– Я не знаю, что со мною делалось.
– А я знаю, – произнес Янко, – дьявол тебя попутал – ты ходил к ведьмам плясать.
– Брани меня, – сказал Тумр, – но Мотруна тебе скажет, по своей ли воле я пошел, виноват ли я?
Дурачок сурово посмотрел на Тумра.
– Эй, берегись, поганое отродье! – сказал он. – Хоть я и мал и горбат, а убью тебя, как собаку, если не будешь беречь жены и дитяти!
Тумр презрительно улыбнулся.
– Янко, тебе не след грозиться.
Но Янко не слышал слов Тумра, он опрометью бросился в село, а цыган, оставшись один, поглядел ему вслед и воротился в избу. Сердце его сжалось при виде любимой женщины, распростертой беспомощно, мертвая бледность покрыла ее лицо, крупные капли пота выступили на лбу, цыган бросился на колени перед ней, в эту минуту он почувствовал себя виновным, хотя и не знал, что вовлекло его в преступление.
– Я не хотел уйти от тебя, – повторял цыган, – я не знал, что делал!..
– Тебя увела колдунья, – слабым голосом произнесла Мотруна, – ты спал, потом вдруг вскочил и убежал, я хотела было идти за тобой и упала на пороге… Не знаю, что со мной делалось и когда Бог дал мне дитя. Открывши глаза, я увидела Янко, он перенес меня на постель…
Тумр взглянул на плачущего младенца, и умственному взору его представился целый ряд новых обязанностей. Вдвоем кое-как еще перебивались, втроем – придется умирать. Больная нуждалась в помощи и в питательной пище, дитя в пеленках, а в избе не было и куска хлеба! Если бы Тумр опять пошел зарабатывать, жена осталась бы без всякого пособия. У цыгана затрещала голова.
– Что делать? – воскликнул несчастный отец. – Не на кого нам надеяться, не от кого ждать помощи! Я позову Ягу, она нам поможет.
При этих словах Мотруна схватила ребенка и крепко прижала к груди.
– Цыганку! – закричала она. – Не нужно! Не нужно! Она, пожалуй, отравит меня и дитя украдет.
Тумр пожал плечами.
– Да ты сама жена цыгана.
– Да, да! Но я боюсь их. Пожалей меня.
– Сама пожалей себя, – умоляющим голосом произнес цыган, – придется умирать без чужой помощи.
– А Янко?
– Тебе нужна женщина.
– Я встану, я встану! – торопливо заговорила Мотруна.
– Это невозможно: ты должна несколько дней не вставать с постели… Кто станет ходить за тобой и ребенком, кто будет варить?
Мотруна замолчала, но по лицу заметно было, что боязнь не оставляла ее, она не знала, на что решиться, она попробовала подняться с постели, но упала, испустив болезненный стон. Тумр сел возле нее на земле, и в его неподвижных глазах, устремленных на мать и дитя, выразилось безнадежное отчаяние.
В это самое время заскрипела дверь, Мотруна обернулась и задрожала, увидев безобразное лицо старой цыганки. То была Яга. Внезапное появление этой старухи могло бы испугать любого смельчака, не только родильницу. Бронзовый цвет морщинистого лица, курчавые всклокоченные волосы, улыбка, обличающая отсутствие зубов, и взгляд хищной птицы сделали Ягу идеалом ведьмы. Грязная рубашка, изорванная юбка и наброшенное на голову покрывало составляли все ее убранство, из-под которого выглядывали нагие костлявые руки и иссохшая грудь. Сгорбленная старуха опиралась на сучковатую палку, которая давно была в употреблении, судя по ее избитому концу.
Окинув избу проницательным взглядом, она вошла и без обиняков предложила Тумру услуги. При виде ее Мотруна судорожно схватила дитя, а Тумр вскочил с места, удивленный внезапным появлением старой ведьмы.
Переступив через порог, она в одно мгновение успела разглядеть все закоулки, сосчитать горшки, и тотчас в голове ее составилось ясное понятие о нуждах Тумра, о том, чем он живет и что у него есть. Тихо, как кошка, Яга стала приближаться к постели больной.
– Стой! – по-цыгански закричал Тумр. – Жена тебя боится, вишь, как дрожит и плачет, уйди к двери.
– Чего ж боится твоя жена? – спросила Яга, усаживаясь на скамью, стоявшую у порога. – Разве она не цыганка? Разве мы не свои, не родственники?.. Я бы пособила ей нянчить дитя, а то она зацелует, задушит его. Ведь это мое ремесло, и дай мне, Господи, столько лет здравствовать, сколько им, роженицам, я помогла. Не бойся, милая, – продолжала ведьма на ломаном крестьянском наречии, стараясь, как можно приятнее улыбнуться, и смягчая свой сильный голос, – не раз я на своем веку принимала и у благородных, у богатых барынь… Ты, матушка, от любви задушишь эту крошку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Этим именем называют сами цыгане свое племя.
2
Миля в Волынской и Подольской губерниях равняется 10 верстам.
3
Громада – община, мир.
4
Гаджо – в женском роде гаджи – чужой, не цыган. Это название цыгане дают каждому народу, среди которого живут.
5
Дод – отец.
6
Ракли и уменьшительное раклори – девушка.
7
Джукал – собака.
8
Раи – барин, господин.
9
Чертова дочь.
10
Барыня, госпожа.
11
Циомут, или чомут, у иных цыган чон – луна, оро – уменьшительное окончание.
12
Ромонэ-дчай – цыганская дочь.
13
Марно-та-лон – хлеб-соль.
14
Ромонэ-чал – цыганский сын.
15
Вурдэн – повозка.
16
Таргимом – водка.
17
Собачий сын, чужая кровь!
18
Во время утверждения Унии в Западной России образовалось братство (общество) для противодействия нововводимому учению. Члены братства назывались братчиками и все были знатные люди. Как защитники веры, они причислялись к клиру и потому участвовали во всех церковных церемониях. Когда потомки знатнейших родов приняли новое учение и православие осталось в низшем классе народа, звание братчика перешло в этот класс и сохранилось в нем до сих пор, ныне оно дается лицам, пользующимся общим уважением и доверием.
19
Херим – религиозная клятва евреев. Она произносится только в важных случаях и соблюдается чрезвычайно строго.