Читать интересную книгу "Белая колбаса любви - Янина Олеговна Береснева"

Может, съела чего вчерашнего?

Я ходко потрусила вниз по лестнице и, прислушавшись, постучала в дверь туалета.

— Оставь меня, Соня, — простонала Пелагея. — Видно, смерть моя пришла.

— Пелагея, от поноса еще никто не умирал. Не дури, я дам тебе таблетку, и все пройдет.

Но на душе было неспокойно, и я поспешила вызвать своего лечащего врача. Время до обеда пролетело незаметно. Пелагея не покидала туалет, откуда временами доносились всхлипы и стенания. Прибывший с улицы Иваныч сообщил, что у Моти тоже начался понос, причем, по его выражению, «свистало, как из ведра». Услышав про ведро, Пелагея опять протяжно застонала, а я принялась опять названивать врачу: масштаб трагедии впечатлял.

Подоспевший эскулап произвел осмотр Пелагеи, хотя извлечь ее из туалета было затруднительно. Завернувшись в невесть откуда взявшуюся там штору, она засела в углу и покидать его категорически отказывалась.

Выманив жертву поноса на рулон туалетной бумаги, которая в туалете закончилась, я предала ее в руки медицины. Не найдя в ней никаких других признаков, кроме расстройства желудка, врач развел руками:

— Может, что-то съела. Вот и собачка ваша тоже того… Вспомните, что они обе могли съесть? А вообще, по симптомам похоже на слабительное. Может по ошибке выпила?

Тут моему мысленному взору предстала коробка конфет, и я охнула. Доктор расценил это по-своему:

— Да не волнуйтесь вы так. Теще моей недавно ученики в чай подлили, она в школе работает. Ну и… Та тоже из туалета не вылазила, хотели в больницу везти, а пакостники эти потом с повинной пришли. Так что подруга ваша жить будет, но вот эти препараты пускай пропьет, — тут доктор торопливо выписал рецепт и добавил:

— И собаке можете дать, для верности.

Проводив его до ворот и отправив Иваныча в аптеку, я вернулась в дом и через дверь туалета сообщила о своих подозрениях Пелагее. Она отреагировала неожиданно бурно:

— Это Толик! Это он взял и конфеты напичкал! Знал же, что я сладкое не пропущу… Вот же сволочь, а все почему?

— Почему?

— Потому что я ему в лицо говорю: ты уголовник. А кто же еще? Ты видала, как он чифир пьет? Перед нами корчит из себя культурного: кофий, кофий. А втихаря по полпачки чая в чашку насыплет и гадость эту хлещет. Скоро он нам шахматы из хлеба слепит, вот увидишь!

— Конфеты и кто-то другой мог съесть, — посуровела я, решив устроить Толику взбучку, но тут же одернула себя:

— С чего ты взяла, что это он?

— А и правда… Так, может, это шантажист этот? Проник в комнату, сделал черное дело, надеялся, что ты конфеты съешь — и на тот свет…

— От поноса на тот свет? — с сомнением начала я, но тут Пелагея вновь устремилась к туалету, а я мысленно порадовалась, что блюду фигуру и на конфеты не позарилась.

Выпив привезенных садовником порошков, Пелагея пошла отлеживаться. Мы с Иванычем и Валентиной, прибывшей с рынка, пообедали, после чего они попрощались со мной и поехали на вокзал. Я же снова отправилась в свою комнату.

Как ни странно, на меня нашло вдохновение, и я даже заменила в одном абзаце выражение «быстрый как ветер» как «быстрый как понос». Потому что сегодня доподлинно поняла: понос все-таки быстрее.

Я думала, что Пелагея спит, утомленная борьбой со стихией под названием расстройство желудка. Как оказалось, от истины я была далека. Пелагея уже отошла и вовсю шныряла по дому и двору, собирая информацию. За ней, капая слюной на паркет, весело трусила оклемавшаяся после порошков подруга по несчастью Мотя. В кабинете Бориса Пелагея зачем-то позаимствовала лупу, поэтому в комнате Алексея с Толиком они с моей собакой провели форменный обыск.

— Слабительное не нашла, зато у Толика в сумке лекарство от простатита. Так ему и надо! Хочу тебе доложить, что в паспортах у этих жуликов московская прописка. Никакой провинцией и не пахнет, — доложила она, усаживаясь в кресло.

— Это мы и так выяснили. А что еще ты увидела в паспорте?

Мне хотелось узнать семейное положение гостей. В частности, конечно, Алексея. Но признаться себе в этом я не могла, оттого и не спрашивала прямо.

— А больше ничего, визы-шмизы. По всему видно, что мотаются туда-сюда. Особенно Толик. Может, и правда водитель. Дальнобойщик? А что? Зарабатывают они хорошо, хотя… Все говорят, там на дороге полно прошмандовок, а я это не одобряю!

— Может, Толик женат? И с чего это ты им вдруг заинтересовалась? Сама говорила: он бандюга и гад, слабительное тебе подсыпал. Опять же, мясо плохо маринует, да и простатит у него.

— Оно, конечно, так и есть, только без мужика нынче сложно. Нам бы в нашем деле мужик не помешал. Да и вряд ли это он со слабительным, как-то это все по-дурацки, да? Может, кто другой? — с надеждой воззрилась она на меня.

— Ты определись: то они нам враги, то ты их в союзники хочешь.

— Знать бы, за кого они…

Я горестно вздохнула, потому что знать, кто за кого, хотелось бы и мне. Но кто же нам, горемыкам, правду скажет? Немного подумав, я опять уселась за рукопись.

Через час приехал Петька, был он вроде как в духе, что-то насвистывал и даже привез бутылку вина. Наверное, что-то выиграл в казино. Он отужинал в одиночестве, после чего отправился в баню, которую всегда посещал, будучи у меня в гостях.

Ближе к девяти часам я стала беспокоиться, потому что Алексея с Толиком до сих пор дома не было. Петька все еще пребывал в бане, обычно это занимало у него пару-тройку часов. Баню он любил, тем более, в комнате отдыха был телевизор, маленький бассейн, мини-бар, диваны и все радости жизни. Словом, баня была устроена с размахом, потому что Борис ее тоже уважал.

На сегодня я закончила работу, потянулась и подошла к окну. Надо сказать, окна в моей комнате выходили в сад. Баня весело светилась всеми окнами, в целом же участок тонул в вечерней густой темноте. На фоне сине-фиолетового неба покачивались верхушки деревьев: лес, такой таинственный и пугающий в темноте, начинался сразу же за