Читать интересную книгу Два Петербурга. Мистический путеводитель - Александр Попов

Депрессия не оставляет Гаршина. У него снова начинаются приступы. «В лице Гаршина я заметил новую перемену, щеки его горели, обрюзглость стала спадать и превратилась в худобу, в глазах стало выступать страдание, выдавливаться какое-то глубокое, тоскливое чувство, я бы сказал потустороннее», – пишет Ясинский.

Дальше стало хуже. Ясинский вспоминал: «Ему трудно было даже стоять на ногах. Домой приходилось его провожать. Но вдруг на полпути он срывался, с удивлением смотрел на идущего с ним рядом приятеля и быстрым шагом удалялся от него».

Гаршин был вынужден оставить службу. Начались семейные ссоры между женой и матерью, что тоже не приносило ему спокойствия. Было решено, что Гаршин с женой отправится отдохнуть на Кавказ. 19 марта, делая приготовления к этой поездке, он пошел за покупками, а возвращаясь вечером, оступился на лестнице и упал в пролет – по официальной версии. Но большинство его знакомых считали, что это было самоубийство.

На нижней площадке стояла четырехугольная белая печь, и Гаршин упал прямо на нее. Он получил тяжелые травмы и был отвезен в лечебницу Александровской общины сестер милосердия Российского общества «Красного Креста» на Бронницкую улицу, 9.

Умер он 24 марта (5 апреля). Гаршин был отпет в Измайловском соборе и похоронен на Литераторских мостках.

Два его старших брата позднее также покончили жизнь самоубийством.

Создатель Демона

Михаил Врубель, нарушив все мистические запреты и создав картину «Демон сидящий», фактически проснулся на следующее утро знаменитым. А спустя много лет газеты вышли с заголовками «Демон убивает своего автора»…

Михаил Врубель родился 5(17) марта 1856 года в Омске, в семье офицера. Семья много переезжала и успела пожить в Омске, Астрахани, Петербурге, Одессе. В столице Российской империи Михаил Врубель учился в Пятой гимназии у Аларчина моста.

Вернулся он сюда уже в 18 лет, поступив на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Но юриспруденция мало увлекала будущего художника. Он начал посещать в Академии художеств вечерний класс П. П. Чистякова, который учил Василия Поленова, Валентина Серова, Илью Репина, Василия Сурикова и Виктора Васнецова. В 23 года Михаил окончил университет с золотой медалью, после чего отбыл воинскую повинность и поступил на работу в Главное военно-судное управление. Но своего увлечения живописью не оставил. Осенью 1880 года Врубель был зачислен вольнослушателем в Императорскую Академию художеств, опять в класс Павла Чистякова. Там он быстро становится лучшим учеником, которому прочат большое будущее. В 1884 году по рекомендации Павла Чистякова Врубеля приглашают в Киев для работы над реставрацией Кирилловской церкви XII века (церковь эта, словно пророчествуя о будущем художника, находилась на территории психбольницы). Там отвалилась штукатурка, и открылись росписи, возраст которых был около 700 лет. Врубель должен был восстановить фрески в тех местах, где они не сохранились.

Прообразами персонажей икон в Кирилловской церкви стали многие знакомые Врубеля: Божью Матерь для иконостаса художник написал с жены искусствоведа Адриана Прахова Эмилии, в которую был влюблен, а младенца Христа на руках Богоматери – с дочки Праховых Оли. В композиции «Сошествие Святого Духа на апостолов» лицо Богородицы написано с фельдшера Марии Ершовой, лечившей Эмилию Прахову, апостол Иаков – с Адриана Прахова, апостол Матфей – со священника Кирилловской церкви Петра Орловского, Иоанн – с протоиерея Софийского собора Петра Лебединцева, Марк – с археолога Гошкевича… И если все апостолы изображены вдохновленными, сосредоточенными, недоумевающими, пытающимися принять благодать Святого Духа, то у одного, самого молодого, закрыты глаза. Он уже все понял и все принял. В этом образе Врубель изобразил самого себя.

В Киеве Врубель работает до 1889 года, а затем переезжает в Москву. Здесь он делает проект фасада дома С. И. Мамонтова на Садово-Спасской улице, работает над оформлением особняков Саввы Морозова на Спиридоновке и представителя другой ветви семейства Морозовых, Алексея Викуловича, в Подсосенском переулке.

Врубель также участвует в оформлении спектаклей Русской частной оперы Саввы Мамонтова и в конце декабря 1895 года отправляется с труппой на гастроли в Санкт-Петербург. Здесь, в Панаевском театре (Адмиралтейская набережная, № 4, здание сгорело летом 1917-го), на репетиции, знакомится с певицей Надеждой Забелой.

28 июля 1896 года Михаил Врубель и Надежда Забела обвенчались в Женеве.

1 сентября 1901 года у Михаила и Надежды родился сын, которого назвали Саввой в честь мецената Саввы Мамонтова. Но, увы, Савва родился с заячьей губой. Врачи предполагали, что причиной этой патологии могли стать гены Врубеля: его дед по материнской линии, казачий атаман, был пьяницей. Малыш прожил недолго: летом 1903 года, когда семья Врубеля гостила под Киевом, в имении родственника Надежды, известного художника Николая Ге, мальчик заболел. Точный его диагноз сегодня неизвестен: по одним данным, это было крупозное воспаление легких, по другим – дифтерия. Малыш умер.

И это была не первая трагедия в семье. Еще в начале 1902 года у художника начали проявляться первые признаки душевного расстройства. 11 марта знаменитый психиатр Владимир Бехтерев, осмотрев Врубеля, сказал, что надо готовиться к худшему – болезнь неизлечима (сухотка спинного мозга), грядет сумасшествие. Жена увозит художника на дачу в Рязанскую губернию. Но его состояние быстро ухудшается, и уже в апреле Врубель оказывается в московской психиатрической клинике Ф. А. Свавей-Могилевича. Выписывается он в августе, а 6 сентября ложится в клинику В. П. Сербского при Московском университете, где лечится до 18 февраля 1903 года.

Его состояние немного стабилизируется, но ненадолго: смерть сына, который только начал говорить, становится сильнейшим ударом. Он почти не ест, словно желая уморить себя голодом, у него начинаются галлюцинации, приступы буйства. 9 июля 1904 года Врубеля доставляют в клинику Ф. А. Усольцева в Петровском парке в жутчайшем состоянии. Его с трудом удерживают четверо санитаров. Здесь он проводит два месяца.

В 1905 году болезнь снова обострилась, и в марте Врубель отправился в клинику Усольцева. Но даже в клинике он продолжал работать над картинами «Азраил» и «Видение пророка Иезекииля», «После концерта», графическим автопортретом. Федор Арсеньевич Усольцев так писал о Врубеле в своих воспоминаниях: «Я видел его на крайних ступенях возбуждения и спутанности, болезненного подъема чувства и мысли, головокружительной быстроты идей, когда телесные средства не поспевали за их несущимся вихрем. И он все-таки творил. Он покрывал стены своего домика фантастическими и, казалось, нелепыми линиями и красками. Он лепил из глины и всего, что попадало под руку, чудовищно-нелепые фигуры. Но стоило прислушаться к его речам, вникнуть в них – и нелепость, казалось, исчезала. Были понятны эти обрывки, не поспевавшие за своим неудержимо несущимся, но ярким образом».

В ноябре 1905 года Врубель был удостоен звания академика, а в декабре у него резко ухудшилось зрение. Последней его картиной стал портрет поэта В. Я. Брюсова. В конце февраля 1906 года художник полностью слепнет. 6 марта его перевозят в Санкт-Петербург, в клинику Конасевича и Оршанского на Песочной улице (ныне ул. Профессора Попова, 9). Тогда это была окраина, в клинике были сильно регламентированы посещения, и вскоре Врубеля переводят в клинику доктора Бари на Васильевском острове (5-я линия, 58–60).

А. А. Врубель, сестра художника, вспоминала: «С потерей зрения, как это ни кажется невероятным, психика брата стала успокаиваться. При входе в лечебницу д-ра Бари брат обратился к нему со словами: „Психика моя в настоящее время покойна, полечите мне зрение, доктор”. Но, увы! Оно было уже безвозвратно утрачено».

Врубеля посещали знаменитые художники и музыканты, но сам он постепенно терял интерес к жизни. Сестра художника вспоминала: «Иногда он говорил, что „устал жить”. Сидя в саду в последнее лето своей жизни, он как-то сказал: „Воробьи чирикают мне – чуть жив, чуть жив!”…Но вот при одном из воскресных совместных посещений жены и сестры (в середине февраля) с братом делается (около двух часов дня) внезапно страшный потрясающий озноб (результат, как кажется, умышленного стояния под форточкой). Начинается воспаление легких, переходящее затем в скоротечную чахотку, и через шесть недель, в тот же час (1 апреля), брата не стало. Он шел к концу с полным спокойствием, сказав как-то, что через месяц его легкие будут как решето. В последний сознательный день, перед агонией, он особенно тщательно привел себя в порядок (сам причесался, вымылся с одеколоном), горячо поцеловал с благодарностью руки жены и сестры, и больше уже мы с ним не беседовали: он мог только коротко отвечать на вопросы и раз только ночью, придя в себя, сказал, обращаясь к человеку, который ухаживал за ним: „Николай, довольно уже мне лежать здесь – поедем в Академию”. В словах этих было какое-то предсмертное пророческое предчувствие: через сутки приблизительно брат был, уже в гробу, торжественно перевезен в свою alma mater».