Индеец имел полное право сказать, что в этот день мы не потратили даром своего времени, и наша добыча могла быть оценена не менее как в сто долларов. Но мой спутник тут же заявил, что такие счастливые случаи крайне редки, и ему приходилось иногда бродить целыми неделями, не подстрелив ни одной вигони. За всю свою долгую охотничью жизнь ему всего два раза удалось убить целое стадо. Однажды, одев на себя шкуру вигони, мой индеец близко подошел к стаду и успел перебить значительную часть его, прежде чем оно обратилось в бегство.
Нам следовало вернуться теперь в хижину и взять лошадей для перевозки добычи. Чтобы держать в страхе волков и кондоров, мой товарищ применил очень простое средство, к которому прибегают также и охотники Севера: вынутые из животных пузыри были наполнены воздухом и привязаны около трупов к высоким жердям, так что ветер постоянно играл этими пузырями. Как ни хитер горный волк, но это пугало наводит на него страх, так же как и на кондора. Было уже совершенно темно, когда мы достигли хижины моего индейца. Жаркое из вигони оказалось очень вкусным; мы запили его несколькими глотками настоящей каталонской водки и, выкурив по сигаретке, легли спать, очень довольные охотой этого дня».
Глава XVIII. ОБЛАВА НА ВИГОНЕЙ
«Весь следующий день, — продолжал англичанин, — мы посвятили охоте на гуанако. После долгих трудов нам удалось убить многих этих животных. Они отличаются большой осторожностью и в горах всегда находятся на самых возвышенных местах, чтобы иметь возможность издали заметить приближение охотника. Кроме того, надо иметь в виду, что раненые гуанако стремительно взбираются на крутые скалы и отправляются умирать в места, совершенно недоступные для человека, поэтому охотник на гуанако должен быть хорошим стрелком, чтобы сразу убить это животное.
Во время этой охоты я узнал от моего приятеля-индейца, что его одноплеменники устраивают иногда целые облавы на вигоней. Само собой понятно, что во мне тотчас же проснулось желание присутствовать на подобной облаве. Оказалось, что через несколько дней мой индеец должен был отправиться на одну из таких облав, устраиваемых его племенем ежегодно.
Накануне назначенного дня мы прибыли в деревушку этого племени, которая состояла всего из нескольких хижин, разбросанных на дне глубокой пропасти Кордильеров. Благодаря такому положению, климат здесь был мягче, чем в районе Пуны, а потому жители деревни могли возделывать маис и сахарный тростник. Эти индейцы считались мирными, но признавали христианство только на словах, хотя церковь с крестом и составляла главное украшение их деревни. Священник был единственным белым, жившим в этой деревне, и сопровождавший меня индеец представил меня этому почтенному патеру, который отнесся ко мне дружески. К величайшему моему изумлению, это духовное лицо должно было принять участие и даже играть главную роль в предстоявшей облаве, он больше всех интересовался успехом этой охоты и, как я узнал это потом, имел к тому вполне основательные причины: прибыль от этой облавы составляла часть ежегодного дохода почтенного патера.
Накануне предстоявшей охоты священник всячески помогал своим прихожанам в их приготовлениях и щедро наделял их разными советами.
Я жил в доме патера, и он делил со мной трапезу, которая состояла в основном из жирных куриц, приправленных крепким испанским перцем.
На другой день перед выступлением охотников был отслужен молебен, после чего наш караван начал взбираться по крутым дорожкам, ведшим в Пуну. Наше шествие имело очень живописный вид, так как с нами было много лошадей, мулов и лам, среди которых теснились мужчины, женщины, дети и собаки. Казалось, будто деревню покинули все живые существа. Это последнее замечание вполне соответствовало действительности, ибо охота на вигоней продолжается не один день, а целые недели. Поэтому приходится брать с собой палатки, одеяла, кухонную посуду, и присутствие женщин на облаве оказывается таким же необходимым, как и присутствие мужчин. Они должны заботиться о порядке в лагере, варить пищу и, при случае, оказывать услуги на самой охоте.
Некоторые из мулов были нагружены предметами, назначения которых я никак не мог понять. Тут были груды тряпок, длинные и короткие канаты и пучки колье. Мне некогда было расспрашивать обо всем этом, так как мне стоило немало труда править моей лошадью по скользким и крутым тропинкам. Спустя некоторое время наше путешествие было прервано неожиданной остановкой.
— В чем дело? — спросил я.
— Гуаро, — спокойно ответили мне люди, находившиеся впереди меня.
Это название особого рода моста, по которому нам предстояло проходить. Мне никак не верилось, что можно переправляться по такому мосту, хотя патер и уверял меня, что часа через два мы все будем уже находиться по ту сторону пропасти, которая зияла перед нами.
Гуаро состоял только из толстого каната, протянутого над пропастью; при помощи блока по этому канату скользило выдолбленное бревно, имевшее форму корыта; привязанная к корыту веревка позволяла протягивать его то к тому, то к другому краю пропасти. Я никогда не забуду неприятного чувства, которое я испытывал, пока меня переправляли в этом корыте.
Сначала меня привязали к нему лицом кверху, а ногами велели обхватить главный канат, и в таком приятном положении я повис над бездной. После долгих подергиваний и вздрагиваний корыто благополучно достигло противоположного края, и я мог снова встать на ноги.
В награду за это неудобное путешествие я вволю нахохотался над толстым и пузатым патером, который имел необыкновенно забавный вид, когда его переправляли в том же корыте. Но почтенный священник нисколько за это не обиделся и уверял меня, что вполне привык к такого рода путешествиям, а потому и не испытывает ни малейшего страха.
Только к вечеру мы добрались до места нашей охоты, и потому она была отложена до следующего дня, а пока все занялись устройством лагеря. Лучшая палатка была разбита для патера, и он любезно пригласил меня ночевать у него. Вечер был холодный, да, кроме того, мы находились еще на значительной высоте, а потому следовало подумать о разведении огня для того, чтобы погреться и сварить ужин. Поблизости не было другого топлива, кроме навоза, и детям не стоило никакого труда набрать его в достаточном количестве, так как равнина, на которой мы остановились, служила пастбищем стадам лам и рогатого скота. Наутро, еще задолго до восхода солнца, часть индейцев направилась к соседним высотам в сопровождении женщин и детей, которые несли вышеупомянутые колья, веревки и связки тряпок. Час спустя туда же направились и настоящие охотники, то есть загонщики со своими собаками. Я охотно пристал бы к этому отряду, но патер заявил притязание на мое общество и обещал провести меня в такое место, откуда я могу прекрасно видеть все подробности интересовавшей меня облавы, а пока что мы сели на коней и отправились туда, где работали женщины и дети. Все они были заняты устройством ограды из кольев и канатов, на которые потом были повешены куски бумажной ткани. Они свешивались почти до земли и развевались по ветру. Эта ограда имела круглую форму и осталась открытой с той стороны, откуда ожидалась дичь.