Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Итак, пока имеем время, умоляю, употребим на приобретение этого духовного богатства, хотя столько же старания, сколько эти люди, и никогда не прекратим заботы о том, сделали ли мы что-нибудь доброе, прогнали ли от себя своей бдительностью какую-либо возмущавшую нас страсть, дабы, чувствуя одобрение своей совести, вкусить нам великое удовольствие. Дело не в том только, чтобы мы каждый день приходили сюда, постоянно слушали об одном и том же и во всю четыредесятницу постились. Если от постоянного хождения сюда и увещания не приобретем ничего, и из постного времени не извлечем чего полезного для своей души, - все это не только не доставит нам никакой пользы, но и послужит к большему осуждению нашему, когда, при такой (о нас) заботливости (со стороны Церкви), мы останемся все такими же, - когда гневливый не сделается тихим, вспыльчивый не обратится к кротости, а завистливый не перейдет к доброжелательству, сребролюбец не оставит своей страсти и не расположит себя к подаянию милостыни и питанию бедных, распутный не сделается целомудренным, гоняющийся за суетной славой не научится презирать ее и искать истинной славы, не заботящийся о любви к ближнему не воспрянет и не приучит себя не только к тому, чтобы быть не хуже мытарей ("ибо если", сказано, "вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари"? Мф.5:46), но и к такому состоянию души, чтобы кротко смотреть и на врагов и показывать к ним великую любовь. Если, приходя сюда каждый день, и постоянно слушая и пользуясь такими наставлениями и получая от поста помощь, не победим вышесказанных и других возникающих в нас страстей, то, какое будет нам прощение, какое оправдание? Скажи мне, пожалуйста, если бы ты видел, что сын твой каждый день ходит в училище, и, хотя времени проходит много, но он ничего не приобретает там, снес ли бы ты это терпеливо? Не наказал ли бы и отрока, не упрекнул ли бы и учителя? А потом, если бы узнал, что со стороны учителя сделано все и ничего не опущено, и что причиной всего была леность отрока, не обратил ли бы ты весь гнев свой на отрока, перестав винить учителя? То же самое должно быть и здесь. Мы, как поставленные (на степень учителей) благодатью Божьей, каждый день созываем вас, как духовных детей, в это училище, и предлагаем вам спасительное наставление, при чем не свои вымыслы сообщаем, но излагаем учение, дарованное нам от Господа в божественном Писании, - его мы открыто излагаем и постоянно внушаем. Итак, когда мы употребляем все старание и заботливость, и ежедневно ведем вас на путь добродетели, вы же будете оставаться в том же состоянии, то подумайте, какая будет и нам скорбь, какое и вам осуждение, чтобы не сказать больше? Конечно, нас освобождает от всякой ответственности то, что мы не опустили ничего потребного к вашему назиданию; однако же, так как мы заботимся о вашем спасении, то и не можем легко переносить (вашей беспечности). И учитель, когда не замечает в ученике никакого плода от своего старания, не мало скорбит и болезнует, видя, что напрасно трудится.
4. Это говорю теперь не для того, чтобы опечалить вашу любовь, но чтобы возбудить и расположить вас не изнурять только тело постом и не проводить дни святой четыредесятницы напрасно и без пользы. И что говорю - дни святой четыредесятницы, когда нам нельзя ни одного дня, по возможности во всю нашу жизнь, проводить так, чтобы в течение его не приобрести себе духовного плода - или молитвой, или исповеданием, или милостыней, или каким-нибудь другим духовным делом? Если Павел, такой великий муж, слышавший те неизреченные слова, коих никто не слыхал до сегодня, взывал о себе: "я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалой вашей" (1Кор.15:31), научая нас, что он так часто подвергался опасностям за благочестие, что каждый день был близок к смерти и, чего не допускала природа (потому что мы все подлежим одной только смерти), то совершала ревность его воли, хотя человеколюбивый Бог и хранил его надолго для спасения других, - итак, если он, славный такими подвигами и являвшийся на земле подобно ангелу, каждый день старался приобретать что-нибудь, ополчаться против опасностей за истину, собирать себе духовное богатство и никогда не останавливаться, - то какое оправдание будем иметь мы, которые не только не совершили никаких подвигов, но обременены такими недостатками, из коих и каждый в отдельности может низринуть нас в бездну погибели, и не прилагаем никакого старания даже и о том, чтобы исправить эти недостатки? А если часто оказывается, что один и тот же имеет не один только недостаток, но весьма многие, когда он и гневлив, и необуздан, и сребролюбив, и завистлив, и жесток, и, однако же, не старается ни исправить эти недостатки, ни обратиться к делам добродетели, то какая остается надежда на спасение? Это говорю и не перестану говорить, чтобы каждый из слушающих, взяв из слов наших приличное ему врачество, постарался, освободившись от обременяющих его страстей, возвратить себе здоровье, и сделать себя способным к добродетели. И с больным телом бывает, что если врач многократно прикладывает лекарство, а больной не хочет выждать действия его, но сердясь и не терпя боли от приложенного врачом лекарства, отрывает его и не получает от него пользы, в таком случае никто из благомыслящих не станет упрекать врача, который со своей стороны сделал все. Так и здесь, мы, составив из духовного поучения врачество, предлагаем его вам; а затем будет уже ваше дело и потерпеть боль, и воспользоваться врачеством и, освободившись от болезни, возвратиться к истинному здравию. Тогда и сами вы получите великую пользу, и мы почувствуем не малую радость, видя, что бывшие прежде больными так скоро сделались здоровыми.
Итак, каждый из вас, молю, если не хотел раньше, по крайней мере, с этого времени старайся удалить из души своей ту страсть, о которой знает, что она тяготит его более других страстей, и, действуя благочестивым размышлением, как бы духовным мечем, освобождай себя от этой страсти. Бог дал нам столько разума, что при нем можем, если захотим быть сколько-нибудь внимательными, одолеть каждую из возникающих в нас страстей. Для того благодать Духа и описала для нас жизнь и деятельность всех святых в божественном Писании, чтобы, узнав, как они, будучи одного с нами естества, совершили всякую добродетель, мы не ленились подвизаться в ней.
5. Не одного ли с нами естества был блаженный Павел? Пламенею любовью к этому мужу; поэтому непрестанно обращаюсь к нему и, взирая на его душу, как на некий первообраз, удивляюсь в нем господству над страстями, высокому мужеству, пламенной любви к Богу и размышляю, как один человек по своему усердию приобрел всю совокупность добродетелей, а из нас никто не хочет сделать и малого доброго дела. Кто же спасет нас от неизбежного наказания, когда он был одной с нами природы, не чужд был тех же страстей и находился в таких трудных обстоятельствах, каждый день, так сказать, будучи влачим, терзаем и всенародно мучим противниками (евангельской) проповеди, которые часто, почитая его уже мертвым, тогда только, наконец, оставляли его, как бы приведши в исполнение убийственный свой замысел? А между нами, слабыми и столь нерадивыми, найдется ли кто такой, который бы являл такое величие добродетели? Но чтобы вам не из наших уст слышать о подвигах этого блаженного и о мужестве, какое он ежедневно показывал (в борьбе) за проповедь благочестия, надобно послушать, что он сам говорит. Когда он, по причине ложного о нем отзыва лжеапостолов, поставлен был в необходимость рассказывать о своих делах (а это для него было так тягостно и неприятно, что он отказывался и никогда не хотел объявлять о своих подвигах, напротив открыто называл себя хульником и гонителем), так, когда он увидел совершенную необходимость заградить уста обманщиков и несколько успокоить учеников, то, после многого другого, вот как начал говорить: "а если кто смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я" (2Кор.11:21). Смотри, какая боголюбивая душа: не только дерзостью, но и безрассудством называет это дело, научая нас никогда не разглашать о своих делах без необходимости, когда никто не принуждает нас к тому, хотя бы и нашлись между нами сделавшие что-нибудь доброе. "А если кто", говорит он, "смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я", то есть, так как я вижу совершенную необходимость, то и решаюсь осмелиться и сделать безрассудное дело. "Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я" (2Кор. 11:22). Этим, говорит он, превозносятся: пусть же не думают, что нам недостает этого; и мы участвуем в тех же самых (преимуществах). Потом прибавил: "Христовы служители? в безумии говорю: я больше" (2Кор.11:23).
6. Смотри здесь, возлюбленный, как добродетельна душа этого блаженного. Он уже назвал дерзостью и безумием совершенное им, - хотя был поставлен в необходимость, однако не удовольствовался сказанным. Но когда решился объявить, что он весьма многим превышает тех, то чтобы не подумал кто, будто он говорит это по самолюбию, опять называет свои слова безумием, как бы так говоря: разве я не знаю, что делаю дело, многим неприятное и мне неприличное? Но меня вынуждает к тому настоятельная необходимость; потому простите мне, что говорю безумные слова. Будем подражать хотя тени его мы, отягощенные таким бременем грехов, - мы, которые, если иногда и сделаем что-нибудь доброе, то не можем и это хранить в сокровищницах сердца, но разглашаем и обнаруживаем из любви к человеческой славе, и такой неуместной говорливостью лишаем себя награды от Бога. С блаженным Павлом ничего такого не было. А что же? "Христовы служители?" говорит он, "в безумии говорю: я больше". Затем он уже открывает и те подвиги свои, коих лжеапостолы не совершили. Да и как могли совершить их люди, которые враждовали против истины, всячески старались воспрепятствовать проповеди благочестия и возмущали умы простых людей? Итак, сказав: "я больше", он уже перечисляет подвиги своего мужества и говорит: "более был в трудах, безмерно в ранах, и многократно при смерти". Что говоришь? Слова твои что-то странны и необычайны. Возможно ли умереть несколько раз? Да, говорит, возможно, если не самым делом, то намерением. Этим он научает нас, что он постоянно подвергался за проповедь таким опасностям, которые угрожали ему смертью, но благодать Божья среди самых опасностей хранила подвижника, чтобы от него ученики получили великую пользу. "При смерти", говорит, "неоднократно. "От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл в глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратьями (2Кор.11:24-26). Не пройдем, возлюбленные, этих слов без внимания: каждое из них в отдельности представляет нам море испытаний. Не сказал он об одном путешествии, но "в путешествиях", говорит, "много раз", не (одну) претерпел беду в реках, но многие и различные беды, и все (претерпел) с великой твердостью. И после всего этого еще говорит: "в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе, кроме посторонних приключений" (2Кор.11:27-28).