Читать интересную книгу Ответ знает только ветер - Йоханнес Зиммель

— Зееберг, — представился он мне по-немецки и протянул горячую и вялую руку. — Пауль Зееберг. Приветствую вас, господин Лукас. Госпожа Хельман сейчас вас примет, ей нужно лишь немного освежиться. Она не встает — такой шок, сами понимаете. Ужасное несчастье.

— Да, ужасно, — сказал я.

— Я — исполнительный директор банкирского дома Хельман, — продолжал Зееберг, — и друг этой семьи, возьму на себя смелость так себя назвать. Пожалуй, я имею на это право. Я немедленно прилетел, как только получил известие о катастрофе. Фрау Хельман оно просто убило. Они с братом очень любили друг друга, знаете ли. Теперь, с помощью очень хорошего врача, она кое-как выправилась. Поэтому вам не следует слишком долго беседовать с ней, и ни в коем случае нельзя ее волновать.

— Это от меня не зависит.

— О, еще как, — мягко перебил он. — Конечно, зависит. Вы исполняете свой долг, понятно. Но делайте это деликатно, чтобы не тревожить едва затянувшиеся раны. Прошу вас об этом.

Я пожал плечами. В этом доме все источало запахи. От Зееберга тоже пахло какой-то туалетной водой.

— Какой туалетной водой вы пользуетесь?

К моему несказанному удивлению этот вопрос почему-то чрезвычайно его обрадовал.

— «Gres», туалетная вода для мужчин, — гордо ответил он. — Только здесь можно ее купить. Отличный запах, не правда ли? Я пользуюсь ею уже много лет.

— Есть у вас с собой шариковая ручка? Пожалуйста, напишите мне название этой воды. И название фирмы-изготовителя.

— «Gres», Paris.

— Я тоже обязательно приобрету ее, — сказал я.

— С удовольствием выполню вашу просьбу. — Он вынул из кармана визитную карточку и на обратной стороне написал золотой ручкой то, о чем я его попросил.

— Спасибо, — сказал я. — Очень любезно с вашей стороны.

— Не о чем говорить!

Дверь опять открылась. На пороге появилась медицинская сестра в белом — женщина могучего телосложения и в то же время по-матерински мягкая.

— Мадам готова вас принять.

— А вы итальянка, — сказал я ей на ходу.

— Верно, мсье. Из Милана. Никак не избавлюсь от акцента. Хотя уже шесть лет работаю здесь у мадам и живу во Франции. — Она придержала дверь, и я вошел в затененную спальню Бриллиантовой Хильды. Медицинская сестра назвала ей мое имя.

— Хорошо. — Хильда еле ворочала языком, словно наглоталась чересчур много транквилизаторов. — Оставьте нас одних, Анна. И никого не впускайте, понятно?

— Да, мадам. — Дверь за ней закрылась.

— Подойдите ко мне поближе, господин Лукас. Возьмите себе стул. Да, вот этот, хорошо. Сядьте поближе, чтобы я могла вас видеть и чтобы мне не приходилось говорить громко. — Она внимательно вглядывалась в мое лицо своими розовыми глазками. Пальцы ее все время беспокойно бегали по одеялу.

— Страховка. Конечно. Понимаю, я все понимаю. Только уж простите, если я… — Она схватила кружевной платочек, отвернулась к стене и какое-то время поплакала. Я ждал, вдыхая сладковатый аромат цветов, которым и здесь был напоен воздух. Внезапно Хильда повернулась ко мне. Лицо ее было белым и гладким, и говорила она энергичным свистящим шепотом.

— Убийство. Конечно, убийство. Подлое, коварное убийство! — Она всхлипнула и еще раз повторила: — И какое жестокое!

— Что значит «какое жестокое»? — спросил я.

Левая нога и левый бок побаливали, но не очень сильно.

— Как вам нравится мой изумрудный гарнитур? — вдруг спросила она, странно оживляясь.

— Великолепный гарнитур. Так что же значит «какое жестокое»?

— Из десяти изумрудов этого колье и кольца восемь — согласно официально утвержденным документам, в том числе, конечно, и большой каплевидный изумруд, — взяты из колье, некогда принадлежавшего царю Александру Второму.

— Сударыня, что вы хотели сказать своим замечанием относительно характера убийства?

— А вы и сами знаете, — сказала Хильда, полузакрыла свои розоватые глазки и улыбнулась бессмысленной блуждающей улыбкой. Я немного струхнул. Потом у меня появилось еще больше причин для страхов такого рода. — Вы и сами знаете! Обязаны знать!

— Но я не знаю. Мсье Лакроссу вы сказали, что, по вашему мнению, вашего брата убил один из его деловых друзей, попавший в безвыходное положение.

— Ах, этот Лакросс! — Она опять хихикнула своим ужасным смешком. — Этот бедняга мсье Лакросс. Такой щуплый, такой запуганный и такой ответственный! Я сразу поняла, что от него толку не добьешься. Потому и сказала то, что ему должно было показаться убедительным.

— Значит, это была ложь?

— Этот каплевидный изумруд позже был вырезан из другого, еще большего размера. Он весит семьдесят пять карат…

Я не отставал:

— Значит, это была ложь? Ответьте мне, мадам!

— …а восемь изумрудов все вместе весят восемьдесят три карата. Прелестно, не правда ли? Да, конечно, то была ложь. — Теперь Хильда опять перешла на шепот. — Этот Лакросс очень осторожен. Боится, что его вовлекут во что-то противозаконное. Боится to get involved, если выразиться по-английски. Вы меня поняли, не так ли?

— Да, — ответил я. — А как вы думаете, почему убили вашего брата?

— Разумеется, его хотели уничтожить.

— Кто?

Ее улыбка теперь была уже совершенно безумной.

— Ну, как же, мсье Лукас! Все!

— Все?

— Разумеется, все! Вы приехали из Германии. Мы с вами соотечественники. Вы знаете, как обстоят дела в Германии. Мой брат был выдающимся человеком. Слишком выдающимся на фоне других. — Она хихикнула. — И не делайте вида, что вы удивлены! Вы прекрасно знаете, что его убили все вместе.

На память мне пришла фраза Лакросса, произнесенная с иронией, — «Желаю успеха!» — когда я сказал, что собираюсь посетить Бриллиантовую Хильду и вслух высказал сомнение, в самом ли деле эта особа не совсем в себе.

— Все его друзья, — повторила Хильда, хихикая. — Все вместе. Чтобы он исчез, чтобы его больше не было.

Я решился.

— Вы говорите только о тех его друзьях, которые приехали, чтобы отпраздновать его день рождения?

— Его день рождения! — Она вдруг заплакала. Рыдания душили ее. — Он был бы сегодня… — Она не могла продолжать.

Я вскочил со стула, потому что все ее тело содрогалось. Надо было что-то делать. И я поспешил к двери.

— Куда… вы… хотите?

— Позвать медсестру…

— Не надо! — Внезапно в ее голосе зазвучали металлические нотки. Я резко повернулся. Она опять сидела в кровати и уже не плакала, хотя лицо все еще было залито слезами. — Пусть сестра остается за дверью. Никого не надо звать. Вернитесь на место, сейчас же.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— «Нет» значит, что я не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне.

— Извините. — Она опять улыбалась этой бессмысленной улыбкой. — Мои нервы… У меня так плохо с нервами… Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Пожалуйста, присядьте.

Я сел на стул.

— Итак, вы возлагаете вину на этих его друзей и деловых партнеров?

Она чуть не задохнулась от смеха.

— Что за бредовая мысль! Боже, какой бред! Его близкие друзья, мои дорогие друзья… Господин Лукас, такие шутки неуместны.

— А я и не шутил, — возразил я. — Но вы сказали «все». Кто эти «все»?

— Вы знаете это не хуже меня, — бросила она злобно. Потом схватила мою руку. Ее рука была холодна, как лед, моя — влажная от пота. — Господин Лукас, я заплачу вам! Заплачу любую сумму, какую вы назовете!

— Страховой компании, где я работаю, вероятно, придется выплатить вам страховку.

Хильда резко отмахнулась.

— Да я не о том, тьфу! Я заплачу вам за то, что вы изобличите этих людей, предадите их суду, обезвредите, сотрете в порошок. — Она употребила именно это слово. — Этих людей нужно уничтожить! Иначе угроза смерти нависнет и надо мной!

— Почему?

— Но ведь я наследница, единственная наследница. Все теперь принадлежит мне. Я единственная, оставшаяся в живых родственница моего бедного брата.

— Это означает, что и банк отныне принадлежит вам?

— Естественно.

— Но при вашем здоровье… Простите меня…

— Вы говорите о моем здоровье. Мол, я не могу поехать в Германию. Кроме того, вообще ничего не смыслю в финансах. Но к счастью, у меня есть Зееберг.

— Кто?

— Наш исполнительный директор. Вы его только что видели.

— Да-да.

— На него я вполне могу положиться. Но у него, в свою очередь, нет опыта в вашей области. Итак, идет? Сколько вы хотите? Вы получите любую сумму, какую назовете, если поможете мне обезвредить этих негодяев — только не уверяйте меня, будто не знаете, о ком речь.

Эта женщина помешалась. Не было смысла продолжать разговор. Поэтому я сказал:

— Я не хочу никакой особой оплаты, выяснение обстоятельств гибели вашего брата входит в мои служебные обязанности. Как только мне удастся узнать что-либо новое или же, наоборот, понадобится спросить о чем-то вас, я вам позвоню. Вы разрешите вам позвонить, фрау Хельман?