Читать интересную книгу Лед, ветер и пламя - Аллеранс

Поттер был недоволен тем, что говорил и как это произносил. Но Люциус долго и нудно убеждал его, как ему следует вести со всеми тремя эльфами. Гарри положился, уже в который раз, на его знания и опыт. Поэтому он говорил резко, твердо и уверенно, глядя прямо на стремительно трезвеющую Винки.

- Винки стать нормальным эльфом? Винки звать в дом? Винки иметь хозяина и не иметь одежды? Гарри Поттер предлагать ей настоящую работу эльфа? - бормотала она.

По ее мордочке текли крупные слезы, а Добби радостно кудахтал над ней.

- Да, Винки! У меня большой особняк. Мне нужна хозяйка. Если ты выполнишь условия, я приглашаю тебя в свой дом, - подтвердил Гарри снова.

Винки выбросила бутылку пива, привела с помощью своей магии себя в порядок и оказалась в чистом носовом платке, который еще недавно лежал в кармане самого Гарри. Затем она бухнулась перед ним на колени и обхватила его ноги своими ручонками.

Поттер застыл от этой сцены. Он покраснел как рак и чувствовал себя не в своей тарелке, но даже не попытался поднять эльфа с колен или оторвать ее руки, продолжая растерянно молчать. Видя его замешательство, Люциус поторопил парня:

- Не тяни! Процедура закончится и тебе будет легче.

Гарри растерянно, но с благодарностью улыбнулся, вздохнул и начал процедуру:

- Винки, клянешься ли ты мне в верности и обещаешь ли, что не будешь меня предавать и пить пиво?

- Я клянусь в верности Гарри Поттеру. Клянусь никогда не нарушить его приказа! Все его тайны умрут вместе с Винки! Я клясться, что больше не позволю себе напиться! - торжественно обещала Винки, по-прежнему обвивая его колени.

Гарри положил ей на голову руку, и она, к его ужасу, поцеловала ему ботинки. Он судорожно сглотнул и тихо, но твердо закончил:

- Отныне, Винки, ты - мой эльф.

* * *

В доме на Площади Гриммо был полный бедлам. Члены Ордена Феникса, видимо, в спешке покидали его. На кухне валялась грязная посуда. В комнатах, коридорах и на лестницах был мусор. В холле, как и раньше, стояла подставка для зонтиков в виде когтистой лапы тролля, а на стене висела дощечка с головами эльфов. Портрет мамаши Блэка был завешен черной занавесью, как и все зеркала в доме. Кто-то позаботился о них, когда Сириус умер.

Первым делом, пребыв в дом, Поттер сказал Добби и Винки, указывая на Люциуса и Драко:

- Запомните, это теперь моя семья. Вы должны хранить им такую же верность, как и мне. Вы будете слушать и исполнять все, что скажет вам Эрик. Я ему поручаю руководить уборкой. Скоро вам станет известно об этих людях многое. Но… это страшная тайна. Впрочем, как и сам факт нашего здесь проживания. Пока вы устраиваете уют в особняке, мы будем жить в другом месте. Ты, Добби, меня найдешь, не правда ли?

- Да, сэр! Добби все понял. Добби найдет, если будет нужно, - взволнованно пропищал эльф, косясь на Люциуса. Винки просто молча поклонилась.

- Добби, - нахмурился Гарри, - зови меня, пожалуйста, по имени, когда обращаешься ко мне. Мне это приятней, чем «сэр».

- Спасибо, сэр Гарри. Добби будет так называть хозяина в глаза. Но… за пределы этого дома ваше имя и имена вашей семьи никогда не выйдут, - обрадовался Добби.

- Превосходно, - улыбнулся Поттер, схватил Драко за запястье и, потянув его по лесенке вверх, добавил: - Если будут проблемы с портретом, я позову Кикимера. Но пока мы пойдем осматривать дом.

Люциус проводил их долгим и нежным взглядом. Затем стал давать распоряжения эльфам. Первое, что он сделал, это блокировал камины от посторонних. Когда-то в его замке была хорошо поставлена безопасность. Теперь все свои знания он перенес на особняк Блэков.

Его очень волновало родство Беллатрисы Лестрейндж с прежними хозяевами этого дома. Эта ведьма не должна была нагрянуть сюда внезапно. Волновала Малфоя и история с пропажей некоторых вещей. Он даже поклялся, что когда-нибудь отыщет украденные реликвии старинного рода. Просто пока до этого не доходили руки.

Покончив с защитой, Люциус, вслед за подростками, отправился осматривать новые владения. Особняк оказался удобным для жизни магов. В нем была обширная библиотека, лаборатория, гостиные, спальни. Все это требовало обновления, но нельзя было разрушить особую атмосферу, присущую дому. Наметив первостепенные задачи, Люциус остался доволен и вернулся в гостиную, где велел подать себе вина.

* * *

Через неделю после осмотра особняка Блэков на «семейном совете» решено было перебраться в него. За это время эльфы, руководимые опытной рукой Люциуса, хорошо потрудились. Дом было не узнать. Он сохранил свое убранство и почти все интерьеры, но стал новей, светлей и, безусловно, чище. Страшную подставку для зонтов из прихожей убрали. Дощечку с головами эльфов Поттер закопал в подвале.

С портретом возникли трудности только один раз. Разбуженная миссис Блэк орала на весь дом. Ее крики были о нечистокровных магах, о предателях рода и тому подобной чепухе. Эта «милая женщина» заткнулась мгновенно, как только перед ней встал Люциус Малфой во всей своей красе и надменно заявил:

- Заткнись, истеричка! Поттеры более древний род, чем Блэки. Дом признал Гарри. Еще раз откроешь свой поганый рот, я вспомню всю черную магию, какой прилежно обучался, и спалю тебя, будь уверена.

После этого портрет ушел за занавеску, нарисованную на картине, и больше не выходил оттуда.

Приятный момент ожидал Поттера и у гобелена с древом Блэков. Люциус что-то поколдовал над ним и, вместо прожженных пятен, появились Тонкс, Сириус и Уизли, да и многие другие. Зато с древа исчезло ненавистное имя Беллатрисы Лестрейндж. Гарри так растрогался, что долго обнимал сначала мужчину, а затем и Драко.

Комнаты были теперь прибраны. В шкафах лежали различные реликвии и стояли фото. По одной из фотографий Сириуса Люциус, в очередной раз, поражая Поттера и своего сына, заказал парадный портрет. К сожалению, написанный не с натуры, он не двигался и не разговаривал, зато занял почетное место в главной гостиной дома.

Поттер часто приходил к портрету, садился на стул перед ним и тихонько бубнил что-то себе под нос. В такие моменты Люциус просто старался уйти подальше и заняться чем-нибудь. Он не мог вынести этого. Хрупкий подросток вызывал в такие мгновения жгучую жалость к себе, порождая вокруг себя, как на кладбище, ощущение горя и боли. Люциус уже сам был не рад, что сделал эту картину.

Драко, которого Гарри водил за собой везде за руку, обычно забивался в кресло с ногами. Его серые глаза становились больше и полыхали красным огнем. Но он упорно сидел на месте все то время, пока Гарри разговаривал с портретом. Затем блондин обязательно подходил к брюнету, брал его за руку, обнимал, прижимал к груди и говорил тихо, но настойчиво:

- Все пройдет! Все устроится, Гарри! Пойдем, пожалуйста, отсюда.

- Ты прав, Драко! - горько вздыхал Поттер, гладил его по голове и добавлял: - Будет и на нашей улице праздник!

Он уходил из гостиной, становился обычным подростком, беззаботным и даже веселым. Некоторое время Гарри занимался устройством быта и не приходил в гостиную, а затем все повторялось вновь.

* * *

Малфой-старший долго прощался с хозяйкой, когда они покидали ее дом.

- Мэри, я бывал здесь не слишком часто и, надеюсь, больше не вернусь. Но жизнь полна сюрпризов. К сожалению или к счастью, я понял это только здесь. Вы помогали мне так бескорыстно. Спасибо вам!

Сказав это, Люциус удивился, насколько он изменился с того времени, как приобретал эту маленькую квартирку. Азкабан, побег и жизнь с Поттером, как со своим сыном, изменила характер и взгляды Малфоя. Однако он все еще оставался самим собой.

Он не перестал быть хитрым и изворотливым, не потерял любви к чистокровным. Но он больше не презирал маглов, встречая в них участие к себе, несчастному, обездоленному. Нет, Люциус не полюбил Гермиону Грейнджер, маглорожденную волшебницу, но, слушая о ней рассказы Гарри, научился уважать.

Он теперь не презирал Артура Уизли, который наплодил кучу нищих отпрысков, и даже понимал его. Артуром двигала какая-то странная любовь к детям и презрение к деньгам. Люциус не мог согласиться с этим стремлением к нищете за счет честности, хотя осознавал, что нищее, но дружное семейство Уизли счастливо по-своему. И он примирился с этим и был готов принимать их в своем доме, если такое когда-либо случится.

Но больше всего Малфоя радовал темноволосый подросток, под знамена которого он встал из-за мести Темному Лорду и из-за страха за сына. Его открытость, доброта и даже детская наивность, что не успела выветриться, трогали сердце Люциуса. Отношения между Гарри и Драко, не ставшие пока ни дружбой, ни любовью, но превратившиеся в какую-то навязчивую необходимость для обоих, в теплую привязанность друг к другу, пугали и радовали мужчину. Он все более тепло относился к Гарри Поттеру и получал от него отдачу. Это тоже немного смущало, немного радовало Люциуса.

Теперь он не мог сказать с полной уверенностью ни о себе, ни о Гарри, что страдания и гибель кого-то из них не затронет другого. Но… Люциус не стал бы сворачивать со своего пути, даже полюбив Гарри как сына, всем сердцем. Его по-прежнему, а может, и еще сильней сжигала ненависть к Темному Лорду и жажда мести этому монстру за гибель Нарциссы, за свое собственное потерянное благополучие и за неясное будущее своих детей и их потомства.