А там — родня, друзья, торжества всякие… Через три месяца привезли парня снова. С резким обострением… Выписали полгода назад. Больше никаких известий. Видимо, здоров.
«Странно, — подумала Дагурова, — почему именно эти три истории болезни Баулин держит у себя в сейфе? Может, хочет использовать в качестве примеров в своих трудах? Или за этим кроется что–то другое?»
На всякий случай она решила изъять эти три папки. И проверить.
Составив протокол осмотра и протокол изъятия, она попросила подписать их Орлову и коменданта.
— Как бы узнать, Людмила Иосифовна освободилась? — спросила Дагурова у главной медсестры.
Ей хотелось подробнее побеседовать с дежурным врачом о Баулине.
Орлова набрала номер, переговорила с дежурной медсестрой по этажу.
— Людмила Иосифовна, к сожалению, вряд ли скоро освободится, — сказала она Ольге Арчиловне. — Странные люди… Ведь объясняешь им, объясняешь: во время голодания нельзя курить… Один больной не выдержал. И вот вам результат — судороги. Так ведь можно угробить себя! А потом еще жаловаться будут, что виноваты мы, врачи, лечили не так…
«Что же делать? — размышляла следователь. — Может, допросить Орлову?»
— Аза Даниловна, — обратилась она к главной медсестре, — я понимаю, что оторвала вас от работы, но…
— Вовсе нет, — пожала плечами Орлова. — Мой рабочий день уже кончился.
— Значит, вы можете уделить мне еще немного времени?
— Пожалуйста.
Комендант потоптался на месте.
— А я вам еще нужен? — спросил он у следователя. — Понимаете, в подвале авария, прорвало водопроводную трубу, слесари работают, а за ними только смотреть и смотреть…
— Спасибо, вы можете идти, — сказала Дагурова и, когда комендант вышел, спросила: — Аза Даниловна, вы хорошо знаете Евгения Тимуровича?
— Только по работе, — поспешно ответила Орлова.
— А вне клиники вы не общались?
— Вне клиники? — вспыхнула Орлова. — Кто вам сказал? Никакого общения… Ну, была пару раз у Баулина дома. Просили отнести срочные бумаги, вот и все!
— Что же вы так волнуетесь? — удивилась Ольга Арчиловна. — Я же вас ни в чем не обвиняю.
— Вокруг, наверное, уже болтают всякую чепуху, — несколько спокойнее сказала главная медсестра. — Знаете, какой у нас народ?.. Любят почесать языки — медом не корми… Конечно, поселок маленький… Люди почему–то считают: если разведенка, то… — Она не договорила, опять нервно хрустнула пальцами. — И вообще, настроение кошмарное. Все из рук валится. Сказать по–честному, я очень многим обязана Евгению Тимуровичу. Была просто медсестрой, он назначил меня главной. Уговаривал учиться дальше, а куда мне с ребенком?.. Вот сижу с вами, а сама только и думаю, как он там, в реанимации. — Орлова сдавила ладонями виски. — Ужас!
«Какой толк от допроса, если она в таком состоянии?» — заколебалась Ольга Арчиловна.
— Как вы думаете, есть у Баулина враги? — задала–таки она вопрос.
— Враги–и? — изумленно протянула Орлова. — В клинике его боготворят! О больных я уже не говорю…
— Может, недоброжелатели?
Орлова задумалась, потом негромко произнесла:
— Всем, конечно, не угодишь… Но кто открыто выступит? Разве что Геннадий Савельевич. — Она вдруг усмехнулась. — Так он со всеми крут. Имеет право — классный хирург, хотя работает в поселковой больнице.
— Погодите, — насторожилась следователь, — вы имеете в виду Шовкопляса?
— Ну да! Они с Баулиным на ножах. С первой же встречи. Здороваются друг с другом сквозь зубы. — Орлова пристукнула по ладони кулаком. — Как кошка с собакой, честное слово…
— Странно, — покачала головой Дагурова. — Враги–то враги, а операцию профессору сегодня делал Шовкопляс… Как же это совместить?
— При чем здесь личные отношения, — пожала плечами Орлова. — Геннадий Савельевич прежде всего врач. На операционном столе для него существует только пациент, кто бы он ни был. Остальное для Шовкопляса не имеет значения.
— Вы не в курсе, чего они не поделили?
— Разногласия принципиальные. Идейные, можно сказать… Евгений Тимурович считает, что хирурги — мясники. Геннадий Савельевич тоже в долгу не остается, ему палец в рот не клади! Как–то высказал Баулину прямо в лицо: некоторые ваши идеи смахивают на шарлатанство… Профессор не сдержался… Ну и пошло. — Она помолчала, глядя в окно, потом горячо заговорила: — Ничего, время покажет! Впрочем, и сейчас уже многим ясно, что Баулин прав! Да что далеко ходить, возьмите язву желудка… У Шовкопляса один инструмент — скальпель. Ну вырежет он пораженную часть органа — и человек инвалид. Да еще бабка надвое сказала, будет рецидив или нет… А в нашей клинике язву вылечивают без всякого хирургического вмешательства. Главное — радикально.
— Во всех случаях?
— Считайте, почти во всех, — заявила Орлова. — Если и бывают осечки, то виноваты сами больные. Только почувствуют себя хорошо, обо всем забывают — жрут от пуза, пьют, курят… Вот и получается: мы не жалеем себя, ночей не спим, а такие пациенты не только не уважают свое здоровье, но плюют на наш труд! — выпалила она возмущенно.
— Выходит, вы против хирургии? — спросила следователь.
— Зачем же. В исключительных случаях без скальпеля не обойтись, — ответила Орлова и поправилась: — Пока, к сожалению. А в будущем…
— В будущем, — усмехнулась следователь. — Разве в будущем не будет несчастных случаев, серьезных травм, таких, например, как у профессора?
— Это статья особая, — сказала медсестра.
Сказала, как отрезала. Да и Ольга Арчиловна поняла: нет времени для подобных дискуссий. И вернулась к разговору о случившемся.
— А вы знаете еще кого–нибудь, кто питал бы недобрые чувства к Баулину? — спросила она.
Немного подумав, Орлова ответила:
— Возможно, кто–то из пациентов…
— Почему?
— Например, отказали в госпитализации.
— Много таких?
— Достаточно. Приезжают, просятся тысячи, а возможности ограниченные. Сами видите, клиника небольшая, экспериментальная ведь.
— Еще один вопрос, Аза Даниловна… Вы не обратили внимания, каким в последние дни было настроение у Баулина? Может, вел себя не совсем обычно?
Орлова почему–то опять занервничала.
— Необычно? — переспросила она. — Не знаю. Впрочем… — Она тщательно вытерла платочком вспотевшие ладони. — Лично мне показалось, что он подавлен.
— В чем это выражалось? Из–за чего?
— Разное бывает… Работы много. Еле на ногах держишься, а надо улыбаться, чтобы больные не заметили… Потом еще из–за дочки…
— В каком смысле?
— Очень любит ее, а видятся редко… Теперь переживает за свою домработницу, Валентину Карповну. Бегает к ней в больницу. — Орлова опустила голову. — Вот все, что я могу сказать. — Она снова взялась за виски. — Голова разболелась.
Главная медсестра поправила косынку. В ушах сверкнули сережки с большими камнями.
— Я считаю, — закончила она, — Евгений Тимурович просто переутомился.
Дагурова начала писать протокол. В дверь заглянул Латынис.
— Сейчас кончаем, — сказала Дагурова. — Проходите.
Оперуполномоченный зашел в кабинет, поздоровался с Орловой. С интересом оглядел кабинет и сел на стул.
Ольга Арчиловна попросила Орлову прочитать и подписать протокол…
…Когда Дагурова и Латынис отъехали от клиники, Ольга Арчиловна спросила:
— Вы знакомы