Читать интересную книгу Выбор Геродота - Суханов Сергей Сергеевич

Остаток дня Исодика и Эльпиника провели в подготовке свадебного пира.

2

477 г. до н. э.

Фракия

Триеры Кимона рыскали по Эгейскому морю, наводя ужас на жителей прибрежных селений Кикладских островов и Эвбеи. Рыбачьи лодки при виде эскадры разлетались во все стороны с резвостью водомерок.

Забитые до самой крыши металлом портовые эмпории афиняне пока не трогали, чтобы не перегружать корабли. Но опись с указанием того, что, где и в каком количестве хранится, ложилась на стол стратегу.

От Скиафоса эскадра двинулась к побережью Фракии. Выстроившись в походный порядок, триеры направились через Сингитский залив к заброшенному Афонскому каналу.

По узкому руслу шли строго в кильватер. Флагман время от времени замерял глубину. Гребцы верхнего яруса внимательно смотрели через планширь на отвесные стенки.

Казалось: протяни руку — и коснешься берега. Каждый раз опуская весло в воду, они со страхом ждали характерного треска ломающегося дерева.

Порывы северо-восточного Борея стихли. В глубокой щели встречный ветер кораблям уже не мешал. Эпибаты, изнывающие от безделья на палубе, презрительно сплевывали в забортную муть.

В Аканфском заливе паруса снова натянулись. Волны ритмично забили по скулам триер. Гребцы вскочили со скамей и принялись вытаскивать весла, а келейсты зачехлили авлосы. Набрав скорость, эскадра двинулась к фракийскому берегу…

Кимону предстояло отличиться при осаде Эйона, где закрепился хазарабам персов с острова Фасос. Уничтожение остатков армии Ксеркса должно стать его первым самостоятельным сражением. И первой победой…

Когда триеры уткнулись кормой в берег, эпибаты спрыгнули в воду. Лошадей спустили по сходням, дали освоиться на твердой земле, после чего напоили из ближайшего ручья.

Пока кавалерия рыскала по окрестностям, пехотинцы вгрызались в землю. Стук кирок и лопат заполнил пойменные луга Стримона. Плотники вырубали рощи, строгали брусья для катапульт. К закату лагерь ощетинился частоколом из бревен, а на сторожевой башне запылал сигнальный огонь.

На рассвете к Эйону потянулись цепочки гоплитов, державших на плечах сариссы и штурмовые лестницы. Волы тащили платформы с осадными машинами: монанкомнами и полинтонами. Конюхи не жалели кнутов для ломовых лошадей, но нагруженные камнями повозки то и дело застревали на бездорожье.

Выжженная персами округа воняла гарью. Сигнальные огни казались погребальными кострами. Ошалевшие от безнаказанности собаки грызли в канавах распухшие трупы.

На неубранных полях по обоим берегам реки раскачивались висельники, распугивая птиц. Холмикам над могилами живьем закопанных жертв не было числа.

Эйон встретил афинян тучей стрел.

После нескольких залпов из внезапно раскрывшихся ворот вылетела вражеская конница. Наперерез метнулись илы Кимона. Всадники долго рубились под крепостной стеной. Наконец персы отступили, бросив раненых. До самого вечера из апрошей слышались крики о помощи и предсмертное ржанье лошадей.

Чтобы эллины не подкатили таран, персы сожгли мост через ров. Саперов, которые делали вылазки к еще дымящимся сваям, они прицельно отстреливали, поливали сверху расплавленным битумом, закидывали комьями горящей промасленной пакли. Теряя инициативу, нападавшие окапывались, прятались в апрошах.

Стратег откладывал решающий штурм, не желая получить победу ценой больших потерь. Катапульты продолжали забрасывать полис камнями. Осада грозила принять затяжной характер…

Кимон в последний раз прошелся точилом по лезвию ксифоса. Закончив заточку, ковырнул куском мягкой кожи жир в пиксиде и протер меч. Затем покачал его на ладони, ловя свет от масляной лампы. Полюбовался, как пафлагонская сталь отливает голубым блеском.

Внезапно полог шатра разошелся, впустив скопарха Менона…

Четыре года назад уроженец Фарсала собрал по просьбе Фемистокла отряд добровольцев, чтобы с оружием в руках встретить персидскую армию. Отец Менона происходил из лаконской Тегеи, поэтому фарсалец считал себя дорийцем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Перед лицом надвигающейся опасности немногие полисы Фессалии, которые сохранили верность Элладе, присоединились к союзникам на Истмийском перешейке для обсуждения дальнейшего плана действий.

Вместе с боевиками своего летучего отряда Менон обеспечивал охрану конгресса. Когда его участники разъехались, Кимон вызвал фарсальца для серьезного разговора.

Вскоре отряд в полном составе отправился во Фракию. По данным связника Аристида в Сардах, армия Ксеркса собиралась, перезимовав в Лидии, переправиться из Абидоса в Дориск, чтобы оттуда двинуться на Афины.

Менон и его боевые товарищи получили задание: предложить свои услуги в качестве наемников Тритантехму или Гергису — командирам той группировки армии захватчиков, которая продвигалась в сторону Македонии вдоль Пангейского хребта. На самом деле они должны были вредить любым планам персов.

Тритантехм принял их условия, так как получил от Ксеркса приказ принимать на службу всех эллинов, присягнувших шахиншаху на верность. Во время переправы через Нест Менон получил ранение в ногу.

Когда его спрашивали, где это произошло, фарсалец не моргнув глазом отвечал, что под Фивами. Вернувшись на родину, он долго лечился, потом на правах метека жил в Афинах. За боевые заслуги перед Советом и народом ему было даровано афинское гражданство.

Кимон разыскал бывшего связника в кварталах дема Гаргетт, чтобы предложить ему службу в должности начальника армейской разведки — скопарха. Хромота не мешала мастеру ножевого боя участвовать в ночных рейдах.

Фарсалец оказался исполнительным офицером и хорошим собеседником. Если на передовой складывалась непростая ситуация, то перед созывом штаба Кимон предпочитал обсудить детали именно с ним. Как правило, скопарх давал хороший совет.

— Заходи, садись. — Стратег дружелюбно махнул рукой.

Усевшись на дифрос, Менон поправил перевязь, чтобы ножны не упирались в пол. Змея на бронзовой кнемиде из-за вмятины перекосилась, отчего казалось, будто она разевает пасть в предсмертной агонии. Кимон подумал, что фарсалец сам как эта змея: немало персов ошибочно посчитали его увечье слабостью, за что и поплатились жизнью.

Стратег разлил вино по походным кубкам-котилам. Закусили подсохшей лепешкой, оставшейся от обеда. Кимон насупился — привычного удовольствия выпивка в этот раз не приносила.

Машинально налил еще, но так и не поднял сосуд.

— Чего такой хмурый? — спросил скопарх.

— Вот что, — кусая губы, ответил стратег, — когда персы вылезли за ворота, мы им вломили. Они урок запомнили, поэтому вряд ли повторят попытку. Но другого способа прорваться в крепость я не вижу. Похоже, что осада гарнизон не пугает. И это не дает мне покоя…

— Еще как пугает, — усмехнулся Менон. — Ты когда-нибудь видел, что творится в пифосе, где сидят голодные крысы?

Кимон кивнул:

— Они друг друга жрут.

— Вот именно, — довольно заключил скопарх. — Нужно сделать из Эйона пифос, тогда персы станут крысами. Мои люди допросили языка и выяснили, что командир у них — хазарапатиш Бог. Он до войны сидел наместником во фригийских Колоссах, по-персидски — "шахраб". Среди его офицеров есть несколько родственников Ксеркса, а значит, они привыкли к роскоши. Понятное дело, что простым такабарам достаточно хлеба и воды. Но знать будет рвать друг у друга лучшие куски. Отними у них сдобу, так они на ячмень не перейдут. Вспомни, как Левтихид осаждал Сест.

— К чему ты клонишь? — спросил Кимон.

Просто чтобы уточнить, потому что уже знал ответ на свой вопрос.

— Наш лучший союзник — голод, — отрезал скопарх. — Сколько они там сидят?

— Месяца три-четыре…

— По моим подсчетам, провиант на складах, которые были построены Ксерксом перед началом войны, подходит к концу. Перекрой дороги к городу, каждую тропинку, где пройдет мул или осел. Так, чтобы по всей Филлиде не осталось лазейки для фракийского обоза. Когда персам останется только варить постельные ремни, они взбунтуются. Чтобы этого не допустить, Бог пойдет в лобовую. Тут мы его и встретим.