер. Не даешь соскучиться, ей-богу.
– Тоже так считаешь? Мне и самому в голову приходило.
Охранник привел Чабби, и я передал ему управление.
– Вернусь – поговорим, – шепнул я, едва шевеля губами, и спустился в кокпит.
Увидев меня в каюте, Анджело приободрился и попробовал улыбнуться своей лучезарной улыбкой, но заскучавшие охранники с готовностью наставили на меня автоматы. Я поскорее поднял руки.
– Полегче, ребята, полегче. – Я боком протиснулся между ними.
Двое увязались за мной и полезли бы за компанию в гальюн, если бы не мой протест.