Читать интересную книгу Крыса - Анджей Заневский

Их агрессивность резко возросла, когда самка начала готовиться к тому, чтобы произвести на свет потомство. Трудно стало найти безопасный угол, потому что эта пара стремилась очистить всю территорию корабля от чужаков, не принадлежащих к их новообразованной семье.

Самец в основном охотился на самцов, а самка – на самок, но часто они бросались на жертву вместе, вдвоем. Запуганные, живущие в постоянной опасности, уставшие от бессонницы крысы стали болеть, падать, умирать. В разных местах я натыкаюсь на покусанных, с порванной шкурой, покрытых струпьями и ранами крыс, готовых в любую минуту сорваться с места и бежать, пугающихся каждого шелеста и шороха. В закоулках машинного отделения я обнаружил труп истекшего кровью самца с глубокой раной на шее. Не найдя лучшего места, он спрятался здесь – между гудящими, трясущимися стальными листами. Это последнее, не считая палубы, убежище, где можно было чувствовать себя в безопасности.

Я жду, когда корабль пристанет к берегу.

Каждая секунда заполнена страхом. Страх отбирает сон, ослабляет, лишает воли. Я нахожу все больше сдохших от истощения, искусанных крыс.

Мы причаливаем к берегу. Не считая той пары и их только что родившегося потомства, я – последняя оставшаяся на судне в живых крыса.

Я заблудился. Напрасно я пытаюсь вырваться из замкнутого круга дворов, подвалов, котельных, помоек, нор, каналов. Каждая попытка заканчивается возвращением. Обескураженный бесплодными стараниями, я бегаю кругами, стараясь вспомнить дорогу, приведшую меня сюда. Я перепрыгиваю через пороги, протискиваюсь в щели, взбираюсь по растрескавшимся стенам домов и снова возвращаюсь в подвал, который недавно покинул. Огромные горы ящиков, старой мебели, тряпок, бочек, рухляди создают здесь очень подходящую для меня обстановку, но я не могу здесь остаться – меня выгонят крысы. Я останавливаюсь перед отверстием, ведущим в гнездо. Может, оттуда есть другой выход?

Я ухожу. Я боюсь острых зубов, резких ударов когтей, пронзительных криков. Я снова отправляюсь в путь и снова возвращаюсь на прежнее место. Я засыпаю на высокой, доходящей почти до потолка куче ящиков.

Меня будят ритмичные звуки музыки и топот людей – тяжелый, громкий, вибрирующий. Жестяная тарелка абажура над лампой качается прямо у меня над головой.

Когда я прятался под плитой тротуара, я слышал топот шагов проходящих надо мной людей... Я слушал шум волн, ударяющих в жестяной корпус...

Я вижу широкое, уходящее вверх отверстие. Это оттуда доносятся звуки. Они вызывают в памяти полузабытые шумы, шорохи, эхо, они похожи на голоса музыкальных инструментов, на журчание воды в канале.

Это выход! Здесь можно выбраться наружу. Наверху воцаряется тишина, затихают шаги. Я втискиваюсь всем телом в щель и ползу. Я – под полом помещения, откуда доносятся негромкие звуки. Может, мне удастся незаметно вылезти?

Широкая освещенная щель между досками. Я выпрыгиваю наверх. Вокруг люди. Крыса вертится на месте, как будто ищет возможность сбежать, и, перепуганная, залезает обратно в нору.

Лихорадочные поиски другого выхода. Я бегу по подвалу, в котором был уже столько раз, по помойкам, сточным канавам, коридорам, дымоходам. И снова оказываюсь там же, в том же самом месте. В той же точке, откуда начал путь.

Я удираю от крысы, пожирающей корку хлеба прямо у меня на дороге. Внимательно осматриваю стены, проверяю уже сто раз проверенные трещины и щели. Есть! Вот оно – спрятанное в глубокой тьме отверстие.

Матовые поверхности твердые и в то же время мягкие, прилегающие, без острых углов и выступов. Коридоры разветвляются, соединяются, пересекаются друг с другом, расходятся, сходятся вместе. Все они ведут к цели. Нет глухих тупиков, где можно ненароком разбить голову. Каждый избранный путь – правильный, достаточно лишь бежать вперед и вперед.

Серая поверхность отражает падающий сверху свет. Этот свет не раздражает глаз неожиданными вспышками.

С того момента, как я попал сюда, я не ощущаю опасности, не чувствую себя окруженным, гонимым, преследуемым.

Малыши наползают прямо на меня. Я отодвигаю их осторожно, беззлобно. Подползаю под брюхо крупной самки. Она не отталкивает меня.

В гнезде лежит много крыс – они спят вповалку.

Это мой запах, моя семья – большая крысиная семья. Я наконец нашел ее.

Как я здесь очутился? Вдруг. Неожиданно. Надо все обнюхать, проверить, убедиться, пощупать вибриссами.

Стены, пол, закругленные поверхности, выгрызенные в досках отверстия, протоптанные коридоры – все кажется знакомым, как будто я жил здесь всегда, как будто никуда отсюда не уходил.

Еда, много еды – кровянистого мяса, жира, сыра, рыбы, зерна. Крысы жрут, грызут, рвут, раздирают, давят, поглощают.

Нет ловушек и отравы, нет опасностей, кошек, людей, собак, змей. Все звери здесь мельче меня, слабее, они чувствуют свою зависимость от меня. Я убиваю маленькую птичку, разгребаю мышиное гнездо – съедаю мышат.

Я сильная, ловкая крыса, я очень быстр и умен.

Между погружением в сон и пробуждением, между пробуждением и погружением в сон... В каком месте? Где?

Крысы пожирают мертвого человека. Они сидят вокруг него, сидят прямо на нем. Отрывают мясо от костей, объедают мягкий жир, подкожные ткани, вытягивают жилы, мышцы, нервные узлы. Забираются внутрь – в нескольких местах кожа рассечена клыками, в ней выгрызены отверстия. Крысы пробираются вглубь, заползают, протискиваются. Человек как будто оживает. Мы в нем, в его внутренностях. Кожа на нем шевелится. Мы прогрызаем в нем коридоры, рассекаем ткани и пленки, разгрызаем хрящи и кости. Сквозь широко открытый рот, в котором уже нет языка, я пробираюсь внутрь, к мозгу.

Вдруг все это обрывается. Я в том же самом месте, где и был. В том же подвале, куда каждый раз возвращаюсь, под шумящими, прогибающимися от топота балками потолка. Где-то рядом мяукают кошки, лают собаки, бормочут люди, пищат и гудят инструменты.

Я жду, когда наконец опустеют окрестные улицы, чтобы вновь пуститься в странствия.

В высоком стеклянном сосуде я вижу большую белую крысу. У нее блестящая светлая шерсть, чуть свалявшаяся на спине, почти прозрачные уши, покрытый белым пушком хвост.

Она сидит, толстая и неподвижная, – только шевелит ноздрями.

Крыса чувствует, что я рядом.

Я приближаюсь к стеклу, встаю на задние лапы. Она просыпается. Прямо на меня смотрят глаза, каких я никогда в жизни еще не видывал у крысы. Ноздри поднимаются вверх и расходятся в стороны, обнажая слишком длинные, переросшие резцы.

Я грызу стекло. Я ненавижу эту крысу. Я все время прихожу сюда – каждый день, как только люди покидают помещение. Я обхожу кругом прозрачный предмет. Пытаюсь перегрызть металлические опоры. Бегаю сверху по прикрывающей ящик сетке, пытаюсь подцепить ее когтями, отодвинуть.

Запах сидящей внутри белой крысы, до которой я не могу добраться, раздражает, нервирует, приводит в ярость.

Белая крыса тоже обеспокоена. Она наблюдает за моими попытками пробраться внутрь, бегает, взъерошенная, вдоль стен своего ящика.

Мы разглядываем друг друга, стоя по разные стороны стекла. Прижимаем к гладкой поверхности носы и ноздри, показываем зубы. Мне хочется вцепиться ей в глотку, опрокинуть, кусать, давить, убить.

Ненависть не проходит, не проходит ярость – неудовлетворенная, не нашедшая выхода. Разделенные стеклом крысы мечутся, кидаются друг на друга, издают пронзительный боевой клич. Взъерошенная шерсть, широко раскрытые глаза, вытянутые шеи. Сидят на задних лапах, опираясь на хвосты, со свистом втягивая в себя воздух, ловя ненавистные, враждебные запахи.

Никогда, никогда я не загрыз белой крысы, никогда с ней не сразился, хотя так жаждал этого, искал возможность добраться до нее. Ее всегда отделяла от меня стальная сетка или толстое стекло, и, хотя я не раз пытался пробраться на ту сторону, мне так и не удалось этого сделать.

А ведь я жил рядом с ними, почти что среди них – в занятом ими и пропитанном их запахом помещении.

Белые крысы встают на задние лапы, поворачивают головы в моем направлении, подпрыгивают, пытаясь дотянуться до верхнего края стеклянной стены, грызут металлический каркас.

Они везде – в высоких банках и прозрачных ящиках, прикрытых сверху густой сеткой, в клетках из стальных прутьев. Их густой запах в душных, закрытых комнатах вызывает ярость, пробуждает ненависть. Мой собственный запах растворяется в этой субстанции, он здесь не существует, даже я сам его не чувствую.

Они неподвижно сидят в клетках, ритмично двигая головами. Бегают вдоль стеклянных стен и внутри крутящегося барабана. Настороженный, злой, полный ненависти, я взбираюсь на ближайшую ко мне клетку и ползу по прикрывающей ее сетке. Перебираюсь на следующую, с нее на другую и дальше... Запах чужой семьи, который поначалу так трудно было вынести, перестает раздражать меня. Отгороженные от меня стеклами и сетками, крысы живут своей, особой жизнью. Они ничего не могут мне сделать, они никогда не выберутся из своих прозрачных гнезд, а мне никогда не добраться до них.