Читать интересную книгу Дороги Младших Богов - Андрей Сердюк

И всё.

А должно было идти мстить. Месть — это единственное, что могло вдохновлять к жизни при таких чудовищных раскладах.

Поэтому, зная, куда и зачем пойду, и не считал я себя циником. Ни тогда, когда жугукался с черепахой, ни тогда, когда крикнул, запирая дверь: «Не скучайте, девушки, я скоро!»

2

И знаете, о чем думал, пока спускался? Не поверите, но о том, что повезло Сереге. Реально повезло ему, что запропал куда-то. Вы не представляете, как он боится вида крови! О, это что-то с чем-то.

Помню, мелкими еще были, уконтрапупили кусок карбида в бутылку и — святое дело! — через трубку водички туда для реакции. Ну и врассыпную. Подфартило не всем. Гошке хороший клок кожи стеклянным осколком с бедра срезало. Рана пустячная, поверхностная, но кровищи было прилично. Обычное дело. Но Серега, как только это всё увидел, так сразу побелел и бум — потерял сознание на фиг. И лежат, представьте, передо мной такие два красавца — один по ноге кровь растирает и орет, а другой молчит, но в отключке. Страшно. Пришлось строителей (на стройке дело было) на помощь звать. Схлопотали по ушам, конечно, от прораба, а что было делать?

Да, бывали дни весёлыя.

Но и сейчас, когда взрослыми стали и всё такое, тоже иной раз до смешного доходит. Приходится по какой-нибудь нужде Сереге анализы сдавать, палец ему сестра перышком наколет, капельку первую выдавит, а он уже плывет. Земля у него из-под ног уходит, и небо кружиться начинает. Поэтому он сразу, как только в кабинет решается зайти, первым делом смущенно интересуется на предмет наличия нашатырного спирта.

Это так.

Правда, не совсем так. Вру я. Не совсем, конечно, вру, а так — недоговариваю.

Сейчас договорю.

На самом деле очень странная штука происходит с Серегой, когда кровь случается в по-настоящему экстремальных ситуациях. Совершенно другая реакция у него на все эти дела, когда встает вопрос жизни и смерти. Тут у него в голове переключатель щелкает и начинает он вести себя правильно. И вполне хладнокровно.

Однажды, двести лет тому назад, гнали мы с ним «Волгу». Из Нижнего, разумеется. Мы вообще-то их пятнадцать штук тогда в клетки забили — взяли на продажу по схеме «лес — зерно — металл — авто». Но и для себя любимых решили одну тачку на заводе лично выбрать. Ну, выбрали и погнали через мамины просторы по родным колдобинам. Европу, Урал, Алтай нормально прошли — пристроились к таким же, чтобы, если что, от придорожных робингудов стаей отбиваться, — и катили без особых проблем. Западную Сибирь тоже проскочили на одном дыхании, а вот на перегоне Красноярск — Братск случился на наших глазах косяк.

Погода дрянь стояла, снежок первый в том году валил, густой такой, прямо как тюль перед глазами. Да и вечерело уже. Видимость — три метра. Мы-то ничего. А вот перед нами мужик, который тоже «волжану» тридцать первую гнал, с фурой — нос в нос. Не знаю, как уж его на встречную потянуло. Может, уснул. Не знаю… Короче, мало того что движок в салон ушел наполовину, так бедолагу еще несколько раз крутануло и на крышу в кювет опрокинуло.

Кое-как, с помощью монтировок и такой-то матери, выковыряли мы из покореженного железа мужика. Переломанного всего, но живого. Крепким оказался. Живучим. Хотя всё рядом в его крови было заляпано. Знаете, как оно — красное на безупречно белом в инфернальном свете фар. Но Серега молодцом тогда держался. Стиснул зубы. Мы с водилой фуры на месте остались, а он на полных — к посту гаишному. Всё как положено. Сознание не терял. Самообладания тоже.

Странные мы всё-таки существа, люди.

На выходе увидел, что опять почтовые ящики сорваны. Подумал, что, наверное, убил бы того козла, который их всё время срывает. Реально, если бы поймал на месте, сразу с ходу и не задумываясь по морде. И еще раз по морде. С левой. И еще раз. И еще. А потом бы повалил на пол и ногами, ногами, ногами его. Чтобы на хрен забыл, как дышать нужно. А потом бы поднял и башкой пару раз об стенку, чтобы всё без лишних слов понял. И всё.

Нет, не всё. Уходя, еще бы раз пыром по ребрам со всей дури. Ху-у.

Но это я так.

Хотя, может быть, и не так. Кто знает. Лучше, конечно, этому козлу мне сегодня не попадаться. И ему лучше. И мне.

Когда я в «Тополек» завалил, было уже шесть тридцать. Догадайтесь с трех раз, какого я туда поперся? Правильно — узнать решил про того парня, который ее вчера в это заведение привел. Сообразил, с чего начать. Осенило.

Седой был еще на месте, готовился к смене. Это мне повезло, что вчера Седой за стойкой работал. Он меня знает — он тоже в семнадцатой учился. Когда мы выпускались, он в шестой перешел. А потом, он до сих пор мне благодарен за один случай — помог я ему как-то раз отбиться от стаи малолетних гопников, залетевших в наши края с вороньих предместий.

Вот почему, когда я вошел, махнул он мне рукой. Как своему.

— Привет, Седой, — поздоровался и я.

Потом утянул его в сторонку, подальше от напарника, который вяло пересчитывал пойло на полках, и спросил:

— Помнишь, я вчера с девчонкой ушел?

— Еще бы, Андреич, — улыбнулся он.

— Ты ее знаешь?

— Нет, вчера первый раз видел.

— А парня, который ее привел?

Седой посмотрел на меня внимательно и сам спросил:

— Ты чего сегодня какой-то заполошный?

— Да так, — ответил я.

— Слушай, может, по коньячку?

Я кивнул. Он налил и мне, и себе. Мы чокнулись, опрокинули и закусили колесиками лимона.

— Ну так что, знаешь его? — напомнил я. — Дашь наколочку?

— Заходит иногда, — ответил Седой. — Зовут Лехой. Фамилию не знаю.

— Кто он? Что он?

— Да так, крутится по мелочам. На Трактовой у него шиномонтажка. Вроде как с нее кормится.

— Блатной?

— Непохоже. Но он вообще-то тихарик… И кто его знает — может, и при делах, а может, и набушмаченный. К нам заходит обычно с телками. Всегда с разными. Расплачивается аккуратно. Без выгибонов… Только вот вчера вызверился.

— Из-за нее?

— Угу.

— Ты сказал, с кем ушла? — спросил я на всякий случай.

— За кого ты меня, Андреич, держишь? — обиделся Седой. — Сказал, что не заметил, куда и когда. Он, правда, не подумав, наезжать пытался. Но я Мишку Гоблина свистнул, и он успокоил.

— Ясно… А шиномонтажка у него, это которая? Это та, что рядом со старым мостом?

— Ну да, — подтвердил Седой. — Слышь, Андреич, а что случилось-то? Может, помочь чем нужно? Ты только скажи.

— Расслабься, Седой. Всё нормально.

Седой пожал плечами, мол, как знаешь. А потом вдруг заявил:

— Тебя сегодня бить будут.

— С чего ты взял? — удивился я такой его прозорливости.

— Да ты футболку одел навыворот. — Я оттянул воротник — точно.

— Где тут у вас переодеть-то можно?

Седой, которого вообще-то зовут Толиком, отвел меня мимо кухни в подсобку. И оставил одного — пошел по моей просьбе вызывать такси.

Когда он вышел, я скинул свой стильно мятый пиджак, стащил футболку и вдруг замер. И вот так вот простоял стоймя какое-то время. Голым по пояс. В полном отупении.

А потом заплакал.

Видать, коньяк, зараза, был каким-то неправильным…

Пока такси, выбивая пробки, везло меня на Трактовую, я притчу сочинял. Ну, типа чтобы отвлечься. Чтобы душевное равновесие восстановить. Понимал, что вряд ли поможет, но плюнул на это понимание. И сочинял.

На этот раз о Зарытом В Землю Таланте.

Слушайте.

А не хотите, не слушайте.

Но…

В одном городе жил Чувак Чувакович — человек, у которого был Талант.

Ни у кого в том городе его не было, а у Чувака Чуваковича, у этого самого обычного и, что называется, простого человека, избирателя и налогоплательщика, представьте, был.

Вот.

Вероятно, многие из вас полагают, что это большой кайф — иметь Талант. Что немалые преференции имеет его имеющий. И дивиденды немереные и регулярные вдобавок. Что обладателю оного только и делов по жизни что жировать беззаботно. Ну и всё такое прочее. Так, вероятно, многие полагают.

Но таким вот полагателям, которые судят обо всём чересчур уж поверхностно, должен заявить я со всей ответственностью: отнюдь.

Жизнь человека, имеющего Талант, — не жизнь, а сплошное мучение.

Объясню.

Тут ведь как: дома-то без присмотра эту штуку редкую не оставишь. При нашем-то уровне квартирных краж это просто боязно. Опасно это. Вот и приходится всюду с собой его таскать. И носиться с ним как с торбой писаной. А это неудобно. Как есть, неудобно. Он ведь большой, Талант-то. Да к тому же растущий. Не по дням, а по часам.

Вот и представьте, как с такой неудобной для переноски штукой по присутственным и общего пользования местам бродить. В контору, где, к примеру, колотушкой служишь, в магазин там за хлебушком, в парикмахерскую-прачечную и прочая, прочая, прочая. В трамвай, опять же, в переполненный попробуй-ка с этакой глыбиной протиснуться. И на свой этаж по узким пролетам дотащить — тоже упражнение не из легких.