Ребята собрались в моей землянке. Свет бледного вечернего неба струился через кисейные занавески на окне, а я читал. Мне пришло письмо от Йо, который на юге, и еще одно от Мартина - он на севере; я был глубоко тронут. Как же разбросало моих друзей - по всем театрам военных действий: в Норвегии, на Ленинградском фронте, в группе армий "Центр", в бассейне Донца, в Южной Франции, в Греции и Африке, на побережьях, на оккупированных островах, в пустынях, в степях и лесах, среди снежных гор и в стенах чужих городов - и все же они говорят одинаково; их сердца бьются в едином ритме.
Вот пишет Мартин... Я вижу, как он пьет и стучит кулаком по столу: "Если только можно было бы начать жить снова и продолжать выполнять свою работу. Я все еще не оставляю свои мечты, мы осуществим их в конце концов... Я нашел несколько красивых икон... Это на будущее!.. А сейчас я довольно пьян..."
А вот Йо, сидящий у своего дома и пишущий об этих странных временах: "На нитке паутины, свисающей с карниза, качается соломинка на ветру. Кот Петр-младший - сидит на краю стула на солнышке. Сейчас воскресное утро (после семи часов). Слабый синеватый дымок от кухни поднимается и гуляет среди деревьев, и облака отбрасывают огромные тени на окружающий ландшафт. Это чудесно. Сочетание нежно-голубого с бело-желтым и розовым; вот гамма цветов, в которой я живу в данный момент. Наверное, это награда за ужасную первую половину мая, когда танки прорвались сюда. Мы дважды отбивали электростанцию, и долина была такой черной от дыма, что не видно было самого неба. Наше кладбище с крестами становится все больше и больше, а когда вся шумиха и замешательство стихают, у меня опять появляется печальная обязанность выводить буквы на белых деревянных досках. Теперь они уже стали серыми под нависшими ирисами". Так пишет Йо.
Здесь у батареи мелкий дождь моросит под вечерним солнцем, воздух очень чист, и мягкий свет ложится на траву. Я только что глубоко вздохнул. На склоне нашей землянки цветы, так же как и на столе внутри нее. В землянке светло и уютно, как в маленькой гостиной.
Триста пятьдесят русских совершили прорыв и продвигаются где-то по сельской местности. К вечеру в тылу были слышны выстрелы. Удваиваются караулы. Но все это не сможет нарушить мир Господа Бога.
Со вчерашнего дня я нахожусь на НП. Направился на старый наблюдательный пункт, чтобы посмотреть, как изменилась местность. Я брел через луг, белый от тысячелистников и маргариток, и наткнулся на солнечный склон с земляникой. Я так долго там пробыл, что мои товарищи стали волноваться. А я никак не мог оторваться. Моя жадность до земляники была неимоверна. Вот они эти ягоды, красные, спелые и налитые; остается только подставить руку и набить полный рот. Я отбросил в сторону пилотку и поясной ремень и нагибался, чтобы их собирать. Скоро мои руки сделались красными от сока. Потом пошел в Л. Появилось много новых воронок от снарядов, а в землянку было прямое попадание.
Когда приблизился, услышал шум ожесточенного сражения. В следующий момент я увидел группу наших парней в своих стальных касках, крутящихся в бешеном танце, бросающих ручные гранаты. В целом все это представляло собой фантастическое зрелище. Казалось, они используют все мыслимые средства, чтобы привести в смятение русских.
Как выяснилось, командир дивизии прибыл в Л., а именно он совещался в штаб-квартире роты о том, стоит ли рискнуть продвинуться еще вперед. Наши установили русский пулемет и из него вели огонь по русскому же расположению взвода. Русские были огорчены, что наш комдив не попал в ловушку. С большой осторожностью они закрепили провод-растяжку к мине, надеясь, что немецкий генерал заденет его и подорвется на мине. А теперь они подорвали ее сами и по ходу дела подожгли сарай.
Когда "большой человек" удалился, сразу стало спокойно. Мы смеялись, мол, смолкли "большие пушки".
Сейчас полночь, я сижу и пишу при свете свечи. Снаружи строчат пулеметы, а позади меня кто-то кричит во сие: "Еще десять выстрелов, огонь! Какова вертикальная наводка? - 7100..." Затем он повернулся со вздохом. Неподалеку, если выйти наружу, можно увидеть вспышки над новой линией фронта, замкнувшей в кольце большой район.
Глава 8.
"Мы здесь, товарищи"
В августе 1942 года русские развернули мощное наступление на центральный сектор, особенно на Ржев. Оно началось в неподходящий момент, так как несколько бронетанковых дивизий группы армий "Юг", достигнув Майкопа и предгорий Кавказа, по иронии судьбы были вынуждены остановиться из-за нехватки горючего. В то же время пришлось лихорадочно укреплять оборону Атлантического побережья после высадки канадцев в Дьепе. В ходе последовавшего ожесточенного боя дивизия, в которой служил Пабст, была отозвана для оказания поддержки другой немецкой группировке, силы которой оказались скованы действиями русских.
Дождь. Он идет день и ночь. Дощатый настил перед нашим домом хлюпает, опускаясь под нашими ногами в лужи. Но тут есть одно преимущество: нас не вызывают в дозор. Также и мухи присмирели - мухи, которые переносят грязь на все и на всех и поднимаются тучами, как только снимаешь висящую на стене у печки одежду.
Вечер очень спокоен. Легкий туман опустился над низиной, а крыши домов, кажется, плывут в бледном свете. Где-то скрипит телега, лошади бьют копытами в стойлах, слышен звон цепей. Кругом тишь да гладь, как будто фронт на некоторое время переводит дух.
Сидишь здесь в блокгаузе, вдали от всех тревог, среди заболоченных лесов, между пулеметными огневыми точками, каждая из которых соединяется со следующей узким дощатым настилом. Часовые молчат; они стараются не рисковать - в лесах крутится слишком много разного сброда. Нам приходилось простреливать лес, делая своеобразный проход, необходимое пространство между противником и нами. Все это совсем другой мир. И я благодарен за это.
В такие времена, как теперь, фронт - самое лучшее место. Не то чтобы тут всегда множество дел. Иногда их очень мало и человеку приходится учиться оставаться наедине с самим собой. Мне это нравится. На фронте вы невероятно свободны: свободны от мелких забот и хлопот, от неизбежных прилипчивых вещей, с которыми ничего нельзя поделать. Так же как военный приказ короток и точен, и нет сомнений в выполнимости нашей задачи, - нет проблем с делами вне повседневных занятий. Помимо небольшого числа вещей, общих для всех нас, таких, как желание снова попасть однажды домой и мысли о тех, кого мы любим, - обо всем прочем мы забываем. У нас нет времени думать о другом, вовлекаться в другие дела.
Тут я могу бродить по лесу, испытывая лишь блаженство от зеленого полумрака после ослепительного солнца в ясный день. Я могу сидеть у монументального входа в свой блокгауз, наслаждаясь запахом смолы и теплом солнечного дня, который наполняет лес большими волнами аромата лугов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});