Читать интересную книгу И всюду страсти роковые - Игорь Оськин

В «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин писал: «Не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть «регулятором пропорций» в деле распределения труда между различными отраслями производства». Отмечал, что «товары – это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т. д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары… К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства».

В то же время советские ученые-политэкономы приняли в качестве официальной идеологии учение, объясняющее совершенно иной тип общества и хозяйства – западный. Была создана т. н. «политическая экономия социализма», встроенная в неприемлемые для нее понятия хрематистики – рыночной экономики.

Произошла катастрофа, о которой предупреждал Маркс.

Колесов гордился сам собой, когда находил болезни в советской экономике, занимаясь компьютеризацией управления заводами.

Вот известное явление – выводиловка зарплаты. Хорошее дело – бороться с безработицей, однако при этом возникает интересная ситуация для работающих. Их зарплата определяется по классической формуле: я работаю настолько, чтобы меня не выгнали, мне платят столько, чтобы я не ушел. Бригадир четко знает размер зарплаты, положенной по этой формуле каждому рабочему. Однако он находится в рамках действующей сдельной оплаты труда, поэтому он выдает задания на работу так, чтобы вывести нужные размеры зарплаты. При этом он может запустить в производство детали, которые потребуются лишь через несколько месяцев. Тем самым бригадир создает излишние запасы, увеличивает незавершенное производство, повышает затраты, то есть действует против заложенных в разумно спроектированной компьютерной системе правил. Кроме того, руководство завода должно уложиться в фонд зарплаты, который планируется для всех предприятий. Это один из инструментов системы для ограничения инфляции.

Возникали забавные на вид ситуации: рабочий умелец работает в два-три раза быстрее других, за полмесяца ему набегает месячная зарплата (в два раза больше средней). Следующие полмесяца ему не выдают заданий, он сидит в президиумах собраний, делится опытом, ходит, ездит. А в табеле ему ставят полный рабочий день.

В капстранах шел переход на повременную оплату труда – акцент на качество, а не на количество. У нас не успели.

Другой важнейший показатель – повышение производительности труда. Для того, чтобы его выполнять, заводские экономисты постоянно уменьшали нормы времени на производство изделий. В конце концов нормы уменьшались до нереальных, невыполнимых значений. Такое изделие становилось для завода обглоданной костью. Этот жаргон подразумевал то, что начальные нормы назначались с большим запасом, с «мясом». Поэтому заводу было выгодно постоянно обновлять продукцию, хотя бы в том и не было нужды для потребителей. Новая продукция с «мясом» позволяла отчитываться о повышении производительности труда. Таким образом, входная нормативная информация для компьютерной системы была изначально ложной, «неадекватной». Если начальник цеха, бригадир, мастер справлялись с ситуацией с помощью «двойной бухгалтерии», набирая для рабочих смесь работ из разных изделий, то компьютерная система такого делать не могла – здесь все расчеты выполнялись по одной бухгалтерии, официально принятой.

Эту болезнь нужно было лечить. Например, менять методику расчета производительности труда. Возможно, со временем это бы и сделали. Но и здесь не успели.

Колесов очень сильно возмущался, когда подшипниковый завод не выполнил договор по подшипникам, а праздновал выполнение план в целом. Впоследствии он узнал, что опытный руководитель Госплана Байбаков ввел дополнительный плановый показатель: выполнение договоров. К сожалению, под давлением директоров постановили: считать план выполненным при 98-процентном закрытии договоров. Наверно, его подшипники попали в 2 процента. В этом деле напрашивалось простое и деловое решение: обратиться в арбитражный суд. Взыскать за прямые потери и за упущенную выгоду. Но такого закона тогда еще не было, а практика работы судов была простецкой. Колесов провел два эксперимента: один раз на него подали иск, который суд не удовлетворил, другой раз он подал иск к заказчику и не выиграл. Ничья. Суд относил споры на решение вышестоящих организаций. Понятно, что тут никакой инфо-энергии не хватит – пройтись через все местные и центральные инстанции. Поэтому после суда пошли по русскому пути: в первом случае договорились с заказчиком-ответчиком, во втором – нуль внимания на истца-кляузника. Больше он по судам не ходил.

Забавные курьезы случались на ниве планирования. Лаборантка звонит своему начальнику лаборатории, доктору наук:

«Пришлите, пожалуйста, двух мальчиков к лифту, поднять конденсаторы».

«Какие конденсаторы?» – насторожился тот.

«Да те, которые мы заказывали, они по 50 килограмм весят».

Начальник мгновенно уясняет ужас ситуации – кто-то из его сотрудников, ползая пальцем по каталогу, заказал комплектующие, которые в два раза тяжелее всей ихней радиоголовки:

«Нина Алексеевна! Умоляю вас, сделайте все что угодно, я для вас все сделаю, только не поднимайте их сюда!»

Кое-как отбились, конденсаторы отправили на склад.

Этот недочет в системе планирования уже готовились устранить: создать магазины продажи комплектующих для НИИ, снять с них обязанность составлять заказы на год вперед, когда они еще даже не приступили к разработке проектов.

Ученые экономисты знали эти и другие болезни советской экономики, жестко клеймили их, а в теории продолжали витать в эмпиреях хрематистики. При Горбачеве они оживились и решили полностью уничтожить советскую систему. Привлекли иностранных специалистов. Один из них – Джеффри Сакс, Нобелевский лауреат, был советником ельцинского правительства в 1990–1993 годах.

Он осудил то, что произошло в 1995 - 1996 годах: «В течение этих двух лет российская приватизация приобрела откровенно бесстыдный и криминальный характер. По самым скромным оценкам, частные лица получили нефти, газа и других ценных активов примерно на 100 миллиардов долларов, отдав взамен не более одного миллиарда долларов».

После десятка лет по приватизации в Боливии, Польше и России Сакс изобрел экономический феномен: внерыночный скелет экономики: «Это транспорт, связь, энергетика, снабжение питьевой водой, здравоохранение и народное образование, в случае России еще и наука. Когда это есть на приемлемом уровне – остальное надстроит рынок. Трудность в том, что внерыночные структуры должны создать весь скелет одновременно, т. к. все его элементы взаимосвязаны и не могут существовать друг без друга. Кто способен создать этот скелет? Только государство или надгосударственные структуры, действующие (это принципиально важно!) внерыночным образом, т. е. не стремящиеся к прибыли. Никакие частники не будут инвестировать в неприбыльные проекты». Сакс пишет, что там, где само государство сумело взять на себя эту работу, например в Китае, реформы оказались успешными. Там, где этого не произошло, например в России, реформы привели к углублению бедности и упадка. Он объясняет успешный опыт китайских рыночных реформ тем, что Китай был к началу реформ преимущественно крестьянской страной, жившей натуральным хозяйством, и реформы там начинались по сути с чистого листа. «А в России мешала советская промышленность». В России внерыночные структуры переводили в рынок еще при Саксе: транспорт, связь, энергетика, здравоохранение, народное образование и наука. Наверно, тогда он еще не додумался до скелета. Интересно, не додумается ли он еще через десяток лет до полной внерыночной экономики? Примеры есть: в Голландии нефтяная отрасль вне рынка – в собственности государства.

Последнее слово

В правосудии есть обязательный ритуал: Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. Колесов сказал бы следующее:

«Ваша честь! С детства я жил в страхе Божием перед смертью. Сейчас немного отпустило. А раньше истово искал смысла жизни. Сделал для себя идейную отмычку: с Богом я, мол, незнаком, развитие вывожу из инерции, познание из неопределенности – энтропии. Надумал: смысла жизни нет для человека-особи, смысл есть только для человечества-популяции. Поэтому жить нужно для общего блага.

От ужаса смерти торопился жить быстро и правильно. Чтобы потом не было это самое… Старательно учился, работал ради общего блага и хорошей зарплаты для блага жены и детей. Искал и находил для себя творческую работу.

Опробовал на себе учение великих экономистов мира о трех китах экономики: это – родительские чувства, тяга к мастерству и праздное любопытство.