Таковы эти две стороны, ежегодно доставляющие на суда Ронтонаков груз живого мяса.
Место, где «Оса» стала на якорь, известно жителям Бенгуэлы под именем бухты Рио-дас-Мортес, то есть «бухты реки мертвецов».
II. Король Гобби. — Тревога
На другой день по прибытии «Осы», еще до солнечного восхода, все люди на шхуне были пробуждены оглушительным концертом.
Король Гобби, несколько уже дней поджидавший в лесу с шестью или семью сотнями невольников, нетерпеливо желая приступить к обмену товаров, послал придворных музыкантов задать серенаду своим добрым друзьям-европейцам.
Мигом все были на ногах и при бледных лучах рассвета увидели человек двадцать негров, присевших на корточки; одни из них точно бешеные, колотили в горлянки, покрытые шкурою обезьяны, а другие — что было силы пыхтели, надувая в трубы, сделанные из молодого бамбука.
Вскоре появился и сам Гобби, окруженный своими женами, царедворцами, сотней воинов, вооруженных кремневыми ружьями, и тремя гангами или жрецами великого идола Марамба… Все тут было: двор, знатное воинство и духовенство… Жены освежали Гобби, обмахивая его опахалами и веселили пением и плясками; царедворцам, исполняющим долг службы при его королевском величестве, вменялось в специальную обязанность заботиться о его туалете, сберегать парадные костюмы, носить за ним трубку и оружие, и еще — наливать для него алугу, иначе говоря тафию; кроме того, долгом службы предписывалось им или хохотать до конвульсий, или выражать судорожное отчаяние, смотря по тому, был ли весел или печален их король.
Самая завидная должность, с которою были соединены величайшие преимущества, заключалась в звании носителя трубки; этот высокий сановник, находясь в близких сношениях с королем, имел постоянно случай что-нибудь подцепить от него для себя и своих: ему доставались подонки в бутылке с тафиею, когда всемилостивый Гобби благоволил не разом ухнуть все до дна; он питался объедками с королевского стола, донашивал его ветхие мундиры и был главным раздавателем — вроде канцлера — ордена Звезды Сардинки.
Чтобы возбудить соревнование в рядах армии и из подражания тому, что он видел у белых, Гобби по возвращении из Сан-Паоло-де-Лоанда ввел и у себя знаки отличия. Сардинки доставляют значительные средства при меновой торговле, потому что негры в Конго страстные охотники до этой рыбы; вот и пришло в голову милостивому властелину собирать со всех коробок этих консервов металлические овальные бляхи и жаловать их как орден отличия за военные и гражданские доблести. Как человек сообразительный, он грозил смертной казнью каждому подданному, который осмелится съесть коробку сардинок, не прислав немедленно медную бляху в казнохранилище его величества; но будучи милостивым, он заменял казнь вечным рабством, что, конечно, приносило ему больше выгоды.
В самое короткое время в королевскую канцелярию поступило несколько бочек с медными ярлыками, и Гобби, будь у него на то охота, мог бы немедленно разослать орденскую звезду всем монархам во всем мире, своим союзникам и собратам. Но он удовлетворился тем, что по праву соседа пожаловал звезду губернатору Сан-Паоло-де-Лоанда, который немедленно отвечал на эту любезность посылкою ящика со старыми вышитыми мундирами, долженствовавшими украшать его африканское величество.
Впоследствии какой-то немецкий ботаник забрел в его владения, чтобы собирать туземные растения; Гобби не упустил случая отправить с ним орден его государю, так что в 186* году только два европейца получили такое почетное отличие: португальский губернатор в Конго и потомок Фридриха Великого.
Обязанности других камергеров не совсем были прибыльны. У короля Гобби было до пятидесяти ящиков, которые всюду следовали за ним; в этих ящиках хранились разнообразнейшие костюмы пожарных, жандармов, горцев, соборных швейцаров, сенаторских привратников и прочие нарядные мундиры, которые он надевал, смотря по обстоятельствам и особам, являющимся к нему на аудиенцию.
Мундиры эти доставались ему — иные, как знаки дружбы и почтения европейских монархов; другие же в числе товаров при обмене на негров, покупаемых иностранными судами. Несчастные, приставленные охранять эти драгоценные старые пожитки, проводили жизнь в непрерывных мучениях, потому что при малейшей неисправности, потерянной пуговице или протертом галуне, они отстранялись от должности и даже часто поступали в число невольников, которые обменивались при торге на новое платье.
Биография Гобби очень была бы уместна в истории завоевателей; этот властелин не превышал обыкновенной меры любезностей, в которых укоряют великих мира. Так, например, при вступлении на престол своих предков, он начал с того, что отравил всех своих дядей и племянников, приглашенных к нему на пир с весьма понятной целью: чтобы они впоследствии не выжили его. После этого он сформировал грозную армию, вторгнулся во владения соседних королей послабее его и тогда округлил свое королевство их владениями. Так как он любил блестящие мундиры, хорошее оружие, тафию, красные материи, шляпы с плюмажем, ножички и зеркала, а все это можно было получить только от европейцев, то он три-четыре раза в год вторгался во владения соседей и каждый раз захватывал до пятисот или шестисот пленников, которых продавал на известном месте берега. Подданные слепо повиновались ему, потому что ганги с детства приучили их к мысли, что король есть священный образ великого Марамбы на земле.
По словам путешественника Баттеля, идол Марамба помещается в большой корзине в виде улья, поставленной в большом доме, в котором устроено их капище. Этот идол служит у них для открытия воров и убийц. При малейшем подозрении ганги или жрецы прибегают к разного рода колдовству и они так верят в силу своего знания, что если кто-нибудь умрет в это время, то соседи должны поклясться Марамбою, что не принимали участия в его смерти. Если же дело шло о знатной особе, то вся деревня обязана под присягою засвидетельствовать свою невиновность.
Для принесения присяги негры становятся на колени, берут идола в руки и произносят следующие слова: «Эммо сиже бембес, о, Марамба». Это значит: готов подвергнуться пытке, о, Марамба!
Преступники, как там рассказывают, падают мертвыми, произнося ложную присягу, даже если прошло тридцать лет после совершенного ими преступления.
Можно понять, до какой степени народ благоговеет перед королем, царствующим милостью великого Марамбы, перед идолом которого совершаются такие великие чудеса! Добродушный Баттель заверяет, что он провел целый год в этой стране и был очевидцем, как шестеро или семеро виновных погибли при этом испытании: надо думать, что эти бедняки были не в ладах с колдунами, призвавшими на них гнев великого Марамбы.