тем самым местом, где Река Теней с наибольшей силой впадает в Ансиндру. Смесь теней и воды здесь очень тонкая. Если мы не утонем в эти первые минуты, у нас может появиться надежда на оставшуюся часть путешествия.
Они задели бок башни в том месте, где она выдавалась в поток. «Мы тонем!» — закричала Энсил. И это было правдой: плот внезапно опустился очень низко, рябь и волны набегали на каркас.
— Рассредоточиться! Лечь плашмя! — прошипел Рамачни, и они поспешили повиноваться. Плот раскачивался — то один борт, то другой исчезал под поверхностью. Таша лежала на животе, наполовину погрузившись в воду, и смотрела, как река плещется вокруг грубого хирургического шрама в середине плота. Она молилась, рефлекторно. Вода была черной и леденящей. Они ударились о стену башни, закружились, как лист, а затем устремились в более быстрое течение.
Теперь уже никто не смеялся. У Таши кружилась голова, и ей было холодно. Она чувствовала под собой пугающую пустоту, как будто там ее ждала бесконечная черная пещера, лишенная света и ревущая от ветра; и эта речная гладь, нежная, как мыльный пузырь, была единственным, что удерживало их над утробой пещеры.
Они опустились еще ниже, цепляясь за раму и друг за друга. Плот почти полностью погрузился в воду; дыра была похожа на пару запечатанных губ всего в нескольких дюймах над водой. Беспомощная, Таша наблюдала, как первая волна воды захлестнула его. Раздались клятвы. Последовал второй всплеск. Вокруг раны забурлил воздух.
А потом — слава Благословенному Древу! — это прекратилось. Плот держался устойчиво, и — показалось ли ей это? — даже начал подниматься. Таша взглянула на Рамачни, гадая, произнес ли он все-таки заклинание. Они поднялись выше и набрали скорость.
— Мы его прошли, да? — спросил Пазел.
— Да, самое худшее позади, — сказал Рамачни. — Какое-то мгновение под нами лежала почти чистая тень. Именно там Рой Ночи ворвался в Алифрос, когда наш враг призвал его вчера. Чем дальше мы удаляемся от этого места, тем тоньше тьма под нами — но не обманывайтесь. Ансиндра будет продолжать смешиваться с Рекой Теней на протяжении сотен миль. Мы должны постараться не плавать в реке — и никогда, никогда не нырять.
Теперь они были далеко от берега. Таша оглянулась, но не смогла увидеть лагерь, место, где они пролили кровь и одержали победу, где она убила мага, но смогла не стать им сама, где Рамачни наконец-то рассказал ей правду о ее рождении. Странную правду, ужасную правду. Она считала себя ребенком Эритусмы; теперь она знала, что была великой волшебницей, у них была одна общая душа: душа Эритусмы. Волшебница зажгла жизнь в стерильном чреве матери Таши, но не по доброте душевной. Ей нужно было укрытие, так как ее враги приближались. Она замуровала свои воспоминания и магию за стеной в глубине сознания нерожденного ребенка. Вне досягаемости для всех, даже для самой девушки. Семнадцать лет Таша жила в неведении об этой стене и силе, стоящей за ней.
И теперь она должна дать этой силе выйти наружу. Рамачни сказал Пазелу, что иначе они не смогут победить. На самом деле Рамачни верил, что его госпожа уже вернулась, после того как Таша обезглавила Аруниса. Но нет: Аруниса убила Таша, а не Эритусма. Голова Аруниса сказала правду: Эритусма не могла вернуться. Волшебница, возможно, и разобрала свою собственную стену, но молодая девушка построила другую. Никто не знал, как и почему, и меньше всего сама Таша. Она только знала, что и эта стена должна быть сломана.
— Течение быстрое, — сказал Герцил. — Очень скоро нам снова придется встретиться лицом к лицу с тьмой.
Таша посмотрела вперед, где огромные деревья изгибались дугой над рекой, их густые листья сливались воедино, перекрывая весь свет. Она почувствовала руку Пазела на своей и крепко сжала ее, поймала его взгляд, увидела в нем любовь и поразилась. Как он поддерживал ее. То, как он это делал, не говоря ни слова.
— А теперь послушайте, потому что у меня есть своего рода решение, — сказал Рамачни. — В этом лесу есть особый свет, создаваемый самими растениями и грибами. Ваши глаза не могут его воспринять, но мои могут. Я могу поделиться своим видением — но не более чем с двумя из вас одновременно. Мы должны защищать плот по трое за раз. Идите сюда, Таша и Нипс; вы будете первыми.
— Почему мальчик? — спросил Кайер Виспек. — У него храброе сердце, но он новичок в воинском искусстве.
— Доверяй его выбору, Кайер, — сказал Герцил.
Таша и Нипс подобрались поближе к Рамачни.
— Закройте глаза и прикройте их ладонями, — сказал он.
Таша повиновалась. Мгновение спустя Нипс взвизгнул от боли.
— Держи руки на месте, Ниепарваси Ундрабаст! — рявкнул Рамачни. — Не двигайся, пока я не скажу!
Таша была потрясена; Рамачни никогда раньше ни на кого не кричал. Его лапа коснулась ее подбородка, задержалась там на мгновение и убралась. Таша ждала.
— Я ничего не чувствую, — наконец сказала она.
— Это потому, что ты слушаешь совет тех, кто знает лучше, — сказал Рамачни. — Лунджа, подойди ближе. Если дневной свет еще не выжег глаза этому мошеннику, ты должна одолжить ему свой меч.
Они снова были в лесу: Таша чувствовала его горячее, влажное дыхание на своей коже. Шум реки нарастал, как будто отдавался эхом в пещере.
— Держите глаза закрытыми, — сказал Рамачни, — пока мы не свернем за первый поворот и поляна не скроется из виду. Осталось недолго...
Такая жара! Таше уже хотелось плеснуть себе в лицо водой. Но когда, наконец, маг велел им открыть глаза, она забыла обо всем, кроме послания своих глаз.
Фиолетовое сияние, калейдоскоп тающих образов и оттенков, затопило ее зрение. Она вытянула руки и не могла их видеть. Она моргнула, и сияние переместилось. Медленно калейдоскоп начал успокаиваться, цвета становились резче и разделялись. Ее руки, два мерцающих огонька. Вот и плот, вращающийся пруд нефрита, и на нем ее друзья, похожие на пылающих духов. И лес, Айя Рин! Бесконечные, необъятные колонны из древесных стволов, поддерживающие далекую крышу из соединенных листьев, в которых прожилки горели, как раскаленные проволоки, а режущие глаз цвета вспыхивали, как червеобразные молнии, и исчезали.
Буйство грибов, росших по берегам, ошеломило ее: они в таком изобилии меняли цвет и форму, что ей пришлось отвести взгляд. Сама река превратилась в