Читать интересную книгу Стужа - Рой Якобсен

— Лучше научил бы меня рубиться топором, — сказал Ари.

— Нет. Копье — самое подходящее орудие для маленьких мужчин в схватке с большими. И копье у тебя будет длинное, потому что бросать ты тоже не умеешь. Но я могу сделать тебе лук, если хочешь.

— И мне тоже сделай! — вставила Халльбера.

— Конечно сделаю, — обещал Гест.

Стейнунн сказала, что ей лук не нужен.

Они пошли в лес, нарезали заготовки. Гест смастерил два лука, один совсем маленький.

— Я видел у вас в сарае ларь с железом, — сказал он. — Там были наконечники для копий, глядишь, и жала для стрел найдутся, а?

Ари пожал плечами: дескать, кто его знает. Они пошли в сарай и, порывшись в ларе, нашли несколько жал, после чего Гест принялся ладить стрелы. Дети во все глаза следили за работой. Гест невзначай поинтересовался, христиане они или язычники. Ари вопросительно глянул на сестер и ответил, что не знает. Тогда Гест сказал, что поведает им одну историю — про негодяя и обманщика Савла, который по велению царя Иудейского взялся ловить и карать христиан, препровождая их в золотой город под названием Дамаск. Путь туда был долог и лежал через пустыню, через раскаленное море песка, пленники мучились жаждою и голодом, сам же Савл сидел на коне под навесом и питья имел вдоволь. Как вдруг с неба послышался ясный голос, вопросивший, отчего Савл так жесток к рабам Божиим.

Понял Савл, что с ним говорит Господь, и пал наземь, моля о пощаде, и спросил, что велит ему Господь. Голос молвил, что он должен встать и продолжить путь, а в городе будет ему весть, на что употребить свою жизнь. Савл радостно вскричал, что сделает как велено. Но, вставши на ноги, обнаружил, что ослеп. Не видел он ни солнца, ни песчаного моря, ни собственных рук. И пленники, жертвы Савловы, сами повели его в город.

Гест посмотрел на детей и прибавил, что слышал эту историю от одного священника, но не понял ее и не спросил, что она означает, так как не очень любил разговаривать с этим священником. Однако ж сама история не забылась, а стало быть, наверняка что-то означает.

— Вы-то как думаете?

Ответом было молчание, дети не сводили глаз с его рук и с ножа, стругающего стрелы.

— По-моему, — сказал Гест, — эта история говорит вот о чем: христиане настолько добры, что спасают даже своих тюремщиков, хотя должны бы их убить.

— А почему он ослеп? — спросил Ари.

— Не знаю, — ответил Гест. — Но они отвели его в Дамаск, и там он три дня и три ночи сидел в каменной крепости, не говоря ни слова. А потом пришел к Савлу мальчик по имени Анания и положил руки ему на глаза, вот так. — Он положил ладони на глаза Халльберы. — И зрение вернулось к Савлу. Тогда он вновь пал на колени и спросил мальчика, кем тот послан. «Господом, — отвечал Анания. — Он желает, чтобы стал ты Его учеником и проповедовал истинную веру». — «Почему я?» — спросил Савл. «Потому что ты грешил и знаешь об этом», — сказал мальчик.

Затаив дыхание, Гест внимательно осмотрел стрелу, которую держал в ладонях, и проворчал, что этого он тоже не понимает и, доведись ему выбирать себе спутника, предпочел бы человека, на которого может положиться, а не такого, что терзал его и мучил. Ари с ним согласился. Стейнунн же сказала, что ей безразлично, кто придет ей на помощь, лишь бы помог.

Гест успел заметить на ней дорогое украшение — золотую брошь, которой она сколола платье на узенькой груди, — и подумал, что не мешало бы выяснить, где она ее взяла. Но сейчас повернулся к Халльбере и спросил, каково ее мнение об истории Савла. Девочка ответила, что ей нравится Анания, он милый и добрый, однако сегодня она больше не хочет слушать истории.

— Тогда пойдемте на лужайку, постреляем, — решил Гест и вручил Халльбере тупую стрелу.

Гест отнес на вершину холма, к настилу с каменной пирамидой, овечью шкуру и несколько одеял. Там он проводил ночи. А нередко и дни, поочередно с Ари. Порой они видели в море паруса, но все корабли шли мимо. Еще они бродили по горам, отыскали кой-какую домашнюю скотину. Ари знал рыбные места, и они ловили неводом с берега и тянули жребий, кому лезть в ледяную воду и расправлять сети и грузила. Иногда находили птичьи яйца. Шли дни, и Гест все больше жалел, что затопил лодку, ибо эта лодка с пятью парами весел вполне могла бы доставить их на полночь, в соседний фьорд, где жила Ингибьёрг, сиречь если она там жила, ведь Геста одолевало неотвязное ощущение, что они находятся совсем не в том мире, в котором он родился и который знал. Однажды вечером Ари сказал:

— Напрасно ты затопил лодку.

— Пожалуй, — согласился Гест. — Но я думал, они вернутся в тот же день или на следующий. Подождем еще неделю. Коли не явятся, мы поднимем лодку.

Каждый день Ари упражнялся с копейным древком. Гест показал мальчику, как держать его, чтобы обороняться от меча и топора. Дети стреляли из лука по мишеням и ни единого разу не завели разговора о своих родителях, рассуждали только о том, как покинут усадьбу, и недоумевали, почему нельзя сделать это прямо сейчас.

Гест не мог дать им ответа.

Как-то ночью, когда Ари караулил возле каменной груды, он поднялся на гору, обвел взглядом море и острова. Странно все-таки, что нигде нет построек и что корабли сюда не заходят. Он начал подниматься на гребень, но не сумел отыскать тот уступ, который впервые привел его сюда; местность кругом непроходимая, изрезанная расщелинами, заросшая густым кустарником, заваленная каменными глыбами, он то карабкался, то шел и в конце концов добрался до высшей точки — солнце стояло на севере, а на востоке, насколько хватало глаз, тянулись сплошные расщелины, и Гест подумал: слепой случай подыграл ему.

На обратном пути ветер усилился, полил дождь, над головой парил орел, и снова Гест не нашел дороги — ни первой, ни той, по которой только что сюда добрался, спустился в Хавглам уже по третьей; Ари спал под овчиной возле камней. Гест разбудил его и спросил, были ли в усадьбе лошади.

— Да, были раньше, — ответил Ари. — Только их на лодках привозили.

Гест отыскал старое копье, снял с него наконечник и насадил на Арино древко, сказав, что теперь мальчик знает, как держать копье и как на него опираться. Рассказал им предание, которого они не поняли и обсуждать не пожелали. Погримасничал — Халльбера смеялась, а Стейнунн даже не улыбнулась, лишь обронила, что у Геста глупый вид. Он рассказал им о своей сестре Аслауг, о том, какая она сильная и несгибаемая, вот и им, мол, никак нельзя сдаваться, и теперь надобно привести в порядок сожженные дома. Однако ж он по-прежнему не узнавал мира, в котором родился. Коли бы все люди умерли и земля опустела, они бы тут ничего не заметили. Без лодки им вообще ничегошеньки не заметить. Увидев, что Халльбера и Стейнунн рвут цветы, он спросил, зачем они это делают.

— Мы всегда собирали цветы, — ответила Стейнунн. — Вместе с мамой.

Тут-то Гест наконец и почел уместным выяснить, откуда у нее золотая брошь.

— От мамы, — сказала девочка и накрыла брошь ладошкой. А потом поинтересовалась, зачем Гест спрашивал, христиане они или язычники, она и сама думала об этом, еще прежде чем услыхала его рассказ про Ананию и ослепшего Савла.

— Я хотел узнать, ставить ли кресты на могилах. Стейнунн задумалась, потом спросила:

— А крест — это хорошо?

— Я не знаю, — ответил Гест. Глядя в ее открытое, искреннее лицо, он понял, что не способен дать ей тот ответ, какого она желает, такой ответ может дать перепуганному ребенку только верующий, причем более праведный, чем даже Кнут священник. Но все-таки сказал, что, собственно говоря, крест — это человек, замученный, но спасенный и оттого счастливый, обретший вечную жизнь.

— Что значит спасенный? — спросила Стейнунн.

Той ночью, когда явились они, Гест сидел на холме и смотрел на север, прямо навстречу челну. Он даже не сразу сообразил, что это челн, ведь царило безветрие, воздух полнился глубокой синевой, и ему подумалось, что там мираж, или утес, или кит, но потом он разглядел, как взблескивают лопасти весел.

Гест бросился в дом, разбудил детей. Девочки расплакались. Он схватил их за руки, вытащил на лужайку и велел схорониться в росистой траве — вот как замерзнут, так вправду будет повод для слез.

Вместе с Ари он снова взобрался на холм, к каменной пирамиде. Челн приближался, они уже слышали плеск весел. Ари дрожал всем телом, Гест ладонью похлопал его по спине.

— Я вижу только пятерых, — шепнул он.

Челн скользнул в пролив, исчез из виду, донесся глухой стук, потом они снова увидели корму, которая бесшумно прошла прямо под ними. Гест заметил, что двое мужчин, сидевшие на веслах, гребли одной рукой; один человек безжизненно лежал на парусе, еще один — на кормовом настиле, а на носу, облокотясь на собственные колени, сидел одетый в серое великан, будто спал.