Кстати, Штейнман спрашивает, не хотите ли Вы еыграть с ним партию, когда будете свободны.
Холлидей знает, где прячется Картер, и мы уже сообщили об этом иа Землю. К несчастью, мы не можем передать преступников в руки правосудия без того, чтобы дело получило огласку. Ну, неважно, их все равно внесут в черные списки.
Я заканчиваю, чтобы письмо ушло с ближайшим рейсом. Хотелось бы поскорее встретиться с Вами — только не по служебным делам.
Со всей возможной благодарностью.»
Но министр не умел видеть насквозь. Он попытался угадать, что же случилось на Фобосе, — но, быстро пoняв бесплодность этого занятия, перешел к собственной проблеме. Кто-то в Сабее собирался фарнакировать крафы, и беспокоящая закнаутра появилась среди Гюйocoв…
Сиалох нашел дело весьма интересным.
Э. С. ТАББ
КОЛОКОЛЬЧИКИ АХЕРОНА
У каждой планеты собственная атмосфера. Не та, ко, торой мы дышим, но та, которую мы ощущаем. Рвущиеся ввысь, изрезанные волнами бурных морей горы Кальтурии; исполинские откосы, голые и бесплодные, отражают багровый свет зловещего солнца на небе столь низком и хмуром, что человек чувствует себя букашкой на ладони, мироздания. Локраш, теплый и ласковый, покрытый лесами и иологими холмами; Ароматный ветерок раскачивает, цветы, красный и зелецый свет двойного солнца сливается и переливается бесконечным, переменчивым, мерцающим чудом. Снега, льды и непрекращающиеся электрические бури Рагнарока; а по ночам ослепительной красоты сияние заполняет небо лентами и полотнищами разноцветного огня. Поющие колокольчики Ахерона.
Мы заходили на эти планеты во время Большого путешествия, приземлялись на день-два, пассажиры глазели и восхищались, затем снова вверх, гравитационные двигатели гудели, поднимая нас в космос, кружение гиперпрыжка, бросающего нас от звезды к звезде, и снова посадка, и снова чудеса природы, поражающие и ошеломляющие. Могло бы и надоесть, но никогда не надоедало. Вселенная слишком велика, слишком много в ней миров, чтобы оставалось место для скуки. Поэтому экипаж ждал посадки не меньше, чем пассажиры, а потом нам так же не хотелось взлетать, а взлетев, мы с нетерпением ждали посадки на новой диковинной планете.
У каждого из нас были любимые миры. Я знал, что Капитану нравились живые кристаллы Альмури, за главным инженером надо было приглядывать, когда мы высаживались на Хоумлайне, где в удивительных морях плавали не менее удивительные рыбы, а для меня ничто не могло сравниться с поющими колокольчиками Ахерона.
Хольман рассказывал о них, когда я вошел в каюткомпанию. У него вошло в привычку говорить о мирах, которые нам предстояло посетить, с научной точки зрения объяснять явления природы и, в некоторой степени, подготавливать пассажиров к чудесам, которые они увидят, хотя это и не входило в его обязанности. Несчастных случаев было мало, болели редко, а гиперпрыжок занимал иногда несколько дней. Для доктора, как и для всех нас, время от звезды до звезды тянулось медленно.
Я тихо двигался по кают-компании, собирая пустые стаканы, вытряхивая пепельницы, прибирая разбросанные книги и журналы — превосходный стюард, как всегда; Хоть эта работа и была лакейской, меня она устраивала, жалованья хватало, иногда перепадали щедрые чаевые, служба не утомляла, она помогала скоротать время, и, пока мы заходили на Ахерон, я был доволен.
— Удивительный мир, — рассказывал Хольман. — По ряду причин животная жизнь так никогда и не возникла на Ахероне. Это — царство флоры. Там нет даже насекомых.
— Нет насекомых? — Кляйнман нахмурился. Этот маленький лысый человечек много читал, но знал мало. А как же тогда происходит опыление?
— Растения двуполые, — объяснил доктор. — Они самоопыляются. Семена же разносит ветер.
— Колокольчики, — сказал Кляйнман. — Что это такое?
— Знаменитые колокольчики. — Хольман замолчал и взглянул на слушателей. Они все были в кают-компании, все тридцать пассажиров, которых мы везли на этот раз. Пожилые люди в основном, Потому что Большое путешествие стоит недешево. Парочка молодых вЛюбленныx, проводивших свой медовый месяц, перешептывалась, держась за руки. Толстая матрона с брилЛИантами на жирной шее следила за своим сыном, долговязый нелепый юнец не сводил щенячьих глаз с привлекательной пепельноволосой женщины. Я был знаком е ней — Лора Амхерст, молчаливая и сдержанная блондинка, она редка говорила, а улыбалась еще реже.
— Поющие колокольчики Ахерона, — продолжал Хольман, и я осторожно подошёл ближе. — На самом деле никакие это не колокольчики. Просто каприз эволюйни. Преобладающая растительная форма представляeт собoй кустарник, достигающий высоты в два человеческих роста. Он плодоносит круглый год, и обычно пoкрыт стручками разной степени зрелости. Стручки сферической фермы, около дюйма в диаметре, и в каждом полдюжины семян.
— А я-то думал! — потрепанный фат разочарованно надул тубы движением, которое было в моде, когда я родился. — Я воображал, что это нястоящие колокольчики.
— Стручки, — недовольно фыркнул Кляйнман. Только и всего?
— Только и всего. — Хольман бросил быстрый взгляд на меня. — Просто каприз природы. — Он улыбнулся пассажирам. — Но есть в них все же нечто особенное. Видите ли, в почве Ахерона содержится очень много кремния. Так много, что ни одно земное растение здесь бы не выжило.
— Ничего удивительного, — Казалось, Кляйнман нарочно действовал всем на нервы. — Во многих мирах земная растительность не смогла бы развиваться.
— Вы правы. — Хольман вновь замолчал, и я знал, что он пытается скрыть раздражение. Настоящим проклятием были для него невежды, воображавшие, что они знают все на свете. — Дело в том, — спокойно продолжал он, — что из-за высокого содержания кремния в стручках они представляют собой хрупкие стеклянные шары. Семена внутри не закреплены, и при порывах ветра они ударяются об оболочку.
— Правда, они похожи на плоды физалиса? — внезапно спросила Лора Амхерст.
— Да, — сказал Хольман и вновь взглянул на меня. — Очень похожи на плоды физалиса. В Поющих колокольчиках в помине нет ничего сверхъестественного.
Затем последовал шквал вопросов и ответов, Кляйнман старался выказать свою начитанность и преуменьшить знания доктора. Хольман терпеливо отвечал.
В конце концов, он был членом команды, и ему не хотелось показывать всем, каким дураком был Кляйнман.
Только Лора Амхерст хранила молчание; прекрасные пепельные волосы подчеркивали ее бледность. Позднее, когда пассажиры ушли отдыхать, и на корабле все затихло, Хольман вызвал меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});