Читать интересную книгу Три плута - Александр Апраксин

Правда, он очень ловко пустил слух о полученном им наследстве, так что выход его из числа служащих, конечно, никого не поразит неожиданностью. Но, пока все это устроится, ему страшно хотелось отведать того блаженства, которое доставляет пустым натурам самый процесс мотовства.

Смирнин проснулся на другое утро рано и сейчас же встал, сказав Маргарите Прелье, что у него масса дела, но чтобы она никуда не отлучалась, так как он непременно заедет к ней, чтобы взять ее с собою обедать.

— Но мне тоже хочется кое-что купить, — возразила Маргарита Прелье. — Ведь не на «посмотрение» только дал ты мне эту тысячу рублей.

— До четырех часов ты, во всяком случае, свободна, — ответил он и уехал.

Шел десятый час. Большие магазины и банкирские конторы уже открывались. Смирнин отправился прежде всего к Юнкеру и, отсчитав себе значительную сумму для личного употребления, внес остальное на свое имя на текущий счет. Затем, имея немного более пяти тысяч в кармане, он поехал к себе в меблированные комнаты. Торжество минуты полного расчета с квартирной хозяйкой особенно манило его. Он усматривал огромную силу мести в том, что покажет ей теперь, с кем она имела дело и как мало уважала его.

Действительно, удовлетворение получилось им сполна. Квартирная хозяйка рассыпалась перед вором в самых униженных уверениях преданности и любви, как только ее глазам представились красивые сотенные. Конечно, она не знала происхождения этих денег и совершенно искренне верила в получение Иваном Павловичем наследства. Об одном она печалилась, что постоялец мало был должен ей, а стало быть, и немного доведется получить с него. Вместе с тем ей было ясно, что теперь он съедет. Приходилось возиться с ним, пока у него ничего не было, а теперь, когда он разбогател, пользоваться его деньгами будут другие, а не она.

Получив с него те пустяки, которые еще причитались, квартирная хозяйка наконец не утерпела и спросила:

— Куда же вы, Иван Павлович, теперь переезжать думаете?

— Я, видите ли, еще и сам не знаю. Во всяком случае, я долго здесь не останусь. Мне хочется побывать за границей, увидеть свет, пока молод. Из банка я уйду, но пока кое-что устроится, все-таки, пожалуй, пройдет еще неделя. Я думаю на это время перебраться в какую-нибудь хорошую гостиницу.

— Конечно, вам лучше знать, и не мне вас учить; но стоит ли переезжать на неделю или еще того меньше.

— Хочется, знаете ли, все старое с себя стряхнуть, поскорее зажить как следует.

— Да я и не думаю, чтобы вы остались в этой комнате, — живо заговорила хозяйка. — Сама вижу, что комната невеселая. Конечно, пока на службу ходили, чего ж вам больше нужно? Было бы где переночевать, и все тут. Здесь ни принять кого, ни самим расположиться.

Вертевшаяся тут же смазливая и хитрая горничная нашла случай подслужиться хозяйке.

— Ведь внизу три комнаты из-под актрисы освободились, — сказала она. — И ход отдельный, и этажом ниже, и сейчас, как войти в переднюю, налево первая дверь: большая гостиная, потом так вроде столовой, а потом спальня, перегороженная пополам.

Хозяйка, заискивающе улыбаясь, предложила:

— Да не угодно ли вам будет посмотреть?

— Сейчас, с удовольствием. Я только вот о чем хочу попросить: позовите коридорного! Я дам ему денег и все мои квитанции на заложенные вещи, и пусть он все выкупит да привезет сюда.

— Все будет сделано.

Когда деньги, квитанции и приказания были переданы нижнему коридорному Ивану, хозяйка повела Смирнина в комнаты «из-под актрисы». Тут замечалась некоторая роскошь: в гостиной мягкая мебель; везде гардины, портьеры и драпри, ковры, два зеркала и даже картины по стенам. В столовой — буфет, большой вытяжной стол, дюжина стульев, обои под дерево, и местами были развешаны пестренькие японские тарелочки. Разделенная надвое спальня была тоже недурна.

Хозяйка, зорко следившая за выражением лица Смирнина, заметила, что помещение ему нравилось.

— Здесь вы совсем как у себя, — сказала она. — Точно в своей собственной квартире: никакого даже различия нет.

— Это все прекрасно, — несколько нерешительно заметил он, — но только, знаете ли, в гостинице все под рукой, все немедленно подадут…

— Вы напрасно сомневаетесь! Все, что вам угодно, будет подано. Я сама пятнадцать лет в большом доме жила и знаю, как господа привыкли кушать. Конечно, нельзя требовать, чтобы за пятьдесят копеек я вам тонкий обед отпускала.

— Впрочем, ведь я часто буду по ресторанам ездить. Мне главное утром. Потом, знаете ли, если послать куда-нибудь. Наконец, ко мне тут, может, будет приезжать одна барыня, которая…

— Я все это прекрасно понимаю! — сказала предупредительная хозяйка. — Можно Ивана к вам для услуг приставить… И барыня к вам ездить будет… Разве я не понимаю!.. Хорошие господа всегда так.

— Что же, так как ненадолго, то, пожалуй, я сопласен. Велите без меня сюда перенести все сверху, прикажите все приготовить. Да, а сколько же вы возьмете с меня?

— Актриса платила мне полтораста в месяц, и денежки вперед. Уж такая была аккуратная жилица, что даже и сказать нельзя.

Смирнин достал сторублевую и, отдавая ее хозяйке, сказал:

— Вот возьмите пока, а что нужно доплатить, после рассчитаюсь.

Хозяйка совсем залебезила: она забежала вперед, отворила Смирнину дверь в коридоре, крикнула во все горло: «Иван, Серафима! Не слышите, что ли? Барин уходит!» — и еще долго, пока он спускался с лестницы, кричала ему вслед:

— А насчет этого не беспокойтесь: и послать куда… так к вам одним Ивана и приставлю… и барыня будет ездить… Всякое уважение… Сейчас распоряжусь все там вычистить, будем дожидаться вас.

Смирнин вышел на улицу и сел в извозчичью пролетку. Он поехал в магазины, придумав массу вещей, которые ему надо было купить.

Проезжая мимо извозчичьей биржи, он подумал: «Почему бы мне не взять хорошей коляски?» — и, вспомнив, что неподалеку отсюда, по дороге в банк, часто видел вывеску с надписью «Барские экипажи», велел извозчику остановиться у ворот этого дома.

В обширном дворе под навесами стояли «всякие экипажи». Посреди двора запрягали в пролетку красивого серого в яблоках коня. Рабочие торопились, а в стороне стоял высокий старик с широкой седой бородой. Кучер с белыми перчатками за поясом стоял тут же, в ожидании и готовности сесть на козлы.

— Кто здесь хозяин? — спросил Смирнин, обращаясь к седому высокому мужику. — Мне нужна хорошая коляска, такая, которую нельзя было бы отличить от собственной. Резины чтобы были новые, кучер чтобы одет был прекрасно, лошади тоже самые лучшие.

Седобородый мужик поклонился и спросил:

— А когда прикажете?

— Да мне сейчас.

— И до какого времени?

— А пока не отпущу.

— На целый день, стало быть-с? Езда большая будет? По городу изволите или, может, за город-с, на острова-с?

— Ну, уж этого я не знаю. Куда поеду, туда и поеду.

— Так-с. Что ж, двадцать пять рублей не дорого будет-с?

— За что это?

— Коляску изволите спрашивать, — спокойно ответил хозяин. — Опять, чтобы закладка была, и одежа кучерская, и резина — все новое. Недорого прошу-с.

— Да ведь мне не на один день.

Хозяин посмотрел на него, приподнял картуз и, едва приметно улыбнувшись, сказал:

— В таком случае тем приятнее-с. Вам помесячно угодно-с? Помесячно ежели — разговор другой-с.

— Вот видишь ли, в чем дело, — заговорил с ним Смирнин на «ты», — я еще сам не знаю, но вернее всего, что экипаж мне понадобится на недельку или дней на десять…

— Так-с. Езду большую предполагаете?

— Да уж там как придется.

— Можно будет так, — сказал седобородый мужик, — чтобы днем лошадей одних, а вечером другую пару.

— Я хотел бы видеть.

— Что ж! Можно-с. — И тут же, что-то сообразив, хозяин крикнул: — Микита, Фрол! Подь-ка, ребята, выводи караковых Платицына! — Затем обернулся к Смирнину: — Сию минуту-с. Лошади преотменные, призовые. Таких лошадей в Питере мало, по пяти с лишком вершков росту, голова к голове, так пара съезжена, что, кто увидит, рот разинет.

— И коляска?

— Насчет экипажа не извольте беспокоиться. Коляски есть самые охотницкие. От первых мастеров экипаж держу-с. Щигренем обивку можно, а то есть и голубого сукна.

— Шагреневая лучше.

— Как прикажете-с! Вам, барин, присесть не угодно ли? Вот тут, на солнышке, лавочка у нас приспособлена.

Он пошел вперед, обтер скамейку полою своего длинного армяка, и Иван Павлович сел.

Тем временем вывели лошадей. Смирнину понравился их рост, а также и масть была по вкусу, и он сказал:

— А нельзя ли их запрячь?

Хозяин молча приподнял картуз, а потом, обращаясь к конюхам, крикнул:

— Микита! Фрол! Отведите караковых к сторонке… вот так… Сейчас одиночка выедет.

Когда пролетка выехала со двора, он велел тем двум рабочим, которые освободились от ее упряжки, выкатить «щигреневую» новую коляску и снять с нее брезент. Вскоре Смирнин увидал действительно прекрасный и как бы совершенно новый экипаж.