— Хорошо тебя приложило… Но так и должно было быть.
— Должно было?
Мой напарник кивает:
— Первый раз всегда такой.
— Тогда скажу только одно: второго не будет.
Ладони Герто хлопают друг о друга. Три раза. Тихо, но четко.
— Я знал, что ты так скажешь. Знал со дня нашего знакомства.
Эль начинает шуметь в голове. Сначала где-то над бровями, потом перебирается чуть дальше, к вискам.
— Знал?
— Таких, как ты и я, много. Больше, чем кажется. И намного больше, чем думают власти.
Последние слова Герто произносит с нарастающим нажимом, но это в другое время показалось бы мне настораживающим, а сейчас всего лишь вынуждает задать следующий вопрос:
— А какие мы?
— Мы — люди.
Звучит почти угрожающе. Пожалуй, столько чувства в речах своего напарника по вылазкам в стан «вдохов» я еще никогда не замечал. Но не могу не согласиться:
— Да, мы — люди.
Для себя эту истину я вывел уже довольно давно. А вот последнюю точку поставил только вчера. Наверное, слишком поздно.
— И люди должны позаботиться о том, чтобы оставаться людьми.
Что ж, и тут могу только утвердительно кивнуть.
— Тебе кое-что нужно узнать. — Он поднимается из-за стола и зовет за собой, к двери в глубине зала.
Не самое лучшее время для прогулок, потому что ноги, то ли натруженные быстрым и продолжительным шагом, то ли потерявшие устойчивость из-за пары глотков эля, держат меня хуже, чем обычно. Но Герто словно не замечает моей неуверенности, а я слишком привык следовать за ним. Куда угодно.
За дверью начинается петляющий коридор, освещенный редкими лампами, по которому мы идем, как мне кажется, далеко-далеко, а на самом деле всего лишь спускаемся вниз, в подвал под трактиром. Воздух становится необычно густым и терпким для каменного подземелья, но через минуту я вижу источник странного аромата.
Просторная комната с низким сводчатым потолком. Земляной пол, надежно гасящий звуки шагов. У дальней стены, примерно посередине, громоздится что-то, на первый взгляд бесформенное. Только когда подходишь ближе, начинаешь различать черты, принадлежащие изваянию. Древнему, потрепанному, изображающему старика, сложившего перед собой руки так, как будто ладони покоятся на чем-то круглом. Например, на шаре, которого нет и в помине. А вокруг чадят тонкими струйками сизого дыма десятки масляных ламп.
— Что это такое?
Вопрос слегка запаздывает. Надо было задавать его сразу, с порога. Неужели эль оказался настолько крепок? Или это я совсем упал духом?
— Святилище.
Пробую пошутить:
— А почему тогда света мало?
Герто оставляет мою реплику без внимания, подходит к статуе и исполняет что-то вроде церемониального поклона. Потом поворачивается ко мне:
— Ты не можешь помнить. Твои родители тоже не помнили того, что раньше, много веков назад, знал наизусть с малолетства каждый ребенок.
— И чего же я не помню?
Самое время присесть и подремать, только скамеек или чего-то подобного поблизости нет.
— Когда-то наш мир жил иначе. Его магия была доступна всем. Но люди не желали брать из сокровищницы сил только необходимое количество, черпали все больше и больше и однажды обрели такое могущество, что вознамерились поспорить с самим Творцом…
С этим стариком, что ли?
— Дети восстали против отца и поплатились за это. Всеединый отобрал у своих чад способность творить чудеса, спрятал ее за гранью мира и скрепил врата проклятием, лишающим каждого, кто дерзнет вновь прикоснуться к магии, его человеческой сути.
А Герто-то, оказывается, не в себе. Вот почему он всегда так спокоен и благостен.
— Но потом Всеединый отошел в сторону, предоставляя людям самим вершить свою судьбу и судьбу мира. Прошли годы, проклятие забылось. Оно больше неспособно кого-либо напугать. А врата не перестают открываться. Снова и снова. Ведь власть над силами природы слишком манящий дар.
Для глупцов, не ценящих себя такими, каковы они есть? Может быть. Но для разумных людей…
— Их нужно остановить, — заканчивает свою торжественную речь Герто. Заканчивает с незнакомым и непривычным мне жаром.
— Как?
— Показать, что, покидая мир, они лишаются права на возвращение. Показать, что возвращаться им будет некуда.
Медленно повторяю его слова в своем сознании. Вслушиваюсь в звучащее эхо. Мозги ворочаются со скрипом, но страшная суть происходящего все же открывает мне свое лицо. Безмятежно-фанатичное, юное и прекрасное в своем незамутненном воодушевлении.
— Хочешь сказать…
— Они будут хорошо гореть. Проверено.
Хочется тряхнуть головой и очнуться от затянувшегося кошмара, но я знаю, что все происходящее — не сон. К сожалению. К искреннему ужасу.
— Мы станем первыми. Примером для всех остальных. Тех, кто медлит. А когда все тела восставших против Всеединого обратятся в прах, отец явит своим детям прежнюю милость.
А ведь он в это верит. Даже придумал себе бога. Всем ведь известно, что богов нет. Никто не управляет нашей жизнью, кроме нас самих. Ну и кроме императора, конечно. Хотя с приказами последнего как раз можно поспорить. И если я на самом деле собираюсь так поступить, начинать нужно поскорее. Чтобы успеть.
— Наши ряды ждут тебя.
Герто протягивает мне руку. Твердую, тонкую, но сейчас почему-то похожую больше на лапу хищного зверя, нежели на часть человеческого тела.
— Ты достоин занять…
— Именем империи!
Земляные полы позволяют им подобраться незамеченными. Позволяют ворваться в святилище быстрее, чем можно подумать о побеге.
Мундиры Крыла искупления, черные как ночь, кажется, полностью вбирают в себя свет от горящих ламп. Только благодаря белому канту видно, как дюжие фигуры движутся по комнате, подбираясь ко мне и Герто. А под руками, как назло, нет оружия.
Да и хорошо, что нет. С какой стати я буду убивать тех, кто служит императору, тех, среди кого и мне вполне могло бы найтись местечко?
Вот только они думают иначе.
А делают еще хуже…
* * *
Наверное, вода холодная. Может быть, даже ледяная. Все равно, когда она кулаком ударяет мне в лицо, разлетается брызгами и стекает по оголенному телу, облегчения не чувствуется. Вообще ничего не чувствуется, кроме ноющей боли в затекших от напряжения мышцах.
Факелы под потолком справа и слева сильно чадят, но их горьковатый дым словно способствует прояснению сознания, прогоняя взашей сладкий аромат святилища, пропитавший меня насквозь, и я наконец начинаю понимать. Немногое, но достаточное, чтобы заключить: лучше было бы оставаться в неведении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});