– По характеру мальчики были очень разными, – сообщила она мне. – Реда тянуло к приключениям. Он постоянно говорил о море и читал морские романы. Он мечтал стать новым Дрейком. Рекс же был спокойным, но он всегда одерживал верх над Редом… за исключением драк, конечно. Это не значит, что они часто дрались. Но у Рекса была голова на плечах. Он был проницательным и мог быстро извлечь преимущество из любой ситуации. Например, когда они менялись игрушками и вещами, Рексу всегда доставалось лучшее. Они были такими разными… оба чудесные… но по-разному.
Мне очень хотелось, чтобы она продолжила рассказ, но она устала. Я чувствовала, что силой из нее ничего на вытянешь. Единственный способ, чтобы она во всем призналась, – это очаровать ее.
Чтобы завоевать чье-либо доверие – нельзя торопиться. Доверия можно добиться, действуя лишь постепенно. Но меня заинтересовала она, как никто в доме – разве только Рекс. Следует подружиться с ней.
…Я прочитала дневник Чантел с увлечением. Мой же дневник был совершенно неинтересным. У меня было ощущение, что я с ней просто разговариваю. Она так честно писала о себе, что мой дневник показался мне напыщенным. При упоминании меня и человека, которого она зовет «моим капитаном», я сначала удивилась, но потом вспомнила, что она говорила, что мы должны быть совершенно откровенны в своих дневниках, иначе в них нет смысла.
Я открыла свой дневник.
30 апреля. Зашел человек посмотреть шведскую горку Хаупта. Сомневаюсь, что он ее купит. По пути домой из магазина попала под сильный ливень, а после обеда к своему ужасу обнаружила, что в нью-портских стенных часах завелся древесный жучок. Нам с миссис Бакл следует немедленно заняться часами.
1 мая. Кажется, часы спасены. Я получила письмо от директора банка с просьбой зайти к нему. Боюсь: что-то он скажет.
Чантел совсем по-другому описывает свою жизнь! Мой дневник – такой скучный, а ее – такой живой. Может быть, мы воспринимаем жизнь по-разному.
Как бы то ни было, мне было от чего приходить в уныние. С каждым днем я узнавала о новых долгах. Вечерами, когда я оставалась в доме одна, мне казалось, что тетя Шарлотта смеется и издевается надо мной, как при жизни: «Без меня тебе не справиться, я всегда тебя об этом предупреждала».
Я чувствовала, что люди стали иначе относиться ко мне. На улице они украдкой кидали на меня взоры, считая, что я не замечаю их взглядов. Мне было понятно, о чем они думают. Приложила ли она руку к смерти своей тети? Ведь она унаследовала дело и дом?
Если б они только знали, что на самом деле унаследовала я.
Все это время я вспоминала, как отец говорил мне, что беды надо встречать лицом к лицу и бороться с ними, потому что я – дочь солдата.
Он был прав. Невозможно добиться чего-либо, жалея самого себя. Пойду к директору банка, узнаю худшее, а потом решу, в состоянии ли я и дальше заниматься перепродажей антиквариата. А если не в состоянии? Что ж, тогда придумаю что-нибудь еще, вот и все. С моими знаниями я смогу найти себе занятие. Я прекрасно разбираюсь в старинной мебели, керамике и фарфоре, у меня хорошее образование. Я обязательно найду свое место в жизни. Не стану жалеть себя, надо только идти и искать.
Это был самый неудачный период в моей жизни. Я была уже не молода. Двадцать семь лет, тот возраст, когда получаешь звание «старой девы». Мне никто никогда не делал предложения. Возможно, Джон Кармел и захотел бы на мне жениться, но тетя Шарлотта отпугнула его, что же касается Редверса Стреттона, я была слишком наивной и вообразила себе то, чего и не существовало. Сама во всем и виновата. При встрече с Чантел надо будет ей все объяснить. И жизнь свою попробую описывать так же интересно и искренне, как она. По нашим записям можно судить о степени доверия друг к другу, к тому же находишь радость в том, что есть возможность с кем-нибудь поделиться своими чувствами.
Пора перестать рассказывать о шведских горках и стенных часах. Ей интересны мои мысли, я сама. Как хорошо, что у меня такая подруга, надеюсь, что наши отношения никогда не изменятся. Я стала бояться, что она уйдет из замка, или мне придется уехать, чтобы работать где-нибудь в другом месте. Только теперь в столь трудное для меня время я поняла, что значит для меня Чантел.
Милая Чантел! Она выстояла рядом со мной в те кошмарные дни после смерти тети Шарлотты. Временами я убеждаю себя, что она все придумала, чтобы отвести от меня подозрение. В таком случае она обладает необыкновенным мужеством, ведь получается, что она лжесвидетельствовала. Но доброта и преданность настолько сильны в ней, что она даже не поняла, как она рисковала. Надо обязательно записать это. Нет, не смогу, потому что для меня это слишком важно. В этом и заключается мое отличие от Чантел: я не могу быть такой искренней, как она, потому что, когда ведешь дневник, понимаешь, что существуют вещи, которые следует скрывать… вероятно, потому, что боишься в них признаться даже самому себе. Я холодею от страха, думая о том, как умерла тетя Шарлотта, потому что, несмотря на то, что Чантел нашла пуговицу и уверяла, что в определенных обстоятельствах люди способны на невозможное (в это-то я верю), я сильно сомневаюсь в том, что тетя Шарлотта была способна покончить жизнь самоубийством, какую бы огромную боль она ни испытывала.
Тем не менее она покончила с собой. А как же иначе? Правда, ее смерть в какой-то степени оказалась выгодной всем в доме: Эллен получила наследство, давшее ей возможность выйти замуж за мистера Орфи – кто знает, как долго бы ей пришлось ждать, если бы не эти деньги; миссис Мортон тоже долго ждала минуты, когда сможет освободиться от тети Шарлотты. А я… я унаследовала бремя долгов и тревог, о которых до смерти тети Шарлотты я даже не имела представления.
Нет, все произошло именно так, как сказала Чантел. Я могу думать все, что угодно по поводу самоубийства тети Шарлотты, но что мы знаем о других?
Пора прекратить думать о смерти тети Шарлотты, пора подумать о будущем – так поступил бы мой отец. Пойду к директору банка, узнаю самое ужасное и приму в конце концов решение.
…Он сидел, глядя на меня поверх очков с притворным участием и соединив вместе кончики пальцев. Вероятно, такова его манера разговора.
– Все дело в соотношении актива и пассива, мисс Бретт. Они должны сходиться. И ваше положение крайне щекотливое.
Он продолжал свои разъяснения, обосновывая свои подсчеты цифрами. Мое положение действительно оказалось весьма затруднительным, мне было необходимо принимать срочные меры. Он говорил о «сведении дебета и кредита», что, по его мнению, если постараться, можно осуществить. Через несколько месяцев будет поздно. Мне следует не забывать, что издержки повышаются и долги растут.