Читать интересную книгу Феодал - Александр Громов

С некоторых пор Фома возвращался в свой оазис без особого удовольствия. Так было и раньше, до Бриджит, и, сказать по совести, тогда ему жилось еще хуже, он просто шел, тащился, вымотанный до предела, из опасного безлюдья в безлюдье безопасное. Полз в свою нору, чтобы отоспаться вволю под навесом из той парашютной ткани, что в прошлом году рассыпалась пылью. Чтобы затем, восстав ото сна, вымыться в коротком, исчезающем в песке ручье, напечь пресных лепешек и сжевать одну-две с перышком зеленого лука и солью, запивая крепким чаем, а затем поваляться час-другой без движения и мысли, прежде чем, вздохнув, вновь выйти на привычный маршрут.

Потом он нашел эту молодую француженку, не усидевшую возле точки выброса, вытропил по исчезающим в песках следам и перехватил за минуту до того, как она должна была беспечно войти в облако белого тумана. Вопя нечленораздельное, бежал с выскакивающим сердцем и языком на плече. Успел. Белый туман сожрал бы ее в две секунды вместе с одеждой и вороной гривой, оставив лишь кости, до того хрупкие, что только тронь – рассыпаются в пыль, будто эфемерные.

Сколько ей в точности лет и кем она была в том мире, Фома не узнал до сих пор. Английским Бриджит владела не лучше Нсуэ. По-русски знала одно краткое ругательство и больше ничего. Первое время пришлось объясняться с нею языком жестов, и тут неожиданно получились большие успехи. Через сто шагов ошеломленный осязательными ощущениями Фома уже знал, куда ведет вновь прибывшую. К себе.

Соблазнять Бриджит ему не пришлось. Она сама соблазнила феодала задолго до прибытия в оазис. Как раз на небольшом пятачке между гравитационной аномалией и лужицей жидкой земли.

И Фома нисколько не возражал. Ведь что-то должно быть в жизни, кроме серых рабочих будней. Иначе рано или поздно завоешь с лютой тоски, а то и намылишь петельку. Пустая берлога лучше, чем ничего, но не сравнится с настоящим очагом. А в очаге кто-то должен поддерживать огонь, пусть чисто символический. Кто-то должен создавать уют. Фома лгал и Георгию Сергеевичу, и самому себе, уверяя, что отлично обходится один. Если зубовный скрежет и отвращение к собственному жилищу – это «отлично», то Плоскость – курорт. Безопасный и фешенебельный.

«Приходи ко мне, Бригитта, как стемнеет, приходи», – мурлыкал Фома из Визбора, сооружая вместо навеса настоящую, не хуже, чем у других, хижину с крышей из жердей и корья. Быстрее, чем обычно, он обходил свои владения, нигде особенно не задерживаясь, увеличил продолжительность «выходных дней», стал брить бороду, забросил занятия с учеником, с нескольких попыток выспал и притащил из спальни массу всякого барахла, включая даже женскую косметику, и был счастлив. Какое-то время.

Что до Бриджит, то она, как ни странно, восприняла известие о невозможности вернуться в свой родимый Шербур на удивление спокойно. Что ж, нельзя так нельзя. Будем, значит, устраиваться здесь. Такой рассудительной женщины Фома отроду не видел. И такой страстной тоже. Эти качества сочетались в ней в дивной гармонии. Учась мало-помалу по-русски, она узнала много нового, например, что Германия не граничит на востоке с Сибирью, и легко приняла данный факт, как и многие другие. Через неделю Фома заподозрил, что Бриджит не интересует ничего, что выходило бы за рамки отношений мужчины и женщины. Через две недели он был уверен в этом.

А через полгода понял, что его уже далеко не так сильно тянет домой после очередного круга по феоду.

Но ведь надо же куда-то возвращаться.

Зато долго-долго, несколько месяцев подряд, ему не снилась клейкая глубина с идиотскими толстогубыми рыбами. Незадолго до появления Бриджит ихтиофауна надоела Фоме до того, что он невзначай выспал глубинную бомбу размером с порядочную бочку и счел за благо удалиться из спальни побыстрее и подальше – кто мог знать, что у нее, овеществленной, на уме? Во сне-то бомба сработала штатно… В следующий раз он посетил спальню не скоро, когда, по всем расчетам, чудовищный боеприпас должен был давно распасться, исчерпав срок существования. Так оно и оказалось.

«А может, она была проституткой? – подумал он о Бриджит не в первый раз и опять опроверг себя. Ему приходилось слышать, что профессионалки не способны испытывать страсть по природной склонности. Хотя не бывает ведь правил без исключений. – Ладно, будем считать, что это у нее хобби… Гетера. Шлюха. Ха, а чего же ты хотел, феодал недорезанный? Да ведь ты именно этого и хотел!»

Данная мысль нуждалась в подкреплении действием. Бриджит восторженно взвизгнула, когда Фома резко опрокинул ее навзничь, и принялась стонать и вскрикивать так, что, наверное, в соседнем оазисе было слышно. Когда свершилась кульминация, первая мысль Фомы была о Борьке. Вот будет номер, если ученик, против ожидания, приперся в гости и торчит сейчас под дверью, слушая и ухмыляясь. Надо бы и ему подыскать девку помоложе… Пора уже.

– Все, – пробормотал он, отваливаясь от горячего тела сожительницы. – Теперь дай полежать спокойно. Сходи-ка лучше взгляни: в кастрюле что-нибудь осталось? Если да, то разогрей. Сухой спирт у меня в рюкзаке, вынь.

Удивительно, но Бриджит послушалась. Разогреть что-нибудь с помощью такого рафинированного топлива, как выспанный феодалом сухой спирт, – на это ее еще иногда хватало. А суп Фома варил сам. Кто-то из китайцев Бао Шэнжуя обнаружил удивительное: оказалось, что лапки гигантских многоножек съедобны, если их как следует вымочить в слабом соляном растворе, а затем подержать в дуршлаге над паром. И рецепт супа из злаков, трав и членистоножек Фома тоже получил от Бао. С тех пор в оазисе феодала и ближайших окрестностях стали грохотать выстрелы: Фома азартно охотился на местную дичь. Каков феодал, такова и охота. Истосковавшийся на растительной диете желудок соглашался на любое мясо, пусть даже невкусное, ни на что не похожее и в гомеопатических дозах. Главное – не ядовитое!

Дай человеку немногое сверх обыденного – и будет ему счастье. Какое-то время.

– Жить стало лучше, жить стало веселей, – констатировал феодал, с наслаждением вытягиваясь на лежанке.

В каком-то смысле он даже не кривил душой. Конечно, Бриджит не годилась ни в жены, ни в подруги, сама природа предназначила ее на роль постельной утехи и не более, но кому нужно это «более»? Слабому человеку. Ни в коем случае не феодалу, потому что слабые, мечтающие переложить часть неизбывного своего груза на чужие плечи, не становятся феодалами, хотя бы они за версту чуяли ловушки. Должность феодала – это ноша на одного. Взвалил – неси. Не смей никому плакаться в жилетку – пусть тебе плачутся. Людям надо во что-то верить: в то, что их выслушают, в добрый совет, в вовремя доставленную катушку ниток или тяпку без черенка. В то, что начальство мудрое, сильное и справедливое. И почти все они завидуют феодалу. Попробуй тут показать слабину! Свергнуть не свергнут, пока нет достойной альтернативы, но перестанут верить и надеяться. А значит, их жизнь изменится к худшему, причем в самом главном вопросе. И без того разве мало самоубийц?

Через полчаса над кастрюлей с супом показался парок. Бриджит превзошла саму себя, провозившись лишь вдвое дольше, чем следовало. Фома искрошил в миску лепешку, залил супом и молча выхлебал до дна. Добавки не запросил – надо же было оставить какую-нибудь еду этой неумехе. Да и нет ничего хорошего в том, чтобы выходить на маршрут с плотно набитым брюхом.

– Ты опьять уходить? – спросила Бриджит.

– Угу, – ответил Фома и, сдержав отрыжку, вытер рот тыльной стороной ладони. – Пора. Борька ждет.

– Почему ждет не здесь? Такой милый мальчик…

Фома потрепал ее по щеке:

– Как раз потому, что милый. Смотри у меня…

Он знал, что Бриджит сейчас расцветет, – ей нравилось, когда ее ревновали. Так и вышло. Она даже взвизгнула от удовольствия. Наверное, еще не поняла: не доставить другому человеку удовольствие, когда это ничего не стоит и никому не вредит, простительно лишь на Земле, да и то не всегда. На Плоскости это очень серьезный, вряд ли извинительный проступок. И вообще везде, где человека привязывают к жизни лишь мелкие радости. За отсутствием крупных.

– Значит, ты прошел завесу?

Борис пренебрежительно махнул рукой: а, видали мы, мол! Тоже мне препятствие – завеса! Фома озадаченно поскреб в затылке. Да, летит время… Видно, пришла пора поучиться у молодежи.

– Может, поделишься опытом? Эти завесы я всегда обхожу.

– За версту! – юношеским баском хохотнул Борис.

– Врешь, не за версту, а шагов за двести-триста. Сам знаешь, к завесе ближе не подойти. Вот мне и любопытно, как ты сумел.

– Как, как… – Борис аж светился – так был доволен, что может поучить уму-разуму своего всезнайку-наставника. – А вот почему к завесе нельзя подойти? Ась?

– Не аськай со старшими, а то получишь по шее, – проворчал Фома. – И задавай поменьше риторических вопросов. Нельзя, потому что нельзя. Инфразвук потому что.